Приходя домой, он закуривал свою вонючую сигарету, пуская синий дым в форточку. Она гремела посудой. Он жадно ел. Телевизор бурчал о своём. От одежды, сваленной на полу в ванной комнате, противно пахло. Она брезгливо, двумя пальцами, брала его вещи и замачивала их в тазу.
Так жить нельзя, думалось ей.
Долгие телефонные разговоры с мамой подтверждали её сомнения.
***
Сыщик Сидоров повертел в руках записку, написанную аккуратным почерком. Сел за стол на кухне, закурил. Привычно лёг на диванчик. И заснул под бухтение телевизора. На полях шла битва за урожай. Строился БАМ. Нефтяники Уренгоя купались в нефти. В Московском зоопарке родился чей-то детёныш. Жизнь шла своим чередом.
Мальчик из коробки
Если вы думаете, что у всех было счастливое детство, то ошибаетесь. В начале 80-х район ул. Сенежской, Онежской, что рядом с платформой «Моссельмаш», назывался «Чикаго». По стечению обстоятельств там жили, в основной массе, люди, ранее судимые. Вечером народ предпочитал не гулять. В районе ДК «Строитель» тусовалась молодежь в ватниках на голое тело и кирзачах. Среди них выделялся мальчик лет 12. Худощавый, с лицом плакатного ребёнка, глазами голубыми и светлой, давно не стриженной шевелюрой.
Пацан был знаменит тем, что был угонщиком великов. Часть из них он продавал, менял в соседнем Ленинградском районе. Другую часть он разбирал на запчасти, а потом собирал «новые» велики. Заявления сыпались, как семечки из дырявого мешка. Местный участковый, инспектор детской комнаты милиции, сыщик по детям утирали пот, писали рапорта с просьбой отправить дитё в спецприёмник. Колесо бюрократии прокрутилось. И они пошли дружной троицей на квартиру, где жил кандидат на сломанную жизнь. Квартира алкоголиков: сломанная дверь, ободранные обои. Скользкие лужи на полу, полусломанные кровати с засаленными матрасами. И Его Величество Запах!
Рядом с балконом стояла коробка от телевизора «Рубин», там и спал ребёнок. Существо, называющие себя матерью, тихо скулило на кухне, периодически встряхивая пустые бутылки в поисках спиртного.
Пацан вылез из коробки, встал рядом с ней. Сыщик перекрыл входную дверь в квартиру. Инспектор детской комнаты милиции стала подвигаться к ребенку, приговаривая:
— Ну, Коленька, пойдём с нами…
Участковый закурил.
Ребенок метнулся к балкону и перепрыгнул через его ограждение. Четвёртый этаж…
Кто-то заголосил во дворе.
Инспекторша нервно сглотнула. Участковый выронил сигарету. Сыщик бежал вниз.
Кражи велосипедов в «Чикаго» пошли на спад.
Про Абдрашева
На душе у нас тревога –
Хулиганов стало много,
Хулиганют и мешают людям жить:
То окошко камнем выбьют,
То с кармана что-то вынут,
Брат сказал — пойдём в милицию служить.
Абдрашев был командиром роты ППС. Он был высокого роста, атлетически сложен и розовощёк. На его кителе блестели золотом пуговицы, а на погонах — звёздочки. Портупея похрустывала, а сапоги сияли и поскрипывали. Парень он был отзывчивый, подлянок не делал, единственный его бзик был — выбивать двери. Да кто не без греха? Перед Олимпиадой московских ППСников собрали в Лужниках. Начальник ГУВД Мосгорисполкома Трушев издалека заприметил бравого капитана, и отобрав из всех ППСников десятка полтора плакатных сержантов и офицеров, отвёз их под ясные очи Министра МВД Щелокова. Николай Анисимович порадовался за московскую милицию. Толкнул короткую речь в которой сказал, что эти ребята в грязь лицом не ударят, и поблагодарил за отбор таких кадров и пожал приглашенным руки. Кадровики подсуетились и приглашённые получили знак «Отличник Советской Милиции». Трушев был горд и дул щёки.
Остальным ППСникам, те, что размером с полярного волка и мордой «ДА! Я родился в среднерусской полосе», велели быть вежливыми с гостями столицы и пообещали 12-ти часовой рабочий день, а особо продвинутым велели читать «Закон о Советской Милиции» на ночь, а не жрать водку и не закусывать килькой в томате. Капающий на китель томатный соус принимал цвет бурых пятен, похожих на кровь, это приводило в трепет интеллигентную часть москвичей и выражалось в слухах, что псы коммунистического режима забивают людей до самой что ни на есть смерти. И фраза «БОЙСЯ, БОЙСЯ МИЛИЦИИ» гулким эхом неслась по всей Москве.
Абдрашев отловил меня в предбаннике конторы и огорошил вопросом:
— А у тебя знакомые В ГАИ есть?
Выяснилось, что его родственнику срочно надо пройти техосмотр. И мы поехали.
Майор Светлов обрадовался мне, как родному. Достал бутылку, быстро разлил по стаканам.
— Ну, за встречу!
Абдрашев сказал, что он не пьёт. Подумал и, тронув знак «Отличника Советской Милиции», неожиданно ляпнул:
— Меня Щелоков знает.
Светлов помрачнел. Подвинул телефон и скучно процедил:
— Звони дружбану. Чурбанов, ты наш.
Я отправил Абдрашева покурить, попить воды и осмотреться. И начал нудеть майору о том, что капитан — парень хороший, свойский, помогает если что, да и спец по дверям, открывает их с полпинка.
Майор оживился. Мы выпили по стаканчику, загрызли мускатным орехом.
— Двери? Давай зови. Я пока ему бумажки оформлю.
Ключ от двери каптёрки потерял старшина, а начальство велело открыть, потому как там лежало нечто нужное начальству, но было как-то не досуг, а тут подвернулся случай, и майор решил прогнуться.
Абдрашев положил техпаспорт в карман, подошёл к двери. Дверь была солидная, обитая жестью. Капитан собрался с силами и шарахнул по двери. Дверь вместе с притолокой и штукатуркой рухнула. Мы стояли в облаке пыли. Майор чихал. Я кашлял. Абдрашев белым платком стряхивал пыль с формы. На улице народ вертел головами, и кто-то взахлеб рассказывал, что машины на пропане — очень опасная штука. Старшина кудахтал, приседая и разводя руками. Абдрашев вышел на крыльцо. Очередь замерла. Командир роты посмотрел на граждан. Те, шипя друг на друга и толкаясь локтями, выстроились в идеальную колонну по одному. Кто-то робко
спросил:
— Командир, а что случилось?
— Учения идут. Плановые.
И пошёл к одиноко стоящему ушастому Запорожцу. За его спиной народ бурно вспоминал «Щит-71», «Кавказ-79» и что-то полковое, помельче и повеселее.
Вернулся Абдрашев к нам с пакетом.
— Это что? — опасливым хором спросили мы.
— Закуска. Извините, если что не так. Я в ГАИ первый раз. Ещё раз спасибо.
В пакете лежали лимоны и ананас.
***
— Слышь, Барбос, ты… это… больше друзей Щелокова не приводи, а то работать будет негде. Разнесут все к ***ям… отличники милиции, мать их за ногу. Ну, давай! На посошок. Лимончик бери, от запаха первое дело!
Карманы Светлова топорщились от лимонов. Ананас он положил на сейф и прикрыл фуражкой.
Из полуподвала, где была каптёрка, доносился визгливый голос старшины и чей-то спокойный бас:
— Сделаем, начальник. А права точно вернешь?
«Запор» присел на задние колеса и, бодро затарахтев, понёс нас в родную контору.
— Слышь, а чего ты пузырь не привёз? — спросил я Абдрашева.
— Так лимоны — это витамины. И запах хороший. Да и дефицит.
— А ананас?
— Это экзотика. Запоминается.
— Как двери? — ехидно спросил я.
Капитан обиженно засопел.
Через некоторое время Абдрашев перевёлся в ОМОН, а может, в СОБР, и следы его затерялись. Вот, собственно, и всё.
Семейная история
На территории 50 отделения милиции случилась кража на тщательно охраняемом объекте государственной важности. Объект назывался НАМИ, в переводе на общедоступный язык «Научный Автомоторный Институт». Тот самый, который выпустил первый советский автомобиль НАМИ-1 и гордо нёс знамя передовых автомобильных технологий. ВОХР там был вооружён СКС и наганами, выглядел бодро и зыркал глазами недобро.
Чего сперли? По нынешним временам сущую безделицу, газоанализатор. Газоанализатор был заказан у акул капитализма. И прибыл вместе с техником, насмешливым малым в джинсах, ковбойке и мокасинах на босу ногу. Техник утром рассказал на чистом английском собравшейся публике про СО, СН, СО2 и О2 и ввернул пару слов про расчёт коэффициента избытка воздуха Лямбда. Публика кивала, осваивала инструкции, смотрела на приборчик, мигающий лампочками. Техник сказал:
