– Постой, постой, я не понял. Значит, герой следил не за женой, а за её двойником?

Лорна кивнула.

– А кто тогда убежал на башню?

– Убежала двойник. А друг уже ждал там с настоящей женой, и скинул её вниз. Слушай, ну ты же мысли мои читаешь, что я тебе объясняю.

– Как раз сейчас я стараюсь их не читать. И у меня получается. Значит, одержимость изображала и в воду до того прыгнула двойник, так? И она же приехала с героем в монастырь, где их уже поджидал его друг с настоящей женой, которую и скинул с башни.

– Угу.

– Как же он жену на башню затащил?

– Не знаю, – Лорна пожала плечами. – Но он её в обнимку держал, кажется, она была без сознания. Друг знал, что герой боится высоты, не сможет подняться и не увидит, что женщин две.

– А потом герой подтвердил на следствии, что это была не первая попытка самоубийства. Что ж, неплохо придумано. Странно, что этот друг и свою сообщницу не прикончил.

– Ну вот, не прикончил, – Лорна развела руками. – А, я вспомнила! Она украшение надела, такое же, какое было на картине той самой пра-пра… И тогда герой обо всём догадался. Он снова отвёз её в тот монастырь, и заставил её подняться на ту колокольню. И сам сумел подняться. И там заставил её во всём признаться. Только она, пока жену изображала, сама в него влюбилась. Ну и призналась ему в любви, и поцеловала его… А тут на колокольню понялась монахиня. И эта двойник увидела женский силуэт в темноте, испугалась, отпрянула и тоже упала. И погибла… И в последнем кадре герой стоит на краю и смотрит вниз, и о страхе высоты забыл от потрясения.

Они немного помолчали.

– Интересный фильм, – наконец сказал Чарльз.

– Ага. Мне его так жалко было. Мне кажется, что он её простил. Её тоже жаль, но всё-таки она его обманывала, и убийце помогала, а герой её дважды потерял, и друг его предал. И ещё подругу героя жаль. У него была подруга, которая его тоже любила и о нём заботилась, а он на неё почти не обращал внимания.

– И такое бывает, – согласился Чарльз. – Но что поделаешь, мы не властны над своими чувствами. Нельзя полюбить кого-то только потому, что он такой хороший и тебя любит.

– Почему вот так получается? – тихо сказала Лорна. – Почему одни влюбляются взаимно, а другие нет?

– Если ты разгадаешь эту загадку, то станешь величайшим гением всех времён и народов, – улыбнулся Чарльз, и Лорна тоже улыбнулась, хотя и довольно бледно. – Но знаешь что, малыш? Даже безответная любовь может стать благом. Потому что она может помочь тебе выстоять, когда тебя попытаются сломать. Мы сейчас живём в такое время, когда попасть в беду может любой из нас. И когда у тебя отнимут всё – любовь будет тем, что останется с тобой, не смотря ни на что. Воля к жизни иссякает, если её нечем питать, и если нет того, ради кого или чего нужно жить, ты умрёшь. А любовь, и не просто какая-то абстрактная, а любовь к другому человеку – один из самых простых и прекрасных смыслов. Ради неё стоит держаться до конца и оставаться человеком даже в нечеловеческих условиях.

Лорна сглотнула и кивнула. Чарльз протянул руку и провёл ладонью по её волосам. Потом нахмурился и провёл ещё раз.

– Что это у тебя?

– Где? – Лорна закатила глаза, пытаясь понять, что привлекло его внимание.

– Здесь, – Чарльз приподнялся, вглядываясь повнимательней. – В волосах у корней.

– А… – Лорна грустно усмехнулась. – Ну да, они зелёные на самом деле. Мама покупала краску и красила мне волосы.

– Ну, значит, нужно будет попросить купить тебе краску и покрасить волосы ещё раз. Хотя я и сам, наверное, смогу завтра встать и выйти в город.

– Правда? Ты завтра встанешь?

– Думаю, да, а что?

– Тогда смотри! – Лорна вскочила, отбежала к матрасу, который занимал пирокинетик Стив, и вернулась со свежей газетой: – Вот!

На раскрытой ею странице был изображён президент Кеннеди. Чарльз взял газету. Заметка под фотографией сообщала, что 20 сентября в 10 часов утра у Рокфеллер-центра президент произнесёт речь, посвящённую перспективам страны в освоении космоса и международному сотрудничеству по этому вопросу. А позже в Нью-Йоркском здании ООН состоится заседание, посвящённое той же проблеме.

– Что ж, жизнь идёт, – Чарльз отложил газету. – Исследования космоса – дело хорошее.

– Нет, Чарльз, я не об этом. Давай сходим посмотрим на него. Вместе!

– Лорна, это может быть опасно.

– Ну, Чарльз! Это же президент! Я никогда не видела живого президента.

– Лорна…

– Нью-Йорк – большой город! Другие же выходят, и ничего. Мы просто послушаем его выступление и сразу же вернёмся.

Чарльз помолчал. Он видел, как тяжело девочке безвылазно сидеть в этом подземелье, как ей хочется хоть ненадолго выйти на солнечный свет. Так что у него язык не поворачивался сказать категоричное «нет», хотя возможная вылазка его страшила. И дело было не только в опасности, что их опознают и схватят. Просто мысль о том, что он окажется в толпе, приводила Чарльза в состояние, близкое к панике. Уж если внутренние голоса всего лишь семи человек так бьют по мозгам, то что будет, когда людей вокруг окажутся сотни? Тысячи?

Однако он не может на всю оставшуюся жизнь запереться в подвале. И раньше… Раньше он отнюдь не был прячущимся от людей отшельником. Учился в университете, значит, как минимум на лекциях встречал других людей и как-то выдерживал их близкое соседство. И в Нью-Йорке ему бывать приходилось, а жизнь в городе кипит всегда, и он не сходил от этого с ума. А значит, нужно привыкать заново. Восстанавливать утраченные навыки, в том числе и навык пребывания в толпе.

– Ладно, малыш, – решительно кивнул он. – Завтра мы с тобой пойдём и послушаем президента. А заодно купим нам всё необходимое.

– Ур-ра! – сказала Лорна.

Поскольку Лорне явно не терпелось, то в сквер перед небоскребом Рокфеллер-Центра они пришли задолго до начала обещанной речи, но всё равно толпа уже начала собираться. С того самого момента, когда они покинули спасительный подвал, Чарльз напряжённо прислушивался к себе и своему состоянию, но путешествие сначала по улицам, уже заполнившимися прохожими, а потом в нью-йорской подземке дались ему даже легче, чем он думал. В один прекрасный момент он поймал себя на том, что, заслушавшись Лорну, которая была оживлена, а потому говорлива, он вообще перестал обращать внимание на окружающих. Мысли и чувства других людей не просто превратились в фоновый шум, они вообще практически отдалились за край сознания, начисто перестав восприниматься. А что если… можно заглушить их совсем? Чарльз попробовал, закрыв глаза и сосредоточившись – как он раньше тянулся мыслями вперёд, так теперь он пытался усилим воли вытолкнуть чужих из своей головы. И у него получилось! Да, это требовало некоторых усилий, но в мозгу наконец-то установилась благословенная тишина, которую не нарушало ничто, кроме его собственных мыслей. Так что из подземного перехода на улицу, ведущую к Центру, Чарльз поднялся в приподнятом настроении. Он может контролировать свою телепатию, и плохое самочувствие наконец отпустило – а что ещё надо мутанту для счастья? Разве что чтобы счастливы были и все вокруг. Так что по дороге он купил Лорне мороженого, и ещё лакричных конфет в шоколадной глазури. Подумал, не купить ли для остальных обитателей подвала пива, но решил отложить это на обратную дорогу.

Лорна крутила головой, оглядывая небоскрёбы, витрины, яркие вывески и восторженно комментирую всё увиденное. Чарльз время от времени давал объяснения, но больше слушал, улыбаясь. Когда они вошли в скверик, он устроил Лорне небольшую лекцию, рассказывая о строительстве Центра, и показывая, где что находится. Девочка почтительно примолкла и внимала ему со всей серьёзностью. Люди с улыбками поглядывали на них, и Чарльз подумал, что без труда может узнать, как их видят со стороны. Может, но не будет, и в этом, в возможности самому решить, слушать или нет, и состояло удовольствие от новообретённого контроля над собой.