Демид открыл последнюю страницу. Даты не было.

«Завтра или послезавтра. Заприметил жирного дебила, он ходит на работу через парк. В руке у него неизменно дешевое пиво. О да, я знаю к нему подход… Ну что ж, пора прощаться. Надеюсь, тебя, дорогой дневник, отыщет какой-нибудь Потапыч и посмеется над непроглядной тупостью рода человеческого, посмеется и скажет: поделом… Аминь».

Демид швырнул дневник на пол. «Использовали!» – стучала в голове мысль. Его, Демида, использовали, как обезьяна использовала палку, чтобы достать бананы! Чередов. Он знал. Он все знал. Безумец! Послал его на верную гибель. И ради чего? Ради мести! Но сам-то, сам-то ведь тоже погибнет… и тут Демид вспомнил пистолет. И движения в окошке. И все встало на свои места. Ну конечно, разве может безумец придумать иной выход?

С палкой в руке Демид вышел из машины времени. Повозка находилась еще далеко, но рассмотреть, кто ее тащит и кто управляет, возможность появилась.

Не веря глазам, Демид несколько минут стоял и смотрел на гужевых людей покрытых шерстью и возницу… из семейства кошачьих.

– Боже… – сорвалось с пересохших губ. – Что же это?!

Рискар-Рра давно заметил странный предмет на дороге. Острое зрение позволило рассмотреть непонятную конструкцию кубической формы. Ничего подобного заводчик гужевых обезьян раньше не видел.

Когда повозка приблизилась, передняя стенка куба открылась, и на дорогу с палкой в руке выбралась обезьяна. Очень слабая особь мужского пола, без шерсти и в непонятном тряпье, словно стеснялась собственного тела.

– Цирковая, наверно, – промурлыкал Рискар-Рра.

«Вот жена-то обрадуется!» – подумал он и, развернувшись, достал из повозки лассо.

С моря дул лёгкий бриз. Доносил пьянящий запах открытой воды. Я выбросил из ямы очередную лопату земли и остановился немного передохнуть. Поясницу ломило. Бешено, словно сумасшедшее, колотилось в груди сердце. Дрожащей рукой потянулся и взял металлическую флягу. Открутил крышку и напился воды с лёгким привкусом водорослей.

Солнце спряталось за облачком. За спиной находился лес, где уже минут тридцать надо мной издевалась кукушка. Отсчитала мне столько лет, сколько люди в принципе не живут.

Хотя… люди и так не живут. Нет их больше. Я последний. А ещё моя дочь.

Взялся за лопату и воткнул её в податливую землю. Копалось легко. Будь я лет на сорок помоложе, успел бы вырыть четыре могилы. Но возраст… возраст…

Я не знаю, сколько мне лет. Для последнего человека на Земле это не имеет значения.

Когда всё случилось, мне было тридцать два, а моей Насте семь. Какой-то пьяный урод сел за руль и сбил её во дворе собственного дома. Ей потребовалась дорогостоящая операция и кровь, благо у меня с дочерью она была одной группы и одного резуса. Естественно, я стал донором. До сих пор помню, как Настенька умоляла не оставлять её, словно чувствовала, что не выйдет из-под наркоза.

И я пообещал, что никогда её не брошу.

Понятия не имею, откуда взялся вирус, за считанные месяцы уничтоживший население планеты. Каких только версий ни слышал: американские военные разработки, инопланетяне, решившие очистить планету, мутировавшая чума и ещё сотни других. Распространялся вирус по воздуху и имел сумасшедшую вирулентность. Ветер за несколько недель разнёс его по планете. Когда человечество осознало, с каким мощным врагом столкнулось, уже были заражены свыше девяноста девяти процентов населения, словно кто-то вышестоящий запустил программу «выключение человечества». После длительного инкубационного периода под мышками и в паху набухали огромные чёрные шишки, издававшие жуткое зловоние. Поднималась температура и начиналась рвота. Человек либо «сгорал», либо умирал от обезвоживания. Я не слышал, чтобы какие-либо из имевшихся лекарств помогли. Поговаривали, что если вскрыть чёрные наросты, то человеку удавалось прожить на несколько дней дольше. Правда это или нет – не знаю. Некому подтвердить или опровергнуть.

Мир моментально захлестнула анархия. Некоторые пытались спастись, прятались в правительственных бункерах, уплывали на необитаемые острова; другие занимались насилием и грабежом, ни в чём себе не отказывая; третьи с решимостью фанатиков искали лекарство. Всё оказалось тщетно. Погибли все. Правда те, кто искал лекарство, доставили мне немало хлопот.

Подозреваю, что в моей крови есть вирофаг. Потому что я единственный, кто не заразился. И этот вирус вируса передал дочери. Настенька заразилась, не выходя из комы. В то время, как остальные погибали, доченька продолжала жить, а потом зловонные чёрные наросты начали спадать и вскоре вовсе прошли. Она стала первым и единственным человеком, победившим смертоносную болезнь.

К тому моменту от человечества остались считанные крохи. Весть о чуде со скоростью молнии разнеслась по планете. Не успел я обрадоваться выздоровлению ребёнка, как нагрянули люди, решившие сделать из моей дочери лекарство. О чём-то с ними договариваться было бесполезно. Они ничего не слушали, действовали нагло и напористо – защищали свой вид, ставший на финишную черту вымирания. У меня был шанс спасти людей, но я… никто не может сказать, что смалодушничал. Никто не может меня ни в чём попрекнуть.

Для этих фанатиков моя доченька была всего лишь живым трупом, из которой они собирались извлечь для себя лекарство. Именно тогда я впервые осознал, что дал дочери обещание не оставлять её.

Я сумел забрать тело Настеньки и сбежать.

Долго бы у меня скрываться не получилось. Помогла пандемия, которая избавила от преследователей, вместе с тем вычеркнув из моей жизни и какую-либо помощь.

Я выкинул очередную лопату земли, остановился передохнуть. В глазах на несколько мгновений потемнело. Сердце тяжело и неравномерно колотилось в груди. Оно отработало свой век и хотело отдохнуть.

Много лет я колесил по планете с дочерью, находившейся в коме. Поначалу у меня не хватало знаний, как ухаживать за больным ребёнком. Рылся в библиотеках и больницах, по крупицам собирая сведения. Затем стали приходить в негодность лекарства, бензин, батарейки…

Я обещал дочери, что не оставлю её! Шли годы, я набирался опыта и научился варить отвары, заменившие лекарства, смастерил динамо-машину, обеспечившую электричеством все необходимые приборы, научился добывать еду.

И каждый день молился, чтобы Настенька пришла в себя. Зима сменялась зимой, а чуда не происходило. Дочь превратилась в девушку, затем в женщину. Я стриг ей волосы и ногти, обмывал, расчёсывал, читал книги, подолгу разговаривал. Умолял Бога вернуть её к жизни. Но Бог стал глух к человечеству.

Растения давно поглотили города. В квартирах, как в норах, живут дикие звери. Природа быстро отвоевала своё. В реках рыбу можно ловить руками. Подстрелить зайца на ужин, можно чуть ли ни пальнув наугад в кусты. Хищников стало больше, но это не беда – они сыты и мы стараемся обходить друг друга стороной.

Я снова начал копать. Выкинул несколько лопат земли, после чего решил, что могила достаточно глубока. Даже для нас двоих. С кряхтением, на трясущихся руках, выбрался из ямы. Несколько минут лежал и смотрел в голубое небо.

Могильный памятник я заготовил несколько дней назад. Нашёл на берегу моря овальный и идеально гладкий камень. Выбил на нём незамысловатое: «Здесь похоронены последние люди».

Я медленно перевернулся на живот, вдохнул полной грудью запах свежей земли. Затем встал на четвереньки. В левой части грудной клетки сильно заболело. Начало простреливать в левую руку, шею и живот. Я зажмурился и, превозмогая себя, поднялся. В последние дни такая боль стала привычной. Даже научился с ней жить. В глазах потемнело. На длительное мгновение сердце замолчало. Так бывало несколько раз за последние сутки. В такие моменты неизменно думал, что пришла смерть…

Сердце тяжело ухнуло и начало неравномерно стучать. Боль затихла. Прошёл к повозке, где находилось тело дочери. Взял большой кусок брезента. Осталось накидать на него землю и подвесить к дереву. Возле удерживающей верёвки поставить свечу, чтобы та подпалила верёвку и брезент, вместе с землёй, упал в могилу. Похоронил меня и дочь.