Он закрыл голову руками, словно этот простой жест мог уберечь от покушений и начал копаться в воспоминаниях. Когда все началось? Давно. Давно, но… первую подлость дяде он помнил отчетливо. Сколько ему было лет — пять, шесть? Он пытался подтянуться на турнике в спортзале, разжал руки, упал и грохнулся на пол, скатившись с матов. Сидевший на скамье Рудольф велел ему утереть сопли и попробовать заново. Эрлих повторил попытку несколько раз, а потом, обозлившись на дядю за издевательский смех, пошел и нажаловался матери, что тот его ударил.

Произошел небольшой скандал — императрица верила младшему сыну, а император — брату. Эрлих, впервые познавший магическую силу лжи, остался очень доволен. А Рудольф поклялся «внимательно следить за щенком, а то больно борзый».

Наверное, тот случай и послужил прологом к затянувшейся на долгие годы «холодной войне». Детские пакости перешли на качественно новый уровень, когда шестнадцатилетний Эрлих отбил у Рудольфа любовника. Сначала одного, потом второго. Соблазнял, подпаивал, подкупал, а с Юргеном — третьим и последним камнем преткновения — не побрезговал пустить в ход афродизиак. И заполучил-таки медведя в свои руки — Рудольф вышвырнул проштрафившегося любовника из постели. Но не стал препятствовать его продвижению по службе, заявив: «Всех, кто на этого змееныша польстился, не пересажаешь — тюрем не хватит».

С обвинениями в распущенности дядя, конечно же, хватил через край и Эрлих, помнится, посоветовал ему присмотреться к себе. Перебранка закончилась банальной дракой — они встретились на Кенноре, где, как известно, не носят браслетов. В рукопашной победил более молодой и изворотливый Эрлих. Победа принесла ему моральное удовлетворение, изгнание из дворца и настоящую заинтересованность со стороны Юргена, к которому он явился с сумкой вещей и сообщил:

— Я поживу у тебя. Меня отец из дома выгнал, за то, что я Руди морду набил.

«Одно бесспорно… я благодарен богам за то, что они свели меня с Юргеном. Страсть угасла, но у меня есть верный и преданный друг. Если бы не он, я бы уже свихнулся».

После драки с Рудольфом Эрлих, не получивший никаких ожидаемых кар типа трибунала, подал прошение о переводе в «Дикую дивизию». Перевелся. И практически разорвал связи с семьей — раз в год отправлял матери сообщение, поздравляя с днем рождения, и все. Он служил наравне с другими офицерами, не получая поблажек, не отлынивая от тренировок и добросовестно исполняя служебные обязанности.

Это были спокойные и счастливые годы. Он делил постель с Юргеном, хранил верность, как в настоящем браке, не заглядываясь на стороны, и почти решился узаконить отношения, наплевав на родительское благословение и потерю титула. Почти.

На Кеннор ему пришлось вернуться по скорбному поводу. Старший брат — самый старший брат Астор, браслетчик, которого прочили на замену Рудольфу — скончался от колониальной лихорадки. Подхватил измененный вирус во время отпуска. У гроба собралась вся семья, но Эрлих с Рудольфом даже не поссорились — слишком уж ошеломительной и тягостной была сложившаяся ситуация.

Нельзя сказать, что похороны помогли налаживанию отношений с отцом. На третий день траура Эрлих, услышавший фразу: «Смерть забрала лучшего из них… почему было не прикоснуться к кому-то бесполезному?», примерил ее на себя, и отбыл восвояси, сухо попрощавшись с матерью.

Он дал себе слово, что больше не перешагнет порог Большого Императорского дворца, и через год нарушил клятву — можно было проигнорировать свадьбу сестры, но не очередные похороны. На этот раз смерть собрала двойную жатву. Северин, будущий глава Военно-Воздушных Сил Империи, трагически погиб на полигоне — новая модель флаера рухнула на наблюдавших за полетом штабных чинов. Силовые щиты не выдержали удара и взрыва, и Северина и еще десяток кеннорийцев пришлось хоронить в закрытых гробах. На этой трагедии дело не закончилось. Руперт, брат-погодок Северина, понимавший его практически с полуслова и не попавший на полигон из-за какого-то стечения бытовых обстоятельств, покончил с собой в часовне, рядом с гробом.

