Спустя некоторое время он вернулся на корабль. Мэйси отсутствовала. Он сел в кресло, расслабился и впал в полузабытье. Корабль, не дожидаясь приказа, начал шарить кругом шпионскими лучами, транслировавшими ему своеобычный монтаж сценок окружающего города.

Он не уделял им особого внимания; так может человек дремать под включенное фоном видео. Когда луч выхватил Мэйси, он слегка заинтересовался. Вряд ли это совпадение, особенно в таком огромном городе. Вооз понял, что корабль показывает ему Мэйси гораздо чаще, чем полагалось бы при случайной выборке, и сообразил, что судно следует его подсознательным инструкциям присматривать за ней.

Он обычно не зависал на ее эскападах, но на сей раз, движимый неким неоформленным импульсом, зафиксировал изображение. Мэйси была в привате, с двумя другими: мужчиной и женщиной. Женщина — пышка, как и Мэйси, с тяжелыми бедрами и грудями. Образ нимфы на Катундре давно вышел из моды. Все трое обнажены, не считая респираторов на мужчине и женщине. Они держали в руках какие-то распылители и орошали Мэйси чем-то вроде жемчужного тумана. Туман оседал на ее коже и, казалось, впитывался, дрейфуя ко рту и ноздрям. На лице Мэйси возникло ощущение невероятного, всевозрастающего экстаза.

Вооз понял, что это наркотик, усиливающий сексуальное возбуждение. И еще понял — по лицу Мэйси, — что она активировала некоторые скелетные функции.

Мужчина и женщина отшвырнули распылители, сорвали с голов респираторы и вместе повалились на Мэйси. Спустя миг все трое уже стонали и сладострастно елозили по кровати. Вооз, понаблюдав за наслаждением невероятной интенсивности, которое испытывала Мэйси, поймал себя на неожиданной мысли и тут же полностью очнулся от полудремы.

А не может ли быть так, что ужасающий негативный опыт его прошлой жизни уравновесится позитивным переживанием равной интенсивности? Возможно ли испытать наслаждение или счастье, соответствующие пережитым ранее боли и унижению?

Не может ли в этом состоять его спасение? Во взаимокомпенсации эффектов?

Он медленно отключил канал луча, где продолжался негасимый экстаз Мэйси. Приказал отвести раскинутые по городу шпионские лучи и остался сидеть один во тьме. Он размышлял. Удивительное дело, но такая мысль никогда прежде не являлась ему на ум. В конце концов, равновесие — один из базовых принципов колоды столпничьих карт...

Но нет, нет. Дурацкая, абсурдная идея. Наверное, он так долго существовал бок-о-бок с девчонкой, что начал проникаться ее настроением.

Он переключился на размышления о времякристаллах и о том, сумеет ли Абан Эбарак чего-нибудь с ними добиться.

Спустя два местных дня к Абану Эбараку явился другой гость, на сей раз совершенно нежданный.

Однако не без предупреждения. Эбарак разработал простое устройство, проецировавшее непредсказуемо мелькавшие в кристаллах картины на экран (хотя и не разобрался пока, можно ли зарегистрировать изображения со всех граней одновременно). На экране он увидел, как открывается дверь лаборатории и внутрь проходит высокая худощавая фигура в уличном плаще с капюшоном и высоким воротником. Эбарак несколько секунд присматривался к чертам ее лица, прежде чем изображение исчезло.

Возобновив столь бесцеремонно прерванные много лет назад опыты, он сумел откалибровать углы преломления света в кристаллах и определил теперь, что сцена, зарегистрированная там, отделена от настоящего времени пятью минутами в любом направлении временной оси. Поскольку ничего такого еще не произошло, то вскоре случится.

Он терпеливо выжидал, пока за дверью не раздался негромкий звук.

— Входи, Кир, — проговорил он, не оборачиваясь.

Дверь отворилась; вошел Кир Чжай Хеврон, директор департамента науки и член эконосферной Клики.

— Как ты меня узнал? — с неподдельным изумлением поинтересовался Хеврон. Он расстегнул пристежки воротника, откинул капюшон и сорвал с шеи плоский предмет телесного цвета. Немедленно лицо его начало менять очертания; нейрологическое воздействие устройства на лицевые мышцы прекратилось, и проявились подлинные черты, тонкие и изящные, подобные чертам самого Эбарака, с тем небольшим отличием, что, когда Хеврон к чему-нибудь внимательно прислушивался или увлеченно говорил, в линии губ и выражении глаз его проявлялась скрытая страсть сродни сексуальной.

— Глаза, Кир, — сказал Эбарак. — Ты забыл замаскировать глаза. Твой гаджет меня не одурачит.

Его позабавило это обстоятельство. В свое время ему попадались результаты исследования, согласно которому у тридцати восьми процентов научных работников — куда большей доли, чем мог объяснить случай — глаза были одного и того же, стально-синего оттенка. Ученые пока не пришли к единодушному мнению о том, что это означает.

Хеврон вздохнул. Люди его класса имели привычку скрывать свой истинный облик, путешествуя куда-либо в одиночестве. В этом случае у Хеврона была на то и другая причина. Являясь сюда, он уже подвергал себя риску.

— И еще вот что, — продолжил Эбарак. — Ты, вероятно, полагаешь, что я увидел на мониторе, как ты проходишь в вестибюль. Это не так; я наблюдал за тобой из лабооратории, и загодя.

Он крутанул колесико регулировки, промотал запись в обратную сторону и воспроизвел сцену прибытия Хеврона.

— Временные кристаллы? — спросил Хеврон, несколько мгновений восхищенно наблюдавший запись.

— Да. Ты, конечно, уже знал, что они у меня. Именно поэтому ты здесь.

Он помолчал.

— Будь они надежней, получилась бы отличная охранная система.

— Но и парадоксов бы хватало? — предположил Хеврон, когда картинка стала угасать.

— Не думаю. В реальности никаких парадоксов не существует.

Эбарак отвернулся от экрана, выключил аппарат и посмотрел в лицо Хеврону.

— Я бы тебе в любом случае дал знать, что кристаллы у меня. Ты понимаешь это, не так ли?

— Я? — кисло протянул Хеврон. В лаборатории ему стало жарко, и он стянул плащ. Перекинув его через руку, он посмотрел на Эбарака с видом школьного учителя. — Ты обязан был известить меня немедленно. Дело это чрезвычайной важности. Вопрос времени, когда ищейки Орма вышли бы на твой след — и на след этого Иоакима Вооза тоже. Я буду защищать тебя, пока смогу, но тебе следовало бы во всем мне признаться.

— Орма?

— Он теперь начальник службы Очистки. И он скор на расправу, уверяю.

— Как ты понял, что кристаллы у меня?

— Мои люди за тобой следили. Ты однажды, много лет назад, встречался с Воозом. Мне показалось, что он может обратиться к тебе за помощью.

Эбарак поднял брови.

— Тебе было известно о моих связях с Воозом?

— Ты же сам мне тогда рассказал.

— Разве? — рассеянно протянул Эбарак. Глаза его остекленели; он погрузился в тщетные воспоминания. Настал черед Хеврона улыбнуться, отчасти досадливо. Эбарак презирал адпланты памяти, и его знания о прошлом изобиловали пропусками на месте таких вот мелких деталей.

— Сколько кристаллов ты получил от Вооза? — спросил Хеврон.

— Двенадцать. Но у него наверняка есть и другие.

— Покажи мне.

Эбарак неохотно поднялся, отошел к сейфу, пригнулся к панели голосового замка, негромко просвистел кодовую мелодию и отпер прочную металлическую дверцу. Вытащил мешочек, полученный от Вооза, аккуратно извлек оттуда один кристалл и протянул Хеврону.

Директор поднес кристалл к свету и вгляделся в него. Хмыкнув, покатал между пальцев.

— Он настоящий! И какой прозрачный! Все как в старые добрые времена, Абан! На сей раз попробуем сделать так, чтоб их у нас не отняли.

Он вернул Эбараку камень.

— Но нужно действовать скоординированно. Надеюсь, ты не подумывал о самостоятельной работе с ними? Ты так ничего не добьешься. Успех принесет лишь командная работа. — Он задумчиво постучал костяшками по челюсти. — К тому же твои возможности здесь весьма ограничены — а если Орм пронюхает о твоих прежних контактах с Воозом, то постарается ограничить их еще сильней.