На Победу им разрешили поехать туда, по возможности, рекомендуя, не сильно распространяться, что они из будущего, рекомендовано было представить себя потомками тех ребят.
-Кому следует - скажете. Если кроме братьев Крутовых, кто ещё жив - наверняка уже в приличном возрасте, надеемся - сумеют умолчать о многом.
Для подстраховки им выделяли двух молчаливых мужчин среднего возраста.
Как волновались все, как ждали этого дня. Весна резко началась со средины апреля - к маю, вернее, к Победе, цвели сады, отцветали первоцветы - крокусы и гиацинты, начали осыпаться тюльпаны и кое где зацветала сирень. Мужики заметно волновались, но старались не дергаться при Варе, у которой уже слегка округлился животик, понимая, что ей волнения не нужны, да и в деревне ещё предстоят и радостные, и горькие минуты.
-В Раднево стало совсем страшно, даже выходить на улицу! - рассказывала Ядзя, умудрившаяся добрести до Березовки. - Молодые ребятки не выдержали, все ведь уже знают, что наши наступать начали, хотели взорвать к такой-то матери это их проклятое казино, но один струсил, проболтался, вот всех и... Боже мой! Пацанятки, худые, мелкие, избитые, измученные, город в шоке - везде плач, эти гады лютуют, дожить бы до наших!! Как страшно, не люди кругом, а худшие из зверья, бешенством страдающие!
-Гринька, не смей никуда ходить!! Только возле дома у дворе или у хате, пОнял? - сразу же завелась Ефимовна.
-Чаго мне сделается? - По привычке проворчал Гринька и получил сразу два подзатыльника - и от Ефимовны, и от Ядзи.
-От, чаго сразу драться? Ня буду! Хай ёно усе горить!
Кто же мог предположить, что неуёмное Гринькино любопытство спасет усю дяревню через каких-то две недели??
Деревенские изнывали, наши были уже совсем недалеко, сентябрь был пока что хороший - сухой, и многие не выкапывали картоплю, чтобы хрицам не досталося. И даже предсказываемый дедом Ефимом дождь - кости старые ныли, не пугал:
-Наши прийдуть, и у дожж выкопаем, а с одной стороны ён нужон, чтоб эти гады утонули усе. Но нашим будеть хужее. Дед, хай твои кости подождуть нямнога!! - ворчала Марфа Лисова.
Через деревню потянулись машины, теперь уже в обратном направлении, а на той самой высотке, где у сорок первом полегли наши, окапывались, возводили свои укрепления хрицы.
-От будеть сложно их выкурить оттеда! - сокрушался Гринька.
-Стратег ты наш, Никодимушка, бяяда с тобою, от Родиону придется не раз тебя отлупить.
-Родион як прийдеть - самым послушным буду. Батька живога увижу и усе, успокоюся!!
-Ой, Гриня, - сокрушалась Ядзя, - ой, не зарекайся, дед твой всю жизнь с выкрутасами жил, и ты, ну, чистый Никодим, уродился же внучок!
Как-то враз забегали-засуетились полицаи, деревенские злорадствовали, говоря, что вот запекло у сволочей под задом.
Немец, который Милкин еще три эсэссовца собрали полицаев у Шлепеневском дворе, а Гриня как всегда-полюбопытничал. Что-то громко лаял Милкин хахаль, лежащие неподалеку в бурьяне Гриня и Колька вслушивались, чаго он там гаворить. Гринька за два года сильно насобачившийся понимать их, насторожился:
-...завтра... чтобы все было исполняйт. Операцион рано утр... не жалеть никого... - доносились слова с порывами ветра, натягивающего хмарь. - ...Самый болшой сарай, загоняйт алес, устрашение... много фойяр, сжигайт! Секретност сохраняйт!
Гринька дернул Гущева за рукав, аккуратно, стараясь не хрустнуть сухими будыльями и сильно не шуметь, выползли из бурьяна и задали стрекача огородами, к деду Ефиму.
-Дед, дед, - едва переводя дыхание, проговорил Гринька. - Дед, этот гад, Милкин, приказ полицаям отдал, сгонять на рассвете в четыре, усех у Ганькин сарай и там нас усех сжигать стануть.
-Да ты што? Ай придумал?
-Не, я такога придумать усю жизнь не смагу. Дед, они какое-то устрашений задумали!! - ребятишки испуганно смотрели на него.
-Значится так, ребяты, - дед подумал, - сейчас потихоньку попробуйтя своих предупредить, кто понадежнее - тожа, а паникерш уже ночью, а то начнут как куры квохтать, немцы жеж тоже не дураки, поймуть и тагда усем нам крышка. Гринь, тябе народ уводить, у лес, им не до нас станеть, у лес не полезуть, наши-то рядом, громыхаеть он как, чагось сильно скрипить и воеть ай какую оружью новую придумали?? Скажитя, штобы тряпки не брали - воды и еды якой. День пересидим, а там, Бог дасть, и наши будуть у дяревне. Узлы лишния буду сам выкидать!! Ешче скажитя - шчас не до выбору, или убегать, или сожгуть усех, а и по бугру наши як звездануть, усе хаты, што рядом, порушатся...
И где ползком, где перебежками мотались Гриня с Колькой по дворам самых неболтливых. Говорил только Гриня, ему, в отличие от Кольки, верили сразу. Знали, что Никодимов Гриня врать не станеть, бабы на удивление, не переспрашивали, бледнели и испуганно крестились. К ночи половина деревни была готова к уходу.
Полицаи 'случайно'нашли у Марфы Лисовой четверть мутного вонючего самогона, который она, ругаясь и рыдая, пыталась выпросить обратно, деток лечить зимой от простуды. Те гоготали и усмехались, один из них, пришлый, как-то мерзко гоготнул:
-Завтра вам ничего не понадо... - его ткнули в бок, и он заткнулся.
Марфа, тетка сметливая, тотчас же сложила два и два и порадовалась, что ушлый Никодимов унук оказался в нужном месте и услышал... Полицаи к вечеру собрались в хате Еремца, а деревенские, радуясь, что хмарное небо затянуло и нет луны, очень осторожно, задами, уходили в недальнюю посадку, где их уже ждали дед Ефим, Гринька с Василем, Ядзя, Ефимовна и баб Марья.
Где-то к половине третьего почти все жители были здесь, тревога ощущалась в каждом, ждать никого больше не стали, время почти не оставалось, и потихоньку двинулись к лесу, стараясь до четырех уйти подальше. Лес был неподалеку, и даже в кустах поутру их сложно было заметить, а когда рассветет -ишчи ветра у поле.
И все-таки немцы выпустили несколько снарядов по ближнему лесу, нашли-таки они кровавую жатву - ковыляющие сзади всех тихие старики Цвиковы, так и лежали у куста, как и шли - держась за руки. Там их и похоронили, под негромкий бабий плач. Это потом, отойдя подальше, они зарыдали погромче.
Оставив всех возле густых ещё кустов терновника, Гриня с Колькой - Василя оставил с Ефимовной - рванули к опушке...
В Березовке что-то горело, поднимался дым, а потом случилось что-то страшное... враз как-то далеко заскрипело-заскрежетало, звук послышался неприятный и каак... понеслось на деревню, вернее, на бугор, где хрицы устроили блиндаж, что-то непонятное, летели какие-то молнии. Земля тряслась, встала дыбом, вверх взлетали огромные комья, бревна, половина орудия, какие-то ящики, бочки.
Гринька орал и плакал одновременно, в скрежете и грохоте взрывов голос его не был слышен, но Колька отлично понял что кричал Гринька: