А случилось вот что. Его возлюбленный "Manchester" опять начал чемпионат ни шатко, ни валко, с шести поражений кряду. Друг Шатун поначалу искусно утешал горемыку-фаната.

- Не горюй, старик, - тактично занудствовал Шатун, - всему рано или поздно приходит конец. Глянь на меня! Сейчас я пока еще живой и здоровый, сижу тут с тобой, как девственница в публичном доме, и потягиваю пиво. А ведь придет время, и я состарюсь, помру и присоединюсь к чертям собачьим. Да и ты не вечен! - обрадовал именитого приятеля кандидат в преисподнюю. - Даже предшественник твой, Сашка Македонский, и тот ...

* * *

Здесь необходимо сделать отступление, чтобы уяснить масштаб личности, втершейся в доверие к Примату.

В родной Курской облясти Шатун Лихоманный так и не смог достичь уровня начального образования в связи с глубокими разногласиями между ним и администрациями школ ╧ 1, 2 и 3 Новопаскудниковского, Козлипупкинского и Петушиноопущенского районов соответственно во взгляде на важнейшую философскую проблему общего и частного.

Паренек был убежден в том, что не следует отделять одно от другого, и с чистой совестью изымал из портфелей, сумок и прочей поклажи учительско-директорского корпуса всевозможный скарб.

В отделении милиции Шатун доказывал крохоборам, проходившим в протоколах потерпевшей стороной, что "эти безделушки", в особенности деньги, принадлежат всем и каждому, ибо, как учили его отец и старшие братья, когда на денек-другой, в промежутках между отсидками, заскакивали домой, "дети природы имеют на ее производные составляющие одинаковые права".

"У первобытных людей не было гнусного разделения на "мое" и "твое"! - возмущался юный Шатунишка. - И что же? Члены общины жили счастливо, долго, честно, праведно и справедливо, без всяких там монет, жен, квартир, собственных футбольных клубов и прочих патефонов.

Не то что нынешнее племя! Окончательно скурвившись, оно обзаводится семьями, набивает логовища, пакеты и карманы всяческими клептоманскими кочерыжками. Разве это порядок?".

Рассуждая таким образом, Шатун изымал из кобуры дежурного по отделению пистолет, картинно приставлял к своему виску и приговаривал: "Деньги портят людей. Не хочу жить в таком обществе".

Неудивительно, что когда в начале девяностых годов двадцатого столетия советской халупе "снесло крышу", и российский "старшой" на всех ворах устремился к Новому Великому Будущему, Шатун Шарабарович Лихоманный успешно приватизировал половину курских промышленных предприятий, принадлежащих всем и каждому, в том числе и в первую очередь ему.

Перебравшись на постоянное место жительство в Лондон, Шатун собрался было вплотную заняться перевоспитанием на родимый манер непонятливого и чопорного Туманного Альбиона, но, затесавшись однажды на коктейль к Примат-Магистру, благоразумно передумал.

Примат отозвал его в сторонку, пригласил вечером в паб потолковать за кружечкой "Guinness" о футболе и, ткнув кулаком в пузо, ласково, пока еще на родном английском, шепнул:

"Мы будем с тобой дружить, но если сунешься в мое хозяйство, для начала отрежу ушко".

И нежно потрепал за него, а потом врезал под дых. Шарабарович восторженно сложился пополам! Он понял, с кем имеет дело.

Сиживая с Приматом в пабах, Шатун всякий раз сокрушался по поводу того, что власть в России слишком интеллигентна и либеральна в обращении с проворовавшимися чиновниками, криминальным бизнесом, языкогадкими правозащитниками, гадкоязычными журналистами, тунеядствующими пенсионерами, прожорливыми врачами, учителями, библиотекарями и прочими нахальными бюджетниками, а также зажравшимися уличными торговцами силиконовыми губками для защиты кожаной обуви.

- Нам бы там бы в России вот такого бы, как ты бы! (Время от времени используемый в беседах с Приматом разговорный учебный стиль, рекомендованный молодой воровской поросли Лихомановским подельником, крупным филологом-рецидивистом Абзацем Курсивовичем Заголовкиным, "смотрящим" по Оренбургу. - Авт.)

Вмиг бы все бы они там бы урылись бы ковшами в болото бы то!

- А что же мой русский коллега? Разве он слабоват? - прощупывал почву Примат.

