Отец и мать озвереют, если я напишу правду о том, как мы сейчас живём. Видимость – наше всё. Готов поспорить, они даже своему семейному консультанту не рассказали честно, из-за чего пришли.
Разобравшись, я немного успокаиваюсь. Я не смогу это сделать. Если кто-нибудь догадается, я пропал, но сейчас мне просто необходимо выплеснуть всё своё возмущение. Я стираю первую строчку и даю волю чувствам, рвущимся на свободу.
«Джордж проснулся со смутным воспоминанием о недавнем прошлом, но всего один взгляд влево принёс мучительное осознание того, во что превратилась его сегодняшняя жизнь. Точнее, во что превратился он сам…»
Бет
– А вдруг они меня помнят?
Понедельники – вообще полный отстой, тем более если это первый школьный день в американской глухомани. Я прислоняюсь к окну в кабинете школьного методиста и осматриваюсь. Обстановочка в стиле семидесятых годов прошлого века: панели из ДСП, столы и стулья, купленные на распродаже в «Волмарте». Стойкий запах плесени. Короче, деревенская школа во всей красе.
– В том-то и дело, Элизабет, – Скотт листает толстый буклет со школьным расписанием. – Твоя старая начальная школа в числе трёх других входит сюда. Ты многих ребят знаешь, сможешь восстановить старую дружбу. Как насчёт домоводства? Помнишь, мы с тобой пару раз пекли печенье?
– Бет. Меня зовут Бет. (Похоже, у бедняги проблемы с обучаемостью.) В последний раз, когда я что-то пекла, это были брауни, и я в них положила…
– Значит, домоводство вычёркиваем. Я предпочитаю имя Элизабет. Как звали твою лучшую подругу? Я ещё отвозил тебя к ней домой.
И мы играли в куклы. Снова и снова. Её мама разрешала нам брать настоящие чашки для кукольного чаепития. У них был настоящий дом с настоящими кроватями, и я обожала оставаться там на ужин. У них была горячая еда. Мне вдруг становится трудно глотать.
– Лейси.
– Точно. Лейси Харпер.
Дверь кабинета открывается, методист просовывает голову внутрь.
– Ещё пару минуточек, мистер Риск. Я разговариваю с иствикской средней школой.
Скотт выдаёт свою рекламную улыбочку.
– Не торопитесь. Скажите, Лейси Харпер учится в этой школе?
Как будто в меня стрельнули. Сейчас. В эту самую секунду.
– Да, конечно.
Обхохочешься. Скотт смотрит на меня.
– Смотри, как здорово!
Я изображаю нарочитую радость.
– Зашибись.
Скотт то ли предпочитает оставить мой сарказм без внимания, то ли искренне верит в мой восторг.
– Мистер Дуайер, вы не могли бы записать Бет в один из классов вместе с Лейси?
Мистер Дуайер чуть не падает на пол в приступе восторга.
– Мы сделаем всё возможное!
Он бочком выходит из своего кабинета и закрывает дверь.
– Тебя что, битой по голове били?
Я просто не могу поверить, что Скотт всерьёз собирается заставить меня ходить в эту школу.
– Только когда мне было три, но от зари и до зари, – бормочет он, продолжая листать буклет.
От его ответа у меня колет в груди. Я старалась изо всех сил заблокировать этот период своего детства. Дедушка, его отец, избивал до полусмерти обоих своих сыновей: и Скотта, и моего отца. Но Скотт не позволял ему поднимать руку на меня.
– А что ты думаешь насчёт испанского?
Я почти улыбаюсь.
– Мой приятель Рико научил меня нескольким испанским словам. Если парень распускает руки, я могу сказать…
– Вычёркиваем.
Вот чёрт. Это могло быть забавно.
– Серьёзно, Скотт. Ты что, правда хочешь, чтобы я здесь училась? Ты хорошо всё обдумал? Твоя кошечка с обручальным кольцом…
– Эллисон. Её зовут Эллисон. Давай-ка скажем вместе: Эл-ли-сон. Видишь, совсем не трудно.
– Неважно. Ей нравится, что тебя все боготворят. Угадай, как долго продлится её счастье, если все вдруг вспомнят, что ты – шпана из трейлерного парка, который в паре миль от Гровтона?
Он перестаёт листать каталог. Его взгляд не отрывается от страницы, но я знаю, что он больше не читает.
– Я больше не тот парень. Людей интересует только то, кто я сейчас.
– Как ты думаешь, сколько времени пройдёт, прежде чем эти люди вспомнят меня и мою мать?
Я хочу сказать это злобно, угрожающе, но получается жалобно, и я ненавижу себя за это.
Скотт смотрит на меня, и я с отвращением читаю сочувствие в его глазах.
– Они вспомнят тебя такой же, какой помню я: красивой девочкой, которая любила жизнь.
Взбешённая тем, что он продолжает обсуждать ту жалкую маленькую дурочку, я отвожу глаза.
– Она умерла.
– Нет, не умерла, – Скотт делает паузу. – Что касается твоей матери, то она приехала сюда, когда перешла в десятый, и очень быстро вылетела из школы. Никто её не помнит.
На меня накатывает тошнота, я прижимаю руки к животу. Скотта не было, когда полицейские пришли в наш трейлер, его не было рядом, чтобы вытереть мои слёзы. Они обещали не предавать огласке события той ночи, но я не сомневаюсь, что кто-нибудь всё же проболтался.
– А что будет, когда кто-нибудь вспомнит моего отца? – спрашиваю я. – После этого тебя перестанут обожать. Ты совершаешь большую ошибку, Скотт. Отправь меня домой.
– Мистер Риск, – методист из захолустья снова просовывает голову в кабинет.
Тревожные морщины бороздят его чересчур высокий лоб, в его побелевших пальцах зажат факс. Я сказала ему, что в Иствике меня постоянно оставляли после уроков за плохое поведение.
– Могу я поговорить с вами?
Я наклоняю голову, прекрасно зная, что сейчас поставлю мистера Дуайера в неловкое положение.
– В какой же класс вы хотите меня записать? – я барабаню пальцем по подбородку. – Может быть, с углублённым изучением английского?
– Сядь, Элизабет, – Скотт отлично намастырился отдавать приказания, не повышая голоса. – Да, мистер Дуайер, мы готовы обсудить расписание Бет.
Райан
Леди и джентльмены, держите за меня кулаки. Племянница Скотта Риска будет учиться в средней школе округа Буллит, и наш спор ещё не закончен. Я шагаю по запруженному коридору особенной, пружинистой походкой. Поражение – отвратительное слово. Но оно больше не про меня.
Моё настроение несколько ухудшается, когда я замечаю Криса, прижавшего Лейси к школьным шкафчикам. Его голова наклонена, её – чуть приподнята. Не лучший вариант, учитывая, что кабинет заместителя директора пустует, а сам он бродит где-то по школе. В прошлом году он прочёл нам лекцию о гормонах, плотских позывах и суровых последствиях, которые неизбежно наступят для тех, кто нарушит чужие телесные границы. В переводе на обычный язык: если вас застукают стоящим слишком близко к представителю противоположного пола, то оставят после уроков. А серия чемпионатов на первенство штата требует регулярных тренировок, а не отработок после уроков.
– Задние сиденья в машине никто не отменял, – я встаю сбоку от Лейси и Криса, чтобы загородить их от всевидящего ока замдиректора. – Пользоваться лучше за пределами кампуса.
Крис громко стонет, когда Лейси упирается ладонью в его грудь, и отстраняет на «приемлемое» расстояние. Она испускает сердитый вздох.
– Доброе утро, Рай.
– Вали отсюда, – добавляет Крис.
– Замдиректора вышел на охоту, и в этом году мы не будем переносить тренировки из-за того, что ты будешь сидеть в школе после уроков. Хватит с нас прошлого года!
Крис испускает вздох, неотличимый от вздоха Лейси.
– Тебе нужно срочно завести кого-нибудь.
– Вот именно! – всплёскивает руками Лейси. – Я уже давно это говорю! Только на этот раз – хорошую девушку. Хватит с нас исчадий ада! Мне надоело иметь при себе распятие. Я подумывала даже носить святую воду, но для этого нужно как-то пробраться в церковь и…
– Хватит, – обрываю я.
Гвен и Лейси всегда друг друга ненавидели, но Гвен была моей девушкой. И я не потерплю неуважительного отношения к ней.
Раздаётся первый предупредительный звонок, и мы все втроём направляемся на английский. В проходе между шкафчиками старшей и средней школ нас ждёт одинокий и скучающий Логан. Мы ходим вместе на все занятия, на какие только можно. Ради удовольствия. Ради товарищества. Ради того, чтобы Лейси и Логан помогали нам с Крисом с домашкой.