— Что тебе нужно, мужик? — спрашивает он в равной степени ошеломленно, облегченно и с толикой сомнения.

— Забирайся в свою гребаную тачку. Закрывай двери. Едь в Анахайм и жди меня там. (прим. пер. шт. Калифорния, США)

Его брови одновременно приподнимаются, выражая крайне озадаченное выражение лица.

— Анахайм? За каким хреном, ты хочешь, чтобы я ехал в ЛА?

— Может, потому что я так сказал. И скажи мне имя офицера, которому отходит вся сливаемая тобой информация. — Будет залогом некоторой безопасности — знать имя гребаного ублюдка, который сует нос в дела Чарли, и в мои тоже, особенно перед тем, как Рик исчезнет на ближайшее время.

— Не просто какой-то коп, — предостерегает меня Рик. — А детектив Дениз Лоуэлл. Она из УБН (прим. пер. Сотрудница управления по борьбе с наркотики.)

Эта гребаная аббревиатура просто самая худшая из возможных худших новостей. УБН интересуется грязными делишками Чарли? Это, то же самое, как если бы я написал собственное досье всех совершенных преступлений и вручил им его лично в руки, если, конечно, то, что мне говорит Рик правда. Если старик сдал меня, чтобы сохранить свою собственную шкуру, то он точно сделает это еще раз. Особенно с отделом УБН, которые так жестко ведут расследования. Все они всемогущие сукины дети. Крупные кражи с взломом, преступные махинации — если удастся закрыть Чарли, это обеспечит им неминуемое повышение по карьерной лестнице. Быстрое продвижение по службе. Мне нужно выяснить все, что касается этой Дениз Лоуэлл.

— Дай мне свой сотовый телефон, — рычу я. Парень скалится, вытаскивая его. Я выхватываю его и бросаю на землю, и сильно ударяю по нему ботинком. Рик просто кивает, смотря с сожалением на разбитые кусочки телефона, что валяются на асфальте. — Когда придешь в Анахайм, Майкл сам найдет тебя. Лучше спрячь свою голову как можно глубже, не высовывайся. А то ты лишишься ее по-настоящему.

Я разворачиваюсь и ухожу. Рик и я никогда не ладили, даже наши мнения никогда не совпадали, но в этой ситуации я отлично знаю, что он послушается меня. Даже если он не понимает, что именно я задумал. Борьба за положение главенствующей позиции, которая существовала между нами ранее — на которую у него не было и малейшего шанса — закончена.

Его жизнь в моих руках, и я отпускаю его.

Когда Рик собирается выехать на автомагистраль, я понимаю, что пришло время возвращаться в город. Пришло время, чтобы решить множество накопившихся дел. Пришло время, чтобы освободить Алексис из картеля; пришло время им воссоединиться со Слоан и остальными членами семьи. И, возможно, я и попал каким-то образом в список людей, которых ненавидит Чарли, но старик допустил тоже огромную ошибку. Я собираюсь ему показать, как сильно он облажался. Он будет жалеть о том, что не оставил меня гнить в кладовке заполненного дерьмом дома моего дяди много лет назад.

6 глава

Слоан

Прошло пятнадцать дней. Пятнадцать дней я не слышала даже звука от Зета. Я не знаю, чего именно я ожидала: чтобы он разбил лагерь и ночевал на моем газоне, преследовал меня от моего дома до больницы и обратно и так каждый день — я, наверное, ждала многого, но только не такого: полного молчания. Самое ужасное в этом всем, что я чувствую себя буквально на грани и пребываю в постоянном состоянии поиска этого мужчины. Я продолжаю играть роль несчастной жертвы в наших странных отношениях уже на протяжении некоторого времени, но реальность такова, что я... я очень хочу знать, где он. Что он делает. И почему не приходит ко мне. Официально заявляю, что я выжила из ума. Я прекрасно знаю, почему он полностью исчез, словно его и не было в моей жизни, и это моя собственная глупая ошибка. Поцелуй. Теперь я понимаю, что это более личное, когда ты целуешь кого-то, когда он внутри тебя. И насколько мне удалось понять, более личное — это самое последнее в списке вещей, которые желает Зет между нами.

— Аррр… Сегодня опять мясной рулет. Почему мне кажется, что у нас в столовой каждый день это день мясного рулета? — Двое молодых специалистов, обсуждают это, прижимая свои подносы к груди, жалуясь на еду в столовой, пока я посматриваю, список своих пациентов по электронному планшету, которые были куплены для ОЭП (прим. пер отделения экстренной помощи) в прошлом году. Так, один перелом таза, какая-то загадочная сыпь и жар, одно огнестрельное ранение в грудную клетку. Последнего парня доставили в травмпункт в сопровождении сирен и мигалок, едва дышавшего, с нитевидным пульсом и близкого к полному его отсутствию. Он итальянец, какой-то парнишка, чей брат является владельцем сети супермаркетов в пригороде или, по крайней мере, был владельцем до того момента, пока его голову не размозжило выстрелом. Они сказали, что эти парни связаны с уличными бандами. Опасными главарями, как они сказали. Хотя у меня были сомнения. Сиэтл едва известен своими преступными бандами. Хотя с другой стороны, факт есть факт, его брат убит, а парень почти при смерти. Прямо сейчас он находится под действием сильных обезболивающих в ОИТ (прим. пер. отделение интенсивной терапии) под присмотром огромной группы полицейских, которые стоят с двух сторон коридора. Или они боятся, что он сбежит или же переживают, что кто-то придет закончить то, что начал. Так или иначе, из-за полицейских я чувствую беспокойство. Всегда было так. Их форма. Я ассоциирую ее с Алексис. Когда она пропала, дом моих родителей был заполнен полицейскими в форме на протяжении многих дней. Поначалу они были решительно настроенными, заверяя наших родителей, что Алексис появится, что они, во что бы то ни стало, найдут ее. Но дни неумолимо пролетали, а полицейские все реже и реже стали приходить к нам.

Их слова отдаются в моей голове до сих пор.

«Мы должны сократить рабочую силу, которая брошена на поиски, чтобы быть уверенными, что офицеры задействованы в каждом из открытых дел на данный момент».

«У нас все еще есть отличные зацепки, нет причин терять надежду, что мы не раскроем дело».

«Такие вещи требуют определенного времени, миссис Ромера».

«Уже прошло больше месяца, мистер и миссис Ромера. Дело Алексис будет открыто, но до того момента, пока мы не найдем новых зацепок, мы не можем ничего сделать. Держите нас в курсе, если вы узнаете или услышите что-нибудь о своей дочери».

— Это что у тебя ванильный пудинг? О, сестренка, только не говори, что ты забрала последний ванильный пудинг.

Голос прорезается сквозь мои невеселые мысли. Я резко разворачиваюсь и вижу молодого нового специалиста, который сердито смотрит на чашечку в моей руке. Я только что взяла ее из охлаждаемой витрины, которая находится передо мной. Она поднимает на меня взгляд, и я в свою очередь упиваюсь извращенным чувством удовольствия, когда замечаю, как воцаряется понимание на ее лице — аахх, черт. Старший ординатор. Я буквально слышу, как в ее голове звучат эти слова. Я узнаю девушку, это Джеффери. Она болтушка; полагает, что она претендентка на место в хирургии. Но много тех, кто ходит, распутает сплетни, что они претенденты на месте в хирургическом отделении.

— Какие-то проблемы, Джеффери?

Она качает головой.

— Нет, доктор Ромера. Определенно никаких проблем. — Она сжимается, пробегая мимо меня, на ее лице воцаряется выражение презрения, она убегает прочь от меня, прежде чем я успеваю дать ей дежурство в морге вместе с Бочовиц до конца недели. Они все ненавидят это наказание. Бочовиц работает в морге на протяжении тридцати восьми лет. Он невыносимо забавный большее количество времени, точнее, все время, но у него есть довольно пугающая привычка разговаривать со своими пациентами. Естественно, они все мертвы, и никто из них не отвечает вам, но Бочовиц в ходе разговора отвечает за них. Это жутковато, да, но, несмотря на все его особенности характера, нет ни одной такой вещи, которую бы он не знал о человеческом теле. Когда я была молодым специалистом, то проводила довольно много времени в подвале под оживленным центром больницы Святого Петра, составляя ему компанию, стараясь не высовываться. Это было наилучшим решением не влазить в распри затеваемые другими такими же интернами, как и я. Но что важнее всего, я училась у него.