========== Глава 7 ==========

Поездка оставила у Чарльза очень тяжёлое впечатление. До сих пор ему не приходилось бывать ни в тюрьмах, ни в лагерях беженцев, ни в других подобных местах, и он даже не подозревал, какая атмосфера страха и безнадёжности может царить в умах людей, мутанты они, или нет. Кто-то плакал, кто-то проклинал, кто-то угрюмо молчал в ответ на расспросы, всем своим видом давая понять, что не пошёл бы расспросчик куда подальше, если он настолько туп и своими глазами не видит, что тут творится. Чарльз, конечно, пытался по мере сил ободрить заключённых и обещал, что их лишения скоро кончатся и всё переменится к лучшему, но ему мало кто верил. Мутанты видели в нём просто ещё одного чиновника, винтик той безжалостной машины, что ни с того ни с сего, безо всякой вины подмяла и изломала их жизни и судьбы. И Чарльз не мог их за это винить.

Но как ни парадоксально, винить тех, кто продолжал держать их в заключении, он тоже не мог. Да, арестовывать мутантов было чудовищной ошибкой, чтоб не сказать преступлением. Но раз уж они были арестованы, тем, кто сейчас их охранял, ничего не оставалось, кроме как крепко натягивать вожжи – уж очень неравны были силы рядового мутанта и рядового человека. Однажды в разговоре с начальником одного из лагерей Чарльз заикнулся о том, что охраны можно было бы оставить поменьше, режим сделать помягче, и не стрелять на поражение при каждом резком движении. Начальник в ответ глянул на него с искренним сожалением и ответил одно фразой:

– А вы представьте, что будет, если они поднимут бунт.

Чарльз представил – а если бы не представил, хватило бы воспоминаний тех, кто видел сопротивляющихся мутантов своими глазами. Если заключённые поднимут бунт, охрана обречена.

– Теперь ты видишь? – спросила у него Рейвен, которая вместе с Алексом Саммерсом сопровождала Чарльза в этой поездке. – Теперь ты видишь? Как мы с Эриком могли поступить иначе?

– Вижу, – мрачно согласился Чарльз. – Но мы поступим иначе – и выиграем.

– Люди всё равно не перестанут нас ненавидеть.

– Люди всегда кого-нибудь ненавидят. Чёрных, евреев или мутантов. Но знаешь, что самое замечательное в людях? Их можно переубедить.

Рейвен скептически хмыкнула. Чарльз отлично понимал, о чём она сейчас думает, даже без телепатии, и отчасти был согласен. Да, подавляющее большинство можно «переубедить» лишь силой, наложением запретов и карами за попытку их преступить. Но у внешних запретов, продержавшихся достаточно долго, есть свойство постепенно становиться внутренними, а значит, дело не такое уж безнадёжное. Да, всегда останется какой-то процент людей, которых никаких запреты не убедят, что другой, отличающийся от них – не враг. Также как и будет процент людей, которым не нужны никакие запреты, чтобы не искать себе врагов. Люди способны меняться к лучшему – и к худшему тоже, а значит, надо просто не бросать работу и над ними, и над собой. Жизнь – она всегда как гребля против течения: остановись, и тебя начнёт сносить.

А значит, надо просто не жалеть рук.

Было раннее утро. Последние лагеря, которые они посетили, находились в Техасе, и сегодняшнюю ночь путешественники провели в Далласе, чтобы с рассветом улететь на самолёте – одним из последних рейсов до закрытия аэропорта перед прилётом президента. Город, несмотря на ранний час, уже начинало лихорадить, но Лав-Филд был тих и почти пуст. Большинство ларьков и кафе не работали, но Алекс всё же сумел разжиться где-то газетой, и теперь они с Рейвен просматривали её, тихо переговариваясь между собой. Чарльз стоял рядом, прислонившись спиной к киоску «Помощь путешественникам» и прикрыв глаза. Он устал, не выспался, голову словно стягивало обручем, и телепат мечтал только об одном – устроиться в самолётном кресле на два с половиной часа полёта, а потом добраться наконец до своего вашингтонского дома, рухнуть на кровать и проспать ещё как минимум сутки.

И всё же он был рад, что они не задержались в этом городе дольше, чем было необходимо. Ему не понравилась атмосфера Далласа. Душная, дышащая агрессией и насилием, она была словно обжигающий пар над закипавшим котлом. Возможно, здесь не всегда так, возможно, в другие дни тут дышится легче – но ожидавшийся визит президента всколыхнул всё, томившееся под спудом. Похоже было, что здесь Кеннеди ждёт отнюдь не восторженный приём. Во всяком случае, в восторге были далеко не все.

Невольно вспомнились сетования Роберта Кеннеди на какого-то его знакомого, что никак не отстаёт, требуя изменить программу техасского визита так, чтобы обойти Даллас стороной. Не то чтобы Роберт не разделял опасений за благополучие брата, однако ему не нравился весь визит в целом, и вообще вся идея с выездами в другие штаты. Даллас же был, с его точки зрения, ничуть не хуже любого другого города – ну да, он был территорией ультраправых, но сейчас, после последних событий, возможность наткнуться на негодующего противника новой политики появилась в любом месте. Однако президент отметал все призывы к осторожности. «Я не могу прятаться вечно, – отрезал он. – Рано или поздно мне придётся встретиться с врагами лицом к лицу, и лучше делать это с открытым забралом. И речи быть не может, чтобы американский президент побоялся посетить какой-либо из американских городов».

– Чарльз, смотри-ка! – окликнула его Рейвен. Её голос вырвал Чарльза из размышлений, и он неохотно приоткрыл один глаз. Сестра протягивала ему тот самый номер «Даллас Морнинг Ньюс», раскрытый на одной из страниц. С неё на Чарльза смотрело лицо Джона Кеннеди – и Ксавьер вздрогнул, увидев, что оно обведено чёрной траурной рамкой. Но заголовок «Добро пожаловать в Даллас, мистер Кеннеди!» расставил всё по своим местам. Чарльз взял газету в руки. Статья, подписанная «Американский следственный комитет», бросала в адрес Кеннеди целый ряд обвинений, включая тайное соглашение с Коммунистической партией, потакание мутантам и продажу государственных интересов на Кубе и во Вьетнаме. «Почему вы приказали или разрешили вашему брату Бобби мягко обращаться с коммунистами и мутантами, в то же время преследуя лояльных граждан, критикующих вас? – вопрошали авторы статьи. – Мы требуем ответа на эти вопросы и хотим получить его прямо сейчас!»

– Что ж, – Чарльз протянул газету обратно, с трудом удержавшись от того, чтобы не смять её, не отбросить и не вытереть руки, – мы и так знаем, что его многие не одобряют. Хотя мне и хотелось бы быть лучшего мнения об одном из центральных изданий штата.

– А кстати, – задумчиво произнесла Рейвен, – если мы задержимся всего на один день, то сможем его увидеть.

– Кого?

– Президента. А то мне обидно – Сюзанна его видела, Лорна видела, ты вот видел, а я – нет.

Алекс согласно кивнул.

– Рейвен, – вздохнул Чарльз, – ну зачем тебе, скажи на милость, глазеть на него из толпы на жаре, когда я могу вас просто познакомить?

– С президентом?

– Ну конечно. И тебя, и вас всех. Я не так уж редко бываю в Белом Доме, и по делам, и в гостях, и смогу однажды взять вас с собой. Да он и сам, я думаю, рано или поздно захочет с вами всеми познакомиться.

– Что ж, – энергично кивнула Рейвен, – ловлю тебя на слове!

– Лови.

Объявили посадку, и скоро Чарльз, как и мечтал, устроился в кресле, но ожидаемого облегчения это не принесло. Наверное, во всём была виновата та статейка, оставившая после себя мерзкое чувство. Чарльзу казалось, что он привык к негативным выпадам против мутантов вообще и себя в частности, и у него должен выработаться иммунитет, тем более что в данном случае выпады против мутантов были лишь частью куда более обширных обвинений – ан нет, всё равно на душе что-то царапало. Как-то вдруг вспомнилось, что тот знакомый Роберта был не единственным, кто возражал против визита именно в Даллас. До сведения президента этого не доводили, но служба безопасности приняла ещё несколько сигналов от вполне уважаемых людей, опасавшихся, что в этом городе может случиться что-то плохое.