- Да нет, не слабоват, - сбавлял обороты Шатун, - а интеллигентен. Все ж таки бывший офицер.

- А я, по-твоему, далек от цивилизации? - Примат отставлял кружку с "Guinness", шарил в правом накладном кармане пиджака и бухал об стол кроваво-черным, в тон "Guinness", кирпичом, которым всегда запасался на теплую встречу с русским товарищем.

Тогда Шатун, по старой зэковской привычке зорко следивший за манипуляциями собеседника, спешил сменить тему беседы и выбегал на Приматовский зеленый газон, лупя между делом по звездам Всемирной истории.

* * *

- И даже Санек Македонский помер от холеры, - провел Лихоманный в тот гнусный вечер "успокаивающую" историческую параллель. - С чего я это взял? Шухобарь, братан мой младшенький, прочел в "Спид-Инфо", что Сашку "Мака" жинка заразила, занесла, сучка гребаная, вирус в его Интернет-сайт "www.Mac.com".

Рассчитывала, что апосля его отходняка все имущество достанется ей, и тогда она сможет вызволить из нищеты опущенного муженьком царя Ахеменидов, страстного любовника с традиционной сексоориентацией, в отличие от его поработителя.

Многие строят подобные гнусные планы, а когда остаются с носом, то сильно удивляются.

Вот еще историйка, слухай сюда, - раскудахтался Шатун. - Помогал я как-то другану Бесярке Семисиськовичу Беспредельщикову приватизировать шахту "Беспризорная" в гоуроде Артеме. Ты, наверное, в курсе, это наш Дальний Восток, от Лондона в двух шагах, - лихо оседлал Шатун любимого конька. Его зеленоглазые чертики, слюнявя шершавые костлявые пальчики, зашелестели зелеными бумажками, строя собеседнику веселые рожицы.

Примат уже успел привыкнуть к тому, что словоохотливый русский приятель всегда скачет с пятого на десятое и несет Бог знает что, зато на своем родном языке, а это для Примата отличная разговорная практика.

Поэтому он внимательно слушал Шатуна, стараясь постичь тайный смысл великого русского языка, в котором спрятана, как в яйце Кащея, загадочная и кошмарная русская душа.

Шарабарович высморкался в тясячедолларовый, расшитый золотой россыпью платок, и возобновил захватывающую политинформацию на тему российской приватизации.

- Для начала присоветовал я Бесярке сварганить мощную рекламную кампанию: громогласно объявить шахтерам, что все они станут акционерами, то бишь собственниками шахт, и обрисовать им связанные с этим делом радужные перспективы.

Так Семисиськович и поступил. Пригласил знаменитого столичного художника-патриота Мистерия Полекуликовича Глазомерного, и тот намалевал разных плакатов.

Вот один из них. Стоит шахтер "Беспризорной" возле собственного четырехэтажного коттеджа с лифтом, колокольней и прочими колониальными прибамбасами.

У двухъярусного гаража красуются подобранные под цвет российского триколора белый кабриолет "BMW", красный джип "Grand Cheroki" и синий бронированный "Xummer".

Чуть поодаль, у ворот приватизированного шахтерского крематория "Гори, гори синюшным пламенем!" сверкает похоронной недосказанностью черный лимузин-катафалк "Linkoln Town Car".

Детишки резвятся на лужайке для гольфа.

Любовница поправляет здоровье в солярии для лиц, подвергшихся недоведенному до семяизвержения сексуальному насилию.

На побережье собственного шахтерского водонепроницаемого до глубины 100 bar озера, спроектированного японской часовой кампанией "Casio", бурлит страстями товарищеский матч по пляжному футболу между сборными Бразилии и Германии, выставившими сильнейшие за всю историю составы во главе с Эдсоном Арантисом ду Насименту и Гердом Мюллером. Горняк выписал команды-мечты на уик-энд спортивно-шахтерским приватизационным чеком "Western Union". Призовой фонд матча - один миллион шахтерских "тормозков" (шахтерский "тормозок" - продуктовый паек, выдаваемый в рабочую смену в забой. - Авт.). Победитель получит из мозолистых горняцких рук 1/10, проигравший - 1/100 "тормозковой" массы, а остальной груз будет справедливо распределен на нужды бездомных шахтеров этих двух стран.