— Я бы хотел уточнить…

Ну точно образованный. Эк выражается.

— Да?

— Насчет государства. Объединенные Королевства — это что?

— Ты же, милок, из грядущего, нешто не в курсе?

— Без всяких шуток. Я помню Великобританию в составе Англии, Шотландии и Ирландии. Ну еще Уэльс с разными другими провинциями. Два острова целиком. А здесь что, Франция завоевала?

Ежели врун, то оригинальный. Хотя… теперь пророчества с него не стребуешь. У нас все не так, и вся недолга! Тупой, да умный. Правильно сообразил.

— Война была, да. Лет пятьсот назад. Только никто никогда не захватывал. Это называется Великий Компромисс, хотя на самом деле, раз знать в королевстве английском общается на франкском языке, выходит, они и победили. Французы.

— Я не понял.

— После Азенкура, — пояснил я, тяжко вздыхая, — дочь франкского короля вышла за сына английского. Их наследник объединил королевства. Это в любой церкви тебе скажут. Давно всем обрыдло слушать молебны.

— А дофин и Жанна д’Арк?

— Не знаю никакой Жанны, кроме соседской старухи. И дофина не знаю. Франкский король был вроде тебя, абсолютный псих. Мальчики у него помирали, но сколько их было, не скажу. Я тебе монах, что ли, летописи учить? Про дочь все знают. От них династия пошла. Плантагенеты.

Он смотрел остекленелым взором. Вот уж непонятно, чего такого странного. Может, все же ненормальный?

— И что входит в Объединенные Королевства? — спросил он слабым голосом через минуту.

— Франция, Англия, Шотландия, Бургундия, Фландрия, Ломбардия, острова какие-то, колонии в Северной Америке.

— А почему не вся Европа? — тупо спрашивает.

— Так у Габсбургов тоже империя, — ответил я терпеливо. — Вечно с ними воюем. А на Балканах османы.

Посмотрел на его мучения, и захотелось врезать. Что и исполнил со всей дури ногой в зад. Он такого явно не ожидал и аж улетел в грязь.

— За что? — вскричал плаксивым тоном.

— Ты, урод, решил, я вечно за тебя работать стану? Ну ладно, запрячь коня не способен, про упряжь в первый раз слышишь, у вас эти… антамобили. Сами бегают, токмо кнопочку нажми. Но ты же, паскуда, и коровы боишься. Даже навоз доверить вынести нельзя!

У Сорелей, между прочим, хозяйство отнюдь не маленькое: две лошади, четыре коровы, две нетели, четверо телят, одиннадцать овец, восемь ягнят, четыре свиньи, двенадцать поросят, утки, куры, гуси. Надо сказать, на кормежку уходит много зерна, но везти его на продажу частенько невыгодно. Поэтому и используется таким образом, а фермеры держат птичники и регулярно лакомятся яичницей. В Старом Свете ее наличие — признак немалой зажиточности.

Но пока что всю эту скотину надо кормить, поить, убирать за ней, готовить заранее не только корма, но и силос. Каждый год больше половины свежей, не сухой, травы хороним в специальных ямах без доступа воздуха. Ближе к весне открываешь, а зелень пусть потемнелая, комканая, да скотина ее принимает за милую душу. По три воза заготовили нынче на каждую животину.

Да и навоз на поля возим. У Жака какая-то хитрая система. Клевер с люцерной сажать — это знакомо и не ново. Но здешние завели четырехполье. Пар, озимая рожь, картофель, овес. На следующий год пар, озимая рожь, картофель (половину поля) плюс бобовые (тоже половину) и овес. Уж голодными точно не останемся, но таких урожаев картофеля я в Англии не видел вообще. Только стараться надо.

Зимы здесь, к счастью, недлинные, мягкие и снежные, а лето продолжительное и жаркое. Хотя по-разному бывает, но это уж как бог пошлет. Главное — стараться.

— Она бодается, — голосом маленькой обиженной девочки сообщил великий финансовый директор.

Теперь он полетел прямо в навозную жижу уже не от пенделя, а от кулака.

— За что? — сидя спросил изумленно.

— Чтобы разницу уяснил. Ее можно в ответ треснуть, чтобы усвоила, кто тут с головой. А меня лучше не пробовать. Да и остальных. Порка мелочью покажется, ежели на кого из хозяев руку поднимешь.

Он передернулся. Прежний Глэн был ленив и скользок, но я с такими типами встречался и догадывался, чего от него ждать. Но этот… Беспомощный абсолютно. Хуже любого аристократа. То ему запахи не те, то лопата мозоль натирает. И все время за ним доделывай-переделывай да прикрывай. Надоел. Скоро сам удавлю, чтобы судьи не мучились.

— Вставай, — сказал тоном ниже. — Очень не советую нюни пускать на глазах остальных. Смеяться — это ерунда. Начнут ноги о тебя вытирать и бить смертным боем, пока не сдохнешь. За тебя заплатили живым серебром и пропасть ему не дадут. Да и я тебя, прыща заморского, учу не от хорошей жизни. Здесь никто не сидит просто так и не мечтает. Это ферма, и все работают с рассвета и до заката. Иной раз и в темноте, чтобы не только с голоду не сдохнуть, но и на продажу что-то иметь. У каждого свои обязанности, и если не станешь учиться, плохо кончишь. А у меня добавится проблем.

— Ты в моем мире тоже бы ничего не умел! — вскричал он возмущенно. — Даже чтобы простейшим механизмом управлять, требуется много знать.

— Полагаю, даже в столь замечательной стране кому-то приходится убирать навоз и подметать улицы. А также класть кирпичи и копать ямы. Уж я бы точно прокормился. Бери вилы, умник, и начинай осваивать здешний мир. Пока все не доделаешь, жрать не получишь. А Пеструшке, — сказал на прощанье, — можешь и кулаком. Животные поумнее некоторых людей будут и опаску моментально чуют. Враз наглеют.

Шагать по свежему воздуху и недавно выпавшему снежку было одно удовольствие. Тепло, красиво, отдыхаешь душой. В отличие от вечно страдающего Бэзила, я нисколько не мечтал проехаться в коляске. Напротив, сидеть в компании хозяйской семьи и слушать их разговоры — не самая большая радость. Тем более что они по воскресеньям имеют страстное желание склонить в свою веру. Зря, что ли, в церковь едем? Бесконечно делать тупой вид и упираться, ссылаясь на слова пастора-праведника из нашего прихода, тоже невозможно. Лучше уж отдельно, ножками.

Да мне несложно было бы сходить к методистам, ничего не отвалится. Просто таким образом имею маленько дополнительной свободы. Вышло случайно: когда повязали, спросили — какой веры придерживаешься. А я точно знал, в какую церковь захаживает тамошний судья. Думал, к своему мягче отнесется. Наверное, с его точки зрения, так и было. Но в бумаге записали — и остался приверженцем основного религиозного течения в наших далеких краях. Большинство здешних как раз удрали от тамошней церковной власти, и еще и потому ко мне настороженно относятся.

Да плевать. Вот Глэн, к примеру, вообще католик. В Де-Труа таких едва десяток, и свой кюре пока не завелся. Жизни в наших Соединенных Королевствах вероисповедание не то чтобы не мешает, но лет полтораста действует эдикт о свободе отправления обрядов всеми видами христиан. Тем не менее местные тонкости завсегда присутствуют. Англия, Нормандия, Бретань, часть Фландрии в основном протестантские, а остальные католические. Потому многие здешние перебрались из таких районов к своим за окиян в прежние времена. А в церковь ходят частенько не молиться и слушать проповеди, а повидаться со знакомыми да посудачить о том о сем с людьми.

— Нет, — отозвался я в очередной раз на нытье Бэзила. — Ты точно псих.

— Но почему? — возопил тот.

Неужели действительно не понимает?

— Цеховые законы.

— И что?

— Каждый горожанин, — тяжко вздохнув от тупости собеседника, объяснил ему прописную истину в очередной раз, — состоит в цехе. Их множество, по числу профессий. Обычно нужно пройти четырехнедельный испытательный срок, после которого один из мастеров берет юношу на учебу, длящуюся четыре-пять лет, в зависимости от способностей и прилежания ученика. За него обязательно должны поручиться два члена цеха, готовые возместить ущерб, если юноша раньше срока бросит учебу. После окончания учебы ученик объявлялся свободным, но еще месяц служил у своего мастера. И только затем мог наняться к другому, но уже в качестве подмастерья. И в учениках, и в подмастерьях хозяева имеют полное право обращаться с парнем как с собакой.