В зарубежной науке выделяются несколько подходов, рассматривающих психологические проблемы старости в социальном контексте.
Так, теория разобщестеления, или теория социального освобождения, выдвинутая Дж. Розеном и Б. Ньюгартен, Е. Каммингом и В. Генри, предполагает разрыв между личностью и обществом, уменьшение энергии личности и ухудшение качества оставшихся связей. В основу этой теории легло пятилетнее изучение 275 жителей Канзаса (США) в возрасте от 50 до 90 лет[28]. Здесь утверждается, что уменьшающиеся психологические и биологические возможности людей позднего возраста неизбежно влекут за собой разрыв отношений с людьми, находящимися на пике активности и занимающими центральные позиции в обществе, и замещение их мест более молодыми. Таким образом, общество самообновляется, а пожилые могут спокойно умирать.
Социальное освобождение – это: 1) удаление общества от индивида (через принудительную пенсию, взросление и самостоятельность детей, смерть близких и т. и.); 2) удаление индивида от общества (через снижение социальной активности и более одинокой жизни). В результате имеет место обоюдное удаление.
Подобная точка зрения на процесс старения актуализирует политику сегрегации (отделения) и равнодушия к людям позднего возраста, и провоцирует деструктивное убеждение, что пожилой возраст не так уж важен.
Теория активности выступает альтернативой данной концепции. Ее авторы Р. Хавигхарст и Ф. Маддокс, полагают, что пожилые люди по сути такие же, как и люди среднего возраста, с такими же психологическими и социальными потребностями, за исключением неминуемых изменений в физиологии и состоянии здоровья. Снижение социальных взаимодействий в пожилом возрасте является результатом отказа общества от пожилых людей и сопротивления желаниям наиболее старых людей. В отличие от теории разобществления, этот отказ не обоюдный. Особое внимание обращается на то, что для пожилых людей важно иметь свободу выбора роли. Теория активности отмечает естественное стремление многих пожилых людей объединяться с другими, особенно в группы и деловые сообщества, хотя часто это блокируется существующей пенсионной практикой[29].
В теории наименований старость определяется как состояние девиантности (отклонения). Согласно положениям данной теории, индивидуальное «Я» с рождения развивается в атмосфере взаимодействия с окружающими людьми. Поведение пожилых людей также определяется нормами социальной группы, к которой они принадлежат. Вместе с тем, доминирующие другие, т. е. молодые члены общества, именуют представителей старшего поколения зависимыми от внешних условий, бесполезными, маргинальными, утратившими прежние способности, уверенность в себе и чувство социальной и психологической независимости. Социальное положение пожилых, таким образом, означает, прежде всего, пассивность. Поэтому «именующая» часть общества, обладающая возможностью активного влияния, может и должна разработать социальные программы для улучшения жизни «пассивных» престарелых [30].
Существуют также подходы, акцентирующие маргинальность пожилых людей, их положение социальных изгоев. Их удел – это низкие доходы и скудные возможности. Сторонники данного подхода уделяют особое внимание изучению субкультуры пожилых, обусловленной сходными условиями жизни и общими бедами. Очевидной слабостью такого подхода К. Виктор считает то, что здесь не находит отражения социальная неоднородность пожилой части общества.
Ученые рассматривают развитие, как жизненный феномен, и вследствие этого приспособление, или адаптация, к поздней зрелости и пожилому возрасту имеет индивидуальные различия. Теоретический акцент при этом делается на неразрывности ранних и поздних периодов жизни[31].
Теория социального обмена состоит в том, что более свободный образ жизни с небольшим количеством обязанностей может быть одним из преимуществ старости. Эта точка зрения лежит в центре теории социального обмена[32].
Названные выше теории страдают тем, что это предписывающие теории. Вместо того, чтобы исследовать, как большинство людей проводят время в позднем возрасте, авторы этих теорий учат, что им следует делать. Они также увлечены ценностными оценками того, что значит стареть благополучно[33].
Теория модернизации объясняет общее ухудшение положения пожилых людей как следствие модернизации в начале XX в.[34] Ситуация вынуждает к выходу на пенсию и понижает статус пожилых; современные технологии создали новые производства и трансформировали старые, что привело к потере стариками работы, дохода и статуса; урбанизация привлекла молодых в города, что послужило причиной разрушения многопоколенной семьи; рост массового образования и грамотности уничтожил ореол старости в смысле мудрости и знания. Однако подтвердить эмпирически эту гипотезу ухудшения не удалось.
Л. Торнстон, сопоставляя существующие в литературе подходы к проблемам старости и социального положения престарелых, выделяет пять основных парадигм, в рамках которых осуществляется сегодня теоретическое осмысление старости[35].
Первая парадигма связана с интерпретацией социальных проблем в терминах социальной патологии. С этой точки зрения драма старения заключается в том, что индивид перестает отвечать критериям «нормы» (нормальности) в физиологическом, психологическом, коммуникативном, производственном и прочих отношениях.
Вторая парадигма выступает антиподом первой. Здесь точкой отсчета выступает уровень организации социального целого, степень взаимосвязи его частей. Соответственно, источником проблем пожилых здесь выступает нарушение стройности социальной системы, ее дезорганизация. В частности, в западном обществе можно говорить о разрушении вследствие индустриализации и урбанизации традиционного образа жизни и порожденного им образа старости как синонима житейской и профессиональной мудрости.
Третья парадигма состоит в том, что проблема пожилых трактуется на фоне явного или скрытого конфликта ценностей. Проблема старения заключается, таким образом, в неизбежности непрерывного конфликта между потребностями индустриального рынка, нуждающегося в притоке свежей рабочей силы, и стремлением стареющего индивида актуализировать ценность своего социального и личностного «я» посредством продуктивного труда.
Четвертая парадигма рассматривает проблему старости через призму концепции девиантности. Пассивность стариков, их социальное отчуждение, уход в себя и тому подобные атрибуты старости трактуются в данном случае как варианты отклоняющегося поведения.
Пятая парадигма базируется на теории «наименования»; проблемы старости интерпретируются здесь как следствие неадекватного ее восприятия или «навешивания ярлыков» (старый, слабый, больной, бедный и т. п.). Мы бы назвали навешивание ярлыков более выразительно: стигматизацией.
В приведенных выше теориях и парадигмах не учитывается основной фактор, которым выступает сама личность человека преклонного возраста, определяющая благополучное протекание старения.
Несомненно, существенный вклад в разработку личностной составляющей проблемы пожилого возраста внесла теория и практика психоанализа. Теория 3. Фрейда предложила науке динамическую модель мотивационной сферы человека и пробудила интерес к исследованиям в широких областях психологии человека. Хотя сам 3. Фрейд непосредственно не изучал проблемы пожилого возраста, однако в его работах прослеживается личное ощущение страха перед смертью как неизбежного завершения старости. Известно, что в поздний период своей деятельности основатель психоанализа дополнил внутреннюю монадную диспозицию психической жизни (представленной единственной силой «либидо») еще одной важной составляющей, введя в круг психологического анализа идею «танатоса» как изначально бессознательного стремления к смерти. Таким образом, по 3. Фрейду картина индивидуальной жизни личности разворачивается в дихотомическом поле психического напряжения, полюсами которого выступают влечение к жизни и влечение к смерти. Причем последний полюс особо актуализируется на поздних этапах онтогенеза
