Те, кто внимательно следит за нашими путешествиями, знает, что основным их условием является знакомство с подлинной культурой и бытом тех или иных малочисленных племен и народов планеты. Нас совершенно не устраивают туристические «потемкинские деревни», организованные предприимчивыми дельцами в непосредственной близости от отелей и лоджей, нам не интересны «кукольные» пигмеи, папуасы, индейцы и т.п., как, наверное, не интересны вдумчивому европейскому путешественнику наши краснощекие суздальские «крестьяне» с ручными медведями, пляшущими под балалайку, и разукрашенными целлофановой мишурой «русскими тройками».

В этот раз мы тоже не собирались изменять своим правилам, а потому с нетерпением ожидали наступления утра и хоть какой-то ясности в судьбах товарищей. Ведь для того, чтобы успеть осуществить задуманное, нам нужно было придерживаться (буквально до минуты) намеченного графика экспедиции.

– Вот что, братцы, – обратился к присутствующим Влад. – Есть предложение, от которого глупо будет отказываться. Давайте рано утром разделимся. Часть народа с Максом поедет в аэропорт, встречать потеряшек, а мы с Андреем отправимся в бюро проката и постараемся арендовать хотя бы один джип. Может быть, нам повезет, и оформить получится сразу три машины.

– Предложение здравое, – оживился Андрей Костянов, – Но я планировал с тем же Максом еще успеть заскочить в пару мест и докупить здесь все необходимое для съемок: аккумуляторы, переходники, приблуды…. К сожалению, многое из того, что мы приобрели во Франкфурте и в Москве к местным розеткам не подходит. Возможно, мы поступим так: Влад с Петровичем будут заниматься машинами, девчонки – отдыхать в аэропорту, а я и Женя – займемся с Максом покупками.

– Между прочим, граждане, заметьте: Макс – это моя персональная и незапланированная намибийская находка, – рассмеялась Инна. – А мужчины силой хотят его у нас экспроприировать.

– Ага! – радостно согласился Костянов, – И, заметь, всё ради общественного блага! Кто через два дня будет стонать, что нечем заряжать планшетник или камеру?

Макс, который за последнюю неделю сроднился с ролью няньки российских путешественников, довольно посмеивался, ежеминутно слыша свое имя. Он уже успел привыкнуть к мысли, что жизнь его теперь круто изменится, что он непременно станет героем такой же толстой и красивой книги про Африку, как та, что ему подарили Инна и Петрович. Все его друзья, соседи и даже босс (сам великий директор таксопарка!) поверить не могли, что скромного и ничем не примечательного, в общем-то, парня почему-то заметили странные русские и сделали его чуть ли не своим главным гидом по столице Намибии.

– Макс! Так как мы завтра поступим?

– Цца! – восторженно цакнул Макс, что на языке дамара, которому он пытался нас обучать с первого дня, выражало высшую степень одобрения.

Кстати, вы еще не знаете, что такое язык племен нама и дамара? Нет? О, это нечто особенное. Пожалуй, более нигде в мире не встречