Герби же говорил только факты, про сорок третий, про заговор против фюрера в июле сорок четвертого, про окончание войны, про суд в Нюрнберге, про две страны вместо одного Дойчлянда. Дядя прервал его:

   -Июль следующего года... фамилии чьи-то знаешь?

   -Так, точно Штауффенберг - исполнитель, Вицлебен, Гёрделер, Бек - остальных можешь сам вычислить по окружению названных.

   -Так-так, теперь понятны кое какие реверансы вокруг. Как ты скажешь: предупрежден - значит, вооружен?? Хотел бы я пообщаться с твоей фрау Варья. Знаю, знаю, что невозможно. Позволь мой мальчик, мне подумать, твоя информация, это как дубиной по голове... -Но зато есть время предпринять кой какие шаги на будущее, чтобы не попасть на виселицу, через два с лишним года!

   Герберт добавил:

   -Хочу с Паулем поговорить, есть у меня одна задумка, с подачи Варьюши,нет, не разведка, не кримимнал - лекарства. Варья сказала, конец двадцатого века, начало того, нового, фармация будет одной из самых богатых отраслей.

   -Уверен,что Паулю можно доверять?

   -Не во всем, я ему несколько порошков дам, он натура увлекающаяся, заинтересуется. И на основании этих наработает что-то новое - живы останемся, сможем на этом зарабатывать!

   -Гут! А истинное положение дел можно будет в сорок пятом сказать, когда русские у ворот будут.

   -У него фатер далеко не наивный, он как никто русских знает, а фатер и Пауль очень близки по духу. Карл наверняка сложил два и два... скорее всего, уже все понял. Фрицци проболтался, что Карл собрался назад в фатерлянд - здоровье пошаливает. А я уверен - человек умеет видеть и замечать нюансы.

   Дядюшка весь вечер был необычайно молчалив, хмурился, ходил из угла в угол по своему кабинету. Герби же взяв лист ватмана, попытался сделать набросок своей Варьи.

   Сначала ничего не получалось, да и рисовал он последний раз году этак в тридцать шестом-седьмом. Потом вспомнил её необычное белье, и как-то незаметно на листке стало появляться изученное им до малейшей складочки тело в красивом белье, а потом и самое любимое лицо, как бы проступило на бумаге.

   Как обрадовался Герби, что ему удалось это сделать!

   Даже чужой человек, увидев этот набросок, никак бы не связал Герби и эту незнакомку в откровенном и необычном белье, куртизанка-француженка, не иначе... мало ли, у кого какие фантазии.

   Герби выбрал из папки несколько давних рисунков и пришпилил кнопками их на стену, расположив рисунок с Варьей так, чтобы он, просыпаясь, видел её и говорил:

   -Гутен морген, майне либе!

   Конрад нашел время попытать Руди, тот сказал, что Герби выпала огромная любовь, такая, что бывает одна на сто тысяч, а то и на миллион, и что он, Руди, просто отогревался в их нежности и любви.

   У Герби появилась возможность встретиться с Пашкой, долго стояли обнявшись, Пауль внимательно вглядывался в своего какого-то не такого друга.

   -Вас ист лос, Герберт?

   Тот поморщился, ответил, что все нормально, просто устал в командировке, ну не будет же он в кафе рассказывать что-то, передал поклоны от отца и брата, присовокупив к поклонам небольшую посылочку. Пообедав, пошли не спеша по широкой Курфюрстендамм, свернули в небольшую тихую пустынную улочку, тут Герби негромко сказал:

   -Пашка, я не могу много сказайт. Но прошу, просто не лезь на рожон.

   Пауль даже остановился:

   -Герберт?

   -Тихо, Пашка, тихо.

   Навстречу неспешно шел пожилой немец, Герби по-немецки, как бы продолжая начатый разговор, продолжил:

   -Дайн фатер ист кранк.

   Пошли дальше, ведя разговор о больных ногах фатера Пауля.

   Пашка совсем тихонько спросил:

   -Герби, ты по-русски ведь не любил говорить?

   -Многое изменилось, но разговор долгий и тяжелый, дядя Конрад пригласит тебя в имение, приезжай обязательно. Надо много чего рассказать.

   -Заинтриговал, буду.

   Через две недели Конрад фон Виллов усторил небольшой прием по случаю своего юбилея -пятидесятипятилетия, пояснив непосредственному начальнику, что в то время, когда Дойчлянд только что был в трауре, он не может устраивать гулянку. Все было чинно-благопристойно, а господам офицерам безумно понравилось русское сало толщиной сантиметров с десять, с мясными прослойками.

   А Пауль уехал с Гербертом в имение, там отдохнув и отобедав, собрались на прогулку на лошадках.

   -Герби, рассказывай! - не утерпел Пашка.

   И друг мешая русские и немецкие слова, волнуясь и замолкая, поведал приукрашенную историю, он не стал говорить, что его Варьюша из будущего, в такое невозможно поверить, а сказал, что его знакомая руссфрау была из ясновидящих, она-то и предсказала с конкретными фактами, например про Сталинград.

   -Еще в сентябре четко сказала, что Паулюс сдастся, и будет траур в стране, а летом будет Курское сражение не в нашу пользу. А к сорок пятому году даже маленьким детям станет ясно, что война проиграна.

   Пашка долго молчал, потом выдал:

   -Бисмарк когда ещё предупреждал... Герби, что я тебе сейчас скажу - никогда в жизни не признаюсь больше... так вот моя русская половина души радуется, что такие, как Фрицци, получат то, что заслужили. Знаешь, как иной раз трудно не выказать свою истинную натуру, не истинный ариец я, даже тебе боялся про такое сказать.

   Герби печально улыбнулся:

   -Поверь, Пауль, Паш, мой мир за эту командировку перевернулся с ног на голову... А я и рад, рад, что мы с тобой не стали мясниками, как ты понимаешь, надо быть вдвойне осторожными, и вот такая идея появилась... - он пояснил про пенициллин, другие лекарства.

   Пашка заинтересовался сразу, его увлекающаяся натура вмиг загорелась новыми идеями.

   -Ты же знаешь, Герби, у меня все эти вооружения в голове не задерживаются. Я больше по химии -биохимии, так под эту марку и буду потихоньку разбираться.

   -Будь очень осторожен, никому, даже самым проверенным полностью не доверяй, сможем выжить в это сумасшедшее время - найдем себя и в мирные дни.

   И как бы услышал слова своей Варьи:

   -"Герушка, я знаю, ты точно будешь жить, и долго, вот увидишь - моя любовь будет тебя хранить!"

   А любовь в это время кашеварила, самые надежные ребятишки понемногу приносили продукты будущего, запасы заканчивались, Леший оптимистично говорил: