В восемь они с Гереоном уходили к себе. Кора укладывала сына спать. Его нужно было просто положить в кроватку – свекровь уже позаботилась о подгузнике и пижаме.

Гереон усаживался перед телевизором, сначала смотрел новости, затем – художественный фильм. В десять у него начинали бегать глаза. Он выкуривал сигарету. Прежде чем зажечь ее, объявлял:

– Я покурю.

Он выглядел напряженным и неуверенным в себе. Уже несколько недель Гереон не знал, как вести себя с женой. Через несколько минут он тушил сигарету и говорил:

– Я пошел наверх.

С таким же успехом он мог бы щелкнуть плетью или сделать еще что-нибудь в этом роде.

Едва Кора поднялась с кресла, как он позвал ее:

– Кора, ты идешь? Я готов.

Гереон принял душ и почистил зубы. Еще раз прошелся бритвой по щекам и шее, капнул на кожу немного лосьона после бритья и теперь стоял в дверях ванной чистый, приятно пахнущий и милый. Из одежды на нем были лишь трусы. Сквозь тонкую ткань отчетливо просматривался возбужденный орган. Смущенно улыбаясь, Гереон провел рукой по затылку (волосы там намокли, когда он принимал душ) и нерешительно поинтересовался:

– Или ты не хочешь?

Как просто было бы сказать «нет»! Какое-то время Кора даже подумывала об этом. Вот только проблему таким образом не решить. Отложить что-то еще не значит отказаться от этого навсегда.

В ванной она пробыла недолго. На полочке над умывальником лежала упаковка со снотворным. Оно было более сильным, чем то, что она принимала вначале, и упаковка была почти полной. Кора приняла две таблетки, запив их водой. Затем, немного помедлив, проглотила оставшиеся шестнадцать – в надежде на то, что их хватит, чтобы покончить с этим кошмаром. После она направилась в спальню, легла рядом с Гереоном и заставила себя улыбнуться.

Он возился недолго, стараясь как можно скорее с этим покончить. Поднес руку к ее промежности, чтобы проверить, готова ли она. Там было сухо. С тех пор как он попытался доставить жене «особенное удовольствие», так было всегда. Постепенно Гереон привык к этому. Он купил крем-смазку и втирал его нежными движениями, прежде чем лечь сверху и войти в нее.

И в этот момент начиналось безумие. В комнате было совершенно тихо, если не считать дыхания Гереона, которое сначала было ровным, затем учащалось и становилось все более шумным. И тем не менее Коре казалось, будто где-то играет невидимое радио. Спустя полгода этот ритм стал для нее таким же привычным, как собственное сердцебиение: шуршащие, частые звуки ударных, сопровождаемые аккордами бас-гитары и свистом орга́на. Когда Гереон ускорял темп, звуки становились громче, пока Коре наконец не начинало казаться, что у нее вот-вот разорвется сердце. А потом все заканчивалось – обрывалось именно в ту секунду, когда муж падал на кровать рядом с ней.

Повернувшись на бок, он быстро засыпал. А Кора смотрела в темноту и ждала, когда подействуют таблетки.

Казалось, ее живот наполнен жидким свинцом, там жгло и гудело, словно в печке. Затем горячий сгусток подступил к горлу. Кора с трудом добежала до ванной. Ее стошнило. Она расплакалась и наконец уснула. Кора плакала во сне, разорвавшем ее ночь на тысячу кусков, и продолжала плакать, когда Гереон тряхнул ее за плечо, удивленно вглядываясь в лицо:

– Что с тобой?

– Я больше не могу, – ответила Кора. – Я просто больше не могу.

За завтраком ей все еще было плохо, голова раскалывалась от боли. По выходным это часто с ней бывало. Гереон ни словом не упомянул о том, что случилось ночью, лишь смотрел на жену с недоверием и сомнением.

Он заварил кофе. Напиток получился слишком крепким, отчего измученный желудок Коры взбунтовался еще сильнее. Гереон вынул ребенка из кроватки и, держа на руках, стал кормить куском белого хлеба, который намазал толстым слоем масла и варенья. Он был хорошим отцом и, когда позволяло время, возился с сыном.

В течение недели за малышом присматривала свекровь и ночевал он тоже у бабушки и дедушки, в комнате, которая раньше принадлежала Гереону. А по выходным отправлялся с родителями в собственный дом. Глядя на сына, сидящего на коленях у Гереона, Кора подумала, что это лучшее, чего она добилась в жизни.

Гереон вытер варенье с подбородка сына, с уголков его губ.

– Одену-ка я его. Ты наверняка захочешь отправиться за продуктами вместе с ним.

– Сегодня я выйду из дому позже, – ответила Кора. – И, наверное, в такую жару малыша лучше с собой не брать.

Было всего девять часов утра, а столбик термометра уже взлетел до двадцати пяти градусов. От головной боли глаза Коры едва не вываливались из орбит. Она почти не могла думать, а ее замысел нужно было спланировать как можно тщательнее. Спонтанное решение, принятое сегодня ночью, – это плохо, слишком многое остается неучтенным.

Пока Гереон стриг газон, Кора зашла к свекрови и взяла у нее одно из самых сильных обезболивающих, которые продавали только по рецепту. Затем очень старательно, как никогда прежде, вымыла кухню, ванную, лестницу и прихожую. Везде должна царить идеальная чистота.

В одиннадцать она отнесла сына к свекрови и, держа в руке две пустые сумки, направилась к автомобилю. Кора решила, что автомобильная авария – это проще всего. Однако выехав со двора, она отбросила эту мысль. Гереону нужна машина. Как иначе он поедет в понедельник к клиентам? Да и не в ее правилах было разбивать что-то, стоившее кучу денег.

Кора поехала в супермаркет. Наполняя корзину продуктами, она размышляла о других вариантах. Но в голову ничего не приходило. У колбасной витрины стояло несколько женщин. И Кора спросила себя, кто из них испытывает то же самое, что и она. Ни одна! Кора была в этом уверена.

Она являлась исключением. И так было всегда, Кора всю жизнь была аутсайдером с клеймом на лбу. Кора Бендер, двадцати пяти лет от роду, миниатюрная, хрупкая, три года замужем, мать мальчика, которому скоро исполнится два года. Она родила его стоя, сразу же, как только оказалась в «скорой».

«Стремительные роды», – сказали врачи. Ее свекровь считала иначе.

– Женщина должна очень много распутничать, чтобы так быстро родить ребенка. Кто знает, чем она занималась раньше? Наверняка ничем хорошим, если родители ее больше знать не хотят. Даже на свадьбу не явились. Интересно почему?

Кора Бендер. Рыжевато-каштановые волосы, спадающие на лоб так, чтобы скрыть глубокий зигзагообразный шрам. Красивое узкое личико с ищущим, беспомощным выражением, словно она забыла положить в корзину какой-то товар. Маленькие ладони, так крепко сжимавшие ручки корзины, что побелели костяшки пальцев. Карие глаза, встревожено скользившие по товарам: стаканчики с йогуртом, картонная упаковка с яблоками… Шесть плодов, больших, сочных, с желтоватой шкуркой. Голден делишес. Кора очень любила этот сорт. И свою жизнь. Но жизни больше не было. Строго говоря, ее не было никогда. И тут Кора придумала, как можно со всем этим покончить.

Во второй половине дня, когда жара уже начала спадать, супруги Бендер поехали к озеру Отто-Майглер-Зе. Гереон сидел за рулем. Он был не в восторге от предложения жены, но спорить не стал. Свое недовольство Гереон проявлял иначе, не догадываясь, что Кора лишь утверждается в своем решении. Он целую четверть часа кружил по парковке у входа.

Свободные места были с другой стороны. Кора несколько раз указала ему на это.

– Я не хочу тащить вещи так далеко, – отозвался Гереон.

В машине было жарко – во время поездки Кора не разрешила опустить стекла, ведь ребенок мог простудиться на сквозняке. Когда они выехали из дому, она была спокойна, но это кружение на месте ее раздражало.

– Хватит, – потребовала Кора наконец. – Иначе не будет смысла выходить из машины.

– Куда ты торопишься? Пару минут ничего не изменят. Может быть, кто-то уедет…

– Чушь. В это время никто отсюда не уезжает. Припаркуйся или позволь мне выйти и пойти вперед. А ты можешь ездить по парковке хоть до вечера.

Было четыре часа. Гереон скривился, но промолчал, сдал немного назад, хотя и знал, что жена терпеть этого не может, а потом наконец припарковался, так близко к соседнему автомобилю, что дверца с ее стороны не открылась до конца.