Майор выбил трубку, вздохнул и, поднявшись по ступенькам, вошел в тепло дома. Чуть не на пороге встретили его взгляды офицеров. Вызов в штаб дивизии поздно вечером невольно настораживал, а в гарнизоне тайн не существует. Про гонцов от высокого начальства, сидящего в Новом Амстердаме, уже все в курсе.

— Господа, — сказал майор, — положение наше… — Тут прозвучало несколько грубейших фраз. — Имеются абсолютно достоверные сведения о скором прибытии английской эскадры к американским берегам. Британцы стремятся любыми способами ослабить мощь республиканской Франции, и флот у них сильнее. Федералы наверняка начнут требовать полной блокады побережья и бухты Нового Амстердама.

Кроме всего прочего, а это понимали все присутствующие, считая последнего прапорщика, перевозки из Франции или с той же Кубы отныне малореальны. Денег тоже не добавится. Припасы теперь требовалось брать в колониях, практически бесплатно. Если прежде перед федералами имелось преимущество в наличии оплаты за товары, тем более что немалая часть доставлялась из-за моря, то теперь оно испарилось.

Это не добавит любви к пришельцам, поскольку реквизиции и связанные с ними насилия никому не по душе. Достаточно скоро и в Батавии придется отбирать продукты с боем. Покорность прибрежных районов объяснялась скорее их корыстолюбием и развитым инстинктом самосохранения. Французский флот практически беспрепятственно мог высадить десант в любой точке. Другое дело, если вместо выбора — сжечь или отдать в обмен на золото и склоненные головы — теперь они получат конфискацию без разбора. Внезапное пробуждение патриотических чувств неминуемо.

— Достать там наших моряков, — продолжал майор, — защищенных отмелями и артиллерией фортов, основная часть из которых была построена еще американцами, нереально. Однако пользы в таком сидении ни малейшей. Посему адмирал Брюи на совещании с командующим, генералом Дюфуром, приняли решение отправить эскадру на Юг для нанесения максимального ущерба и отвлечения Континентальной армии от действий в нашем направлении.

— Мы уходим? — быстро спросил лейтенант Кернер.

Сообразительный мальчик, подумал с одобрением Жюинье.

— Нашему полку поручено двигаться в арьергарде. Тем не менее, — сказал он с нажимом, — подъем не как обычно в семь утра, а в шесть. Лично проведу смотр без малейших послаблений при упущениях. Никто из солдат не покидает строя во время движения. Вдали от населенных пунктов даже при абсолютной надобности — в сопровождении капрала. Плюс каждый батальон выделяет сержанта, двух капралов и семнадцать рядовых под командованием решительных лейтенантов. Группа следует за полком и прочесывает все дома, заросли, огороженные места, мимо которых будем проходить. Никаких отставших! Если потребуется, сажайте на телеги. Рота, потерявшая своих товарищей, будет подвергнута строгому наказанию, как и возглавляющий ее офицер.

Он проверил, насколько впечатляюще прозвучало. Кажется, добился абсолютного внимания. Такие строгости обычно внедрялись при отступлении, но в основном рассчитаны на ловлю дезертиров. В какой-то мере так и есть. По некоторым сведениям, четверть немецких наемников из пленных и даже оставшихся на свободе перешли на сторону американцев, соблазненные обещанием земли. Эймс не обманул, и каждый получил на Западе хороший участок. Там были и офицеры, что особенно поразительно. Кое-кто из них не смог отказаться от привычного образа жизни и тренировал федеральных новобранцев. А это уже не шутки.

С германскими наемниками он имел прежде дело и видел их твердость в бою. Нанимателя они не предавали, по крайней мере, пока оплата шла стабильно. И столь массовое дезертирство неприятно пахло. Зачем сражаться, рискуя получить раны или погибнуть, когда и так легко получить мечту. В Европе о наделе в сто шестьдесят акров бесплатно никто и мечтать не мог. Даже во Франции после революции. А им раздавали в два раза больше, а иногда и свыше.

От перешедших на сторону федералов не требовали воевать с прежними товарищами, что заметно успокаивало совесть. А прокламации подбрасывали тысячами, и бороться с соответствующими разговорами крайне тяжело. Тем более что, в отличие от немцев, с языком проблемы не существует и с местными тесно общаются, слушая иной раз не предназначенное для ушей нижних чинов.

— Командиры рот и батальонов держатся на флангах своих подразделений, постоянно проезжая вдоль них от головы к хвосту и строго наблюдая за тем, что происходит на марше.

Он сделал паузу.

— Если кому-то некто дорог, устройте в обозе, — сказал, поколебавшись. — Или пусть свои телеги с лошадьми используют, что безусловно удобнее и в будущем, когда мы встанем. Не знаю как федералы, но местные «патриоты» обязательно отыграются на помогавших нам. Насильно никого не заставлять, желающим идти вместе с нами оказывать максимально посильную помощь и не обижать. Вы меня поняли.

— Лучше бы мы высадились на Кубе или Гаити, — в сердцах заявил капитан Ожеро. — Раз уж воюем с Испанией, нам американцы не помеха. А богатств там не меньше, если не больше. Одни сахарные плантации чего стоят!

— Если вернемся, выскажешь от нашего общего имени Директории, — хмыкнул майор. Он подозревал, что после окончательной победы на Пиренейском полуострове острова сами попадут в карманы Парижа. А вот здешние явно налаживали связи с Британией, и с каждым годом они укреплялись. В любом случае не сейчас и не им думать о стратегии. Наверняка в хвост отступающим вцепятся целой сворой, а они пойдут в арьергарде.

Я предпочитаю действовать «от обороны» на хорошо укрепленных позициях, заставляя противника идти вперед под свинцовым ливнем. Иногда приходится поступать наперекор привычной схеме. Куда деваться, если франки вместо очередного кровавого штурма форта под картечью норовят удрать без сообщения. Не сидеть же на месте в ожидании, пока очнутся и вновь перейдут в наступление. Напротив, по всем законам военной тактики и стратегии бить в спину отступающих полезно и выгодно.

Получив известия об уходе стоящих на другом берегу реки «синих», моментально начали переправу в нескольких местах, занимая оставленные гарнизонами города и поселки. Республиканцы удирали с такой скоростью, что мы обнаружили тридцать тяжелых орудий, а нередко на дороге встречались мушкеты, военные фуры, порох, инструменты, продукты, багаж и многое другое. Стоило отвалиться колесу или лошади захромать, как их бросали вместе с грузом.

В оставленных гарнизонами городках обнаружились в немалом количестве мешки с сахаром и солью, бочки с мукой, полотна, шерстяные ткани. Часть из них побросали в реку, а перед уходом многие солдаты ходили по домам и тащили любые попавшиеся на глаза ценности. С их точки зрения, раз уж остаются люди, выходит, вражеские лазутчики, и забрать в качестве трофеев добро — совершено нормально. Пусть скажут спасибо — не расстреляли. В результате даже пытавшиеся остаться посредине, никого не поддерживая, резко изменили прежнюю позицию, оказывая нам помощь и вступая в ряды.

На совещании в штабе большинство склонялось к мысли построить франкам «золотой» мост, лишь бы убрались. Я все же настоял на более активных действиях. Слишком серьезные силы под рукой у командующего экспедиционного корпуса Дюфура, и усилить его еще пятнадцатью тысячами — не лучшая идея. Французская эскадра по-прежнему контролирует побережье. От ее последних действий пострадали не только прибрежные города, но и территории внутри страны. Время от времени высаживались десанты и на юге, а сделать я ничего не мог. Даже Акиндек был обстрелян артиллерией с кораблей и на треть выгорел. Правда, войти в порт под жерлами тяжелой артиллерии фортов они не рискнули, как и организовать наступление по суше.

Зато я получил очередное недовольство во множествах сообщений и неприятные разговоры за спиной. Жители Альбиона были убеждены в своем огромном вкладе в общее дело (так и есть), недовольны потерями рекрутов и отсутствием достижений. Так мог иссякнуть основной источник пополнений после потери Батавии. Людям требовалось нечто более зримое и достаточно весомое, чем бесконечные маневры перед носом франков. Что именно из-за этих действий они и не смогли пройти на юг, находясь под постоянной угрозой и не получив возможность расправиться с Континентальной армией вдалеке от войны, мало кого трогало. А вот собственные сгоревшие дома крайне волновали.