Ф.Г. Волков. Художник А.П. Лосенко
Труппа театра пользовалась различными зданиями. К примеру, в 1801 году для итальянских актёров был выстроен театр, который затем был выкуплен в казну и назван Малым театром. И лишь в 1832 году театр въехал в то здание, которое хорошо знакомо каждому театралу, и получил название Александринский в честь супруги императора Николая I императрицы Александры Фёдоровны. Здание театра построено по проекту Карла Ивановича Росси. Оно и теперь красуется, обращённое фасадом к Невскому проспекту, а перед ним высится великолепный памятник Екатерине Великой.
В описываемый период театр мог принять до 1700 зрителей.
«На глазах просыпался талант…»
Мать Вареньки Александра Егоровна Асенкова обратилась за помощью к знаменитому в ту пору актёру Александринского театра Ивану Ивановичу Сосницкому, своему сценическому партнёру.
Это был талантливый актёр и педагог.
В Театральной энциклопедии о Сосницком сказано:
«Его игра отличалась лёгкостью, изяществом, естественностью, виртуозным мастерством перевоплощения (например, в комедии Вольтера “Чем богат, тем и рад” Сосницкий играл 8 разнохарактерных ролей). Пользуясь приёмами имитации, пародии, Сосницкий создавал острые образы, высмеивающие его современников. Так, играя роль Ольгина, он имитировал известного в то время франта Сологуба. С блеском, темпераментом Сосницкий играл роль Фигаро (“Женитьба Фигаро”, 1828); однако этот образ не получил у него социально-углублённого раскрытия. В 30-е гг., в связи с развитием реализма в русском театре, искусство Сосницкого приобрело сатирическую остроту. Реалистическая драматургия воспитала у актёра умение создавать обобщающие образы, типизировать характерные явления николаевской России. В 1830 году, играя роль Репетилова, обличал дворянских лоботрясов и болтунов, нахватавшихся чужих мыслей, неспособных к действиям (с успехом играл эту роль до конца жизни). Наиболее значительная работа Сосницкого – роль Городничего (1836), получившая высокую оценку самого автора пьесы. В исполнении С. Городничий был умным и хитрым пройдохой, скрывающим свою подлинную сущность за благообразной наружностью».
И вот этот талантливый актёр и опытнейший педагог начал учить Вареньку, но вскоре тоже вынес нелицеприятный приговор – талант отсутствует.
Занимался же лишь потому, что хотел помочь Асенковой-старшей. Занимался так, ни шатко ни валко. Но однажды он поручил Вареньке роль Фанни в драме «Мать и дочь – соперницы». Начались репетиции. Вареньке Асенковой предстояло прочесть большой монолог Фанни. Сосницкий слушал сначала вяло, затем проявляя всё больший интерес, и вдруг захлопал в ладоши:
– Браво! Браво! Вот теперь я вижу, как на глазах просыпается талант. Браво!
А после следующей репетиции неожиданно предложил ученице роль в своём бенефисе, участвуя в котором Варвара Асенкова произвела впечатление на государя, да и не только на него одного.
В феврале 1836 года она была принята в труппу театра, и в «Русской старине» было написано:
«Театральная дирекция того времени, при всей своей бюрократической холодности, сознавая наконец – если не громадный талант Асенковой, то те сборы, которые могут доставлять спектакли с её участием, – приняла Асенкову в штат актрис, с производством очень скромного жалованья».
На сцене Варвара Асенкова, красивая от природы, расцветала необыкновенно. Один из критиков так описал впечатление от её появления на сцене:
«Восхищённое дитя выпорхнуло на сцену… И едва она заговорила, едва решилась поднять свои потупленные прекрасные глаза, в которых было столько блеска и огня, партер ещё громче, ещё единодушнее изъявил своё удивление шумными, восторженными криками “браво!”».
Император и впоследствии не раз заходил в её гримёрную, разговаривал с ней о театре, об артистах. Асенкова была начитанна, грамотна, хорошая, умная, интересная собеседница.
Но эти беседы стали предметом для несуразных слухов.
– Вы слышали? У Варвары Асенковой роман с самим государем.
Кто же распускал такие сплетни? Прежде всего Надежда Самойлова, казалось бы, её лучшая подруга, причём подруга детства.
Травля за триумф
Из зависти к необыкновенному успеху Асенковой Надежда Самойлова постаралась организовать настоящую травлю.
Скоро весь театр уже судачил о романе. Дошли слухи и до самого императора. Пришлось перестать посещать актрису.
Современники отмечали, что государь не имел никаких видов на Асенкову, мало того, восхищаясь достижениями, он в то же время оценивал и заслуги общие. Когда Асенкова стала известной, когда утвердилась на сцене, мать попросила прибавить ей жалованье. Прошение дошло до государя, и ответ, на основе резолюции государя, был таков:
«Ввиду того, что актриса Асенкова за последнее время никаких серьёзных успехов не сделала, никакой прибавки к жалованью сделано быть не может. 11 генваря 1836 года».
«Не сделала?! Так сделаю!» – сказала себе Варвара Асенкова.
И она решила взяться за роли шекспировских героинь.
Узнав о планах дочери, её мать актриса Александра Егоровна воскликнула:
– Варенька, ты что задумала? Ты же водевильная актриса! Тебе не осилить столь серьезной роли. Ты замахнулась на Офелию?! Но это не твой уровень. Её тебе никогда не сыграть.
– Неправда, маменька! Я сыграю Офелию! Вот увидишь, сыграю обязательно!
Она серьёзно готовилась к предстоящему выходу к зрителям. На репетиции неожиданно предложили режиссёру иначе, чем было принято прежде, показать сцену безумия и гибели Офелии.
– Никакого музыкального сопровождения! – убеждала она. – Должна быть полная тишина. Только мой голос, только мой голос в тишине. Это усилит эффект.
Режиссер согласился, и успех был грандиозен. Она играла Офелию так, как ещё никто не играл. А когда, погибая, Офелия запела песню «Ох, ива, зеленая ива», в зале бурные овации проходили со слезами на глазах восторженных зрителей.
По поводу этого исполнения в статье «Достоинство и честь» Марина Кузнецова (People’s History) пишет:
«Она [Варвара Асенкова] отказалась от натужного пафоса, от декламации с форсированным голосом, подкрепленной чрезмерной жестикуляцией. Актриса настояла, чтобы провести сцену сумасшествия Офелии без сопровождения оркестра, как того требовал канон. Её Офелия была печальной, трогательной и бесконечно несчастной девушкой, а не беснующейся. Догадывалась ли Варенька Асенкова, что не просто играет, как велит актёрская натура, а изгоняет с русской сцены позерство, искусственность и жеманство? Бог весть! Сердце у неё было умное. Но разодранное. В клочья».
Пасквилянты тоже готовы были рыдать от блестящего исполнения, но совершенно по-иному, нежели зрители, поводу. Зависть. Чёрная зависть. Тут же была сочинена очередная сплетня о романе Варвары Асенковой с её сценическим партнёром актёром Николаем Осиповичем Дюром (1807–1839), первым исполнителем роли Молчалина в знаменитой комедии Александра Сергеевича Грибоедова «Горе от ума».
В январе 1836 года Варвара Асенкова играла в водевиле «Девушка-гусар». Автором водевиля был драматург, мемуарист, историк театра и педагог Фёдор Алексеевич Кони (1809–1879), отец знаменитого юриста Анатолия Фёдоровича Кони. Газеты сообщили, что «при водевиле должен был раздаваться портрет В.Н. Асенковой, которая так прелестно играет роль Габриели. Портрет писан молодым художником Скотти, очень похож, но не поспел к сроку. Впрочем, его скоро получат многочисленные почитатели таланта г-жи Асенковой».
Ну а в мае 1837 года о водевиле «Гусарская стоянка» газета «Литературные прибавления к “Русскому инвалиду”» отметила:
«Публике особенно нравится здесь г-жа Асенкова-м., которая в белом кителе юнкера Лелева отбивает у своих начальников, поручика и корнета, всех женщин, за коими им вздумается приволокнуться. Но сказав: публике нравится здесь г-жа Асенкова, мы выразились относительно слабо: есть часть публики, особенно в креслах, которая приходит в восторг от этой артистки, не дает ей произнести слова без того, чтобы не загреметь рукоплесканиями, заставляет ее повторять каждый куплет, как бы он плох ни был, забывает иногда при ней даже первостепенные таланты нашей сцены и видит только ее одну. Мы помним: на прошлой Масленице давали “Фигаро”; г. Сосницкий был по обыкновению так хорош, как только мог бы желать сам Бомарше, – и что же? По окончании пьесы раздался крик: “Асенкову!” – и г-жа Асенкова, игравшая ничтожную роль пажа в мужском платье, – заметьте это! – была вызвана прежде; а о Сосницком вспомнили уже после Асенковой. Это уже слишком! Где же уважение к истинному высокому таланту? Бесспорно, г-жа Асенкова часто бывает мила, резва, но предпочитать ее Сосницкому, приходить от неё в фурор – право, грех. Всему должна быть мера».