Из шести сыновей у императора осталось трое — продолжатель династии кронпринц Филипп, и стерильные отпрыски Эдвард и Эрлих. Жизнь живых изменилась. И нельзя сказать, что в лучшую сторону. Эдварда скоропостижно женили на одном из высших чинов Генштаба ВВС, а Эрлиха перевели из «Дикой дивизии» в штаб ВДВ и приказали переехать в Малый Императорский дворец в Нератосе.

Распоряжение императора Эрлиху озвучил Рудольф, не преминувший съязвить: «Хоть и сорное семя, а в голодный год и оно на муку сгодится. С возвращением в семью, племянничек!» Годы службы и общение с Юргеном научили «сорное семя» придерживать язык за зубами и он ответил ласковым:

— Уверен, что вы по мне стосковались, дядя Руди. Приятно будет видеть рядом родственника, правда?

Пару месяцев Эрлих вел себя прилично — ночевал то в Малом дворце, то у Юргена, присматривался к Рудольфу и выискивал слабое место, чтобы ударить со всей силы — на мелочи вроде отбивания любовников он уже размениваться не хотел. Наблюдения принесли потрясающие плоды — оказалось, что дядюшка, в былые годы по поводу и без повода тыкавший племяннику в нос своими золотыми браслетами, практически лишился врожденной магии. И теперь щеголял в усилителях форса ради — даже щита выставить не мог.

Сам факт пропажи магии не являлся чем-то уникальным. Такое иногда случалось с представителями чистокровных семейств — сказывались близкородственные браки. У некоторых аристократов бывали «провалы» — магия исчезала, а потом вновь накапливалась, как энергия в аккумуляторе. Эрлиха в свое время предупреждали об этой проблеме — семейство Веттин-Кобург входило в «группу риска». У молодого спецназовца магия била через край, и он не принял слова специалистов близко к сердцу — у кого-то, может и пропадает, у него-то все в порядке!

Он успел придумать десяток планов, но опозорить Рудольфа ему удалось чисто случайно. Эрлих столкнулся с дядей у входа в банк — тот спорил с охранником, требуя, чтобы его пропустили внутрь. Главнокомандующий был без привычной своры телохранителей — похоже, опять демонстрировал «близость к народу». Правда, разгуливать в одиночестве Рудольф решался только в центре Нератоса, посещая банки и магазины, расположенные вокруг Генерального Штаба. А в колонии без охраны — ни-ни.

— Технический перерыв, хаупт, — устало повторял взмокший от напряжения браслетчик. — Возле стойки обнаружен подозрительный предмет, напоминающий взрывное устройство. Мы ждем прибытия саперов.

Эрлих уже собрался развернуться и поехать в другое отделение банка, но приметил топающего к дверям бывшего однокашника. Арек Ауэрслебен — какая-то у него другая фамилия стала, это не имело значения — служил в Антитеррористическом Центре и принц решил, что видит прибывшего на место происшествия сотрудника. Пара слов развеяла недоразумение — оказалось, что Арек первый раз слышит о взрывном устройстве и очень хочет разблокировать карточку.

Удостоверение сотрудника АТЦ заставило охранника сдвинуться в сторону.

— Я сейчас гляну, что там такое, — объяснил бывший однокашник. — Если бомба, трогать не буду, пусть саперы ковыряются. А если нет…

— О! Это будет очень любезно с вашей стороны, офицер, — Рудольф сделал «стойку» на смазливую физиономию Арека. — Офицер?..

— Майер, — проходя в холл, представился тот. — Арек Майер.

Эрлих двинулся следом, сам не зная, зачем он это делает. В принципе, не грех прикрыть Майера-Ауэрслебена вторым силовым щитом — мало ли дураков, вдруг действительно бомбу подложили?

Они сотворили мощную защитную сферу. Разумеется, зря сотворили: в пакете, оставленном возле кадки с пальмой, лежала смятая футболка и компьютерная плата — торчащие проводки заставили охранников проявить бдительность.

— И правильно! — перебил ворчание Эрлиха Арек. — Пусть лучше ссут лишний раз, чем рванет, и народ по стенкам размажет.

— Что будем с этим барахлом делать?

— Вынесем на улицу, положим возле мусорки, — поднимая пакет, ответил Майер-Ауэрслебен. — Мужики приедут, сфотографируют, подошьют к протоколу.