Annotation
Ковалев Леонгард Сергеевич
ВНУКИ СЕРАПИОНОВЫХ БРАТЬЕВ
Ковалев Леонгард Сергеевич
Внуки Серапионовых братьев
ВНУКИ СЕРАПИОНОВЫХ БРАТЬЕВ
Записки, найденные на чердаке
Зашёл ко мне Кузьмин, старый школьный товарищ. Я был обрадован его приходу. Мы редко встречались, давно не виделись.
После первых приветствий, обычных в таких случаях вопросов Кузьмин говорит:
- Я к тебе с подарком.
А в руке у него большой мешок из плотной бумаги, какие используют при почтовых отправлениях.
- Вот, - говорит, - принимай.
И рассказал такую историю:
В некотором подмосковном посёлке развернулось большое строительство. Потребовалось снести старые, ветхие дома. Кузьмин руководил работами на этом строительстве. В одном из домов, предназначенных к сносу, при осмотре его обнаружился этот мешок, в котором оказались какие-то бумаги, материалы, указывавшие, что человек, кому они принадлежали, был привержен литературным занятиям. О нём осталось только, что был он одинокий старик, категорически не пожелавший переселяться на новое жительство, оставаясь единственным и последним жителем этих домов, препятствуя таким образом проведению строительных работ. Другие жители были давно переселены. Но вот он умер, освободив строителей от необходимости решать задачку: что делать с несговорчивым стариком? Наследников у него, как видно, не было, небогатое имущество, вещи были выброшены, книги, какие были, переданы в школьную библиотеку, и вот был найден этот мешок. Почему на чердаке - непонятно. Старик как будто хотел спрятать свои сокровища, чтобы они никому не достались.
- Ты ведь книжный человек, - сказал Кузьмин, - к тому же, помню, любитель покопаться в таком барахле, возьми, может пригодится, не пригодится - выбросишь.
Мы долго беседовали, вспоминали прошлое - детство, школу, оба были далеко немолоды. Кузьмин за последние годы пополнел, начал седеть, роскошная когда-то шевелюра сильно поредела, однако оставался, как и прежде, подвижный, готовый к весёлой шутке. Мои домашние были на даче, мы немножко выпили. Во время разговора я кое-что вынимал из мешка, бегло осматривал. Тут действительно что-то было, и мне захотелось посетить место, дом, где жил и умер этот человек - пока ещё это было возможно, дом ещё не был снесён.
Кузьмин согласился доставить мне такую возможность, и уже на следующий день привёл к этому дому. Сам он ушёл на участок, где работала строительная техника, я остался один.
Четыре одинаковых дома, в числе которых был и тот, интересовавший меня, стояли по одной стороне улицы, скорее это была просто немощёная дорога. Два таких же дома находились на другой стороне, немного поодаль. Дорога за теми домами вела к посёлку, представлявшему с этой стороны одноэтажные домики среди старинных редких сосен. Застроенная часть отгораживалась от улицы ветхими заборами.
Двухэтажные деревянные дома, чёрные от времени, с белыми, однако, наличниками, имели в каждом из них восемь квартир, по четыре на этаже. Дома были построены до революции хозяином здешней фабрики для своих рабочих. После революции они стали государственной собственностью. Их не ремонтировали, не благоустраивали, со временем они пришли в полный упадок. Таким был и тот, куда я намеревался заглянуть. Он, как и другие, имел два крыла, в каждом по две квартиры на этаже. Мне нужно было во второй этаж, в квартиру с окнами на дорогу.
Дом и жилище вызвали чувство изжитого, отслужившего свой немалый срок. Казалось, люди ушли отсюда много лет назад, хотя не прошло ещё и месяца, как тот, кто в одиночестве влачил здесь последние дни, переселился в лучшие места.
Лестница подо мной заскрипела. Я стал подыматься, придерживаясь затёртых перил, в скудном свете мерцавших стеклянным блеском. С площадки второго этажа лестница поднималась вверх, на чердак.
Три небольшие комнаты, кухня, составлявшие квартиру, кладовка, имели вид бедной старости: облезлые полы, копоть, грязь, на потолке разводы, оставленные дождевыми протечками, вывалившаяся местами штукатурка.
Узкая кладовка, как видно, была превращена в подобие кабинета. Удобная полка между стенками использовалась, как письменный стол. Сюда была сделана проводка для настольной лампы. Были полки для книг. Человек, архив которого я унаследовал, уединялся здесь в своей работе. Здесь ничто не отвлекало и не мешало ему, сюда не мог заглянуть кто-либо посторонний.
Из кухни, через окно, выходившее на улицу, открывался вид на противоположную её сторону. Здесь она была не застроена. Открытый пустырь, наверное, занимали огороды. За пустырём, как и в посёлке, росли в разбросе редкие, старые сосны, дальше, в отдалении, был лес.
В молчании дома я прошёлся по комнатам, огляделся, и мне показалось, что рядом со мной кто-то есть. Чья-то тень прошла и рассеялась в проёме приоткрытой двери. Странные звуки, будто невнятный шёпот, прошелестели и замолкли в дальних углах. Я решил разобраться, почему от этих стен веяло грустью...
Дома я принялся неспешно и внимательно просматривать оказавшиеся в моём распоряжении сокровища. Настоящий владелец их конечно не желал, чтобы к ним прикасалось чуждое любопытство. Незримое его присутствие я продолжал чувствовать возле себя.
Я отобрал фотографии, письма, разрозненные заметки, нечто вроде дневниковых записей, и была ещё толстая папка с текстами более упорядоченными, пронумерованными в отдельных частях. В папке, на первой странице, как бы заглавной, было отпечатано крупным шрифтом: "ВНУКИ СЕРАПИОНОВЫХ БРАТЬЕВ" и ниже, простым шрифтом: "Союз свободного слова".
Пересмотрев весь этот материал, поразмышляв над ним, я решил сделать... Не знаю, как назвать. Это просто попытка сложить разнородные фрагменты в последовательности, более или менее логичной, придав им по возможности литературную целостность, без претензий на авторство с моей стороны.
Сложность заключалась в том, что материал этот содержал две линии, переплетавшиеся во временной последовательности, имея вместе с тем каждая свой смысл и своё значение. Первое - это всё, что касалось обычных человеческих отношений в группе близких друг другу людей. Второе - история интеллектуального общения, которое соединило тех, кто называли себя "Союзом свободного слова". Не знаю, вышло ли что-нибудь стоящее, но я сделал это. К сожалению, не получилось использовать полностью интересные материалы, подборки различных высказываний выдающихся и знаменитых людей, а также размышления самого владельца и автора этих записок. Собранные вместе, они представляли разносторонность и цельность суждений, своё понимание предмета, по которому выражали важную мысль. Часть этих высказываний, главным образом из области литературы, искусства, я всё же включил в общий текст. Одно из них хочется привести прямо здесь, чтобы оно не прошло незамеченным, затерявшимся среди других. Вряд ли это уместно, но хочется особо подчеркнуть сказанное Стендалем: "Разве возможно, чтобы люди с вульгарным вкусом не испытывали восторга перед тем, что вульгарно".
Запись ведётся от первого лица, которым является владелец используемого архива. Общее название взято из самого этого материала:
"ВНУКИ СЕРАПИОНОВЫХ БРАТЬЕВ"
