Меня это до чёртиков пугало, интересовало. Затягивало. Запах его сигарет дурманил меня, но я бы ни за что не призналась бы себе в этом. Туманный взгляд заставлял дрожать.

Сегодня у меня от усталости сводило челюсти. Хотелось зевать, зевать, зевать. На завтра задали огроменный проект по информатике, который мы должны сделать с моим соседом по парте двоечником по парте. Я пытаюсь открыть дверь и не упасть - до этого у меня был ещё репетитор по математике, а он стоит сзади меня, отсчитывая секунды. Больших трудов мне удалось уговорить его пойти сделать этот чёртов проект ко мне. Как будто одной мне это нужно!

- У меня бокс в восемь, - недовольно бурчит он, нервно стуча ногой по ступеньке. Сегодня опять идёт снег, но у меня нет мечтательного настроения, чтобы с радостью наблюдать за ним. Я со злостью швыряю ключи на землю, разозлённая его словами. В животе начинает бурчать, я сегодня забыла поесть. - Ебать, ты чего такая злая?

Я закусываю губу, заставляя себя успокоиться. Я не могу накричать на него. Он ведь не виноват, что я ничего не успеваю. Я не такая. Не истеричка.

Ничего не отвечая, наклоняюсь за ключами, и тут мир покачивается у меня перед глазами. Земля вдруг становится ближе. Глаза закрываются, когда я делаю рваный вздох на руках испуганного Вордова.

Я только что чуть не упала от головокружения. Приехали.

- Блять, что с тобой, Селезнёва? - орёт побледневший Вордов. Я вырываюсь из его рук и открываю дверь.

- Давай без мата, пожалуйста, - тихо говорю я, вызывая лифт. - Если мама тебя услышит, будет плохо.

Вордов пожимает плечами. Меня почему-то тошнит, и в тишине ясно слышится бурчание моего живота. Парень сочувственно смотрит на меня, пока я пытаюсь успокоить дыхание. Хочется плакать от смертельной усталости. Я не сделала уроки. Ничего не сделала на завтра. Мама меня убьёт. Учителя будут недовольны.

Я уже хотела открыть дверь, как она сама распахивается. Из неё вылетает злобной фурией мама. Держит в руках телефон и, не обращая ни малейшего внимания на Вордова, орёт:

- Таисия! Мне только что звонила Татьяна Александровна. Она сказала, что тебя не было на занятии! Почему, объясни мне! Ты прогуляла? С этим? Скажи мне, чего тебе не хватает? Я тебе всё, и вот чем ты мне отвечаешь! Прогуливаешь уроки!

Я с ужасом раскрываю глаза. Я забыла. Забыла о занятии в музыкалке! Среди всей этой карусели в виде проектов, домашки и репетиторов. От отчаяния мне хочется содрать с себя кожу. Мама мне этого не простит. Она меня убьёт, боже.

Вордов стоит рядом, не зная, куда себя деть, пока мама на меня орёт.

- Мама, прости, я забыла, - тихо вклиниваюсь я, сдерживая слёзы. Маму, наверное, три этажа слышат. - Я с Васей хотела сделать проект на завтра, нам задали... Прости, пожалуйста, я не хотела...

Я слышу, как двери лифта разъезжаются, а обернувшись, вижу, как из него выходит сосед. Он с безразличным интересом смотрит на разворачивающую драму. Я с ужасом закрываю лицо руками. Какой позор. Меньше всего мне хочется, чтобы он видел сейчас всё это. Моё бессилие перед разбушевавшей мамой.

- Ах, проект? Какой проект, объясни мне? Будто я не знаю, чем вы занимаетесь в комнате, вон Светка твоя, с пятого... Я для чего за музыкалку плачу, чтобы ты прогуливала её ради проектов? Ты должна быть лучшей! С информатичкой я договорюсь, а из музыкалки тебя мигом выпрут! Ты не должна проиграть конкурс! - Тут мама замечает замершего соседа. Её глаза наполняются ещё большей злобой. - А вы, если вы ещё раз приведёте сюда своих наркоманов, я позвоню в полицию! Вы мешаете моей девочке заниматься!

Я сглатываю. Это последняя капля. Мне ужасно больно слышать от мамы эти слова. Будто бы она специально меня позорила. Перед глазами всё расплывается от слёз, и я не могу сдерживать их. Лишь отворачиваюсь, отчаянно всхлипывая. Вордов уже сбежал по лестнице. А мне не сбежать. Ни от мамы, ни от всей этой карусели. Она покричит, а мне потом снова делать уроки. Ходить в музыкалку, к репетиторам.

Я просто хочу отдыха. Просто хочу вдохнуть.

- Мне, знаете ли, тоже не очень приятно каждый вечер слышать треньканье пианино, - парирует сосед. Всё так же насмешливо и безразлично. От его голоса сердце стучит быстрее, хоть он и говорит о таких вещах.

Мне невыносимо находиться здесь и сейчас. Знать, что он слышал это всё. Он последний человек, который должен слышать это. Надежда совсем слабая и глупая, но она никак не хочет уходить. Надежда на то, что мы, возможно, будем общаться. Ну хоть чуть-чуть. Хоть когда-нибудь.

Но мама уничтожила эту надежду прямо сейчас.

- Пошли, Таисия, - шипит мама и тащит меня к двери, схватив за руку.

Я оборачиваюсь. Нечаянно. Неосознанно. Он смотрит прямо на меня, слегка улыбаясь в своей манере, и я не могу разгадать его взгляд. Он какой-то... внимательный, словно бы он видит меня насквозь. И забавляется всем этим.

- Спасение утопающих - дело рук самих утопающих, - почти поёт он, растягивая слова, отчего у меня в груди что-то трещит.

Я не успеваю спросить ничего, потому что мама практически заталкивает меня в квартиру, ограждая от него.

Соломинка

Я думаю над его словами в своей маленькой комнатёнке. Ищу скрытый смысл, хотя и так всё на ладони. Думаю над ними, закрываясь подушкой-бегемотом, лишь бы заглушить мамины полуночные рыдания. Сон ко мне не идёт уже три дня - все эти три дня, которые я пытаюсь разгадать загадку сфинкса. Несмотря на мамину ругань и усталость, я никак не могу уснуть. И чёрт бы всё это побрал, но я в какой-то яме, где только отчаяние. И мне нужно вылезти. Обязательно нужно.

Не успеваю отреагировать, когда мама, увидев свет ночника в моей комнате, входит в неё. Я уже готовлюсь к ругани, почти не боясь, но мама лишь присаживается на розовое, детское покрывало, устало прикрывает глаза, приглаживая растрёпанные волосы, и хрипло спрашивает:

- Почему ты не спишь?

Я вздыхаю, рассматривая её. Мама выглядит в моей коморке привычно. Раньше она часто бывала здесь, чтобы пожелать мне спокойной ночи. До тех пор, пока не появились эти «взрослые» проблемы и вечно пропадающий папа. Теперь мама сама не может уснуть. Но этого я ей, конечно же, не говорю. Лишь с сочувствием вглядываюсь в заплаканное лицо.

- Просто... не спится, - отвечаю я. Почему-то прячу глаза. Маму хочется обнять и пожалеть, до того беззащитно она выглядит в своей цветастой сорочке, комкающая моё одеяло в руках. Я к такому не привыкла. Мама всегда сильная. Строгая. Обычно она кричит, а не плачет или, более того, молчит. - Где папа?

Я только сейчас решаюсь спросить это. Спросить не так, как до этого. А по-настоящему. С намёком на честный ответ, которого я и хотела, и боялась до чёртиков. За всей этой круговертью я не чувствовала нехватку отца, но... всё же было неуютно. Как будто мы с мамой были одиноки вместе в нашей квартирке.

Сейчас была такая атмосфера, что тянуло на откровенности. Может, дело было в приглушённом свете, в ночи, или в чём-то другом, но... Факт оставался фактом. Мы обе не хотели ругаться.

- Я... - мамино лицо вдруг искривляется, и из глаз капают крупные слёзы. Она закрывает лицо жилистыми, уже не молодыми руками и дрожит. - Я не знаю.

Я растеряна. До этого я только слышала, но не видела, как она плачет. Секунду поколебавшись, я всё же обнимаю её. Прижимаю к себе, бормоча в её волосы что-то невразумительно-успокаивающее. Сейчас я ощущаю себя старше её. Той, кто должен позаботиться о ней. Даже родители иногда нуждаются в защите своих детей.

- Он ничего не говорит, - выдавливает мама между рыданиями мне в локоть. Я чувствую, как моя кожа становится влажной от её слёз. - Он даже не оправдывается, что это работа. Просто приходит и ложится на кровать лицом к стене, отворачивается от меня. Даже не ест ужин! Скажи мне, что я сделала не так? Это из-за того, что я слишком пытаюсь контролировать его жизнь? Я слишком давлю на него? Ответь мне, Таюш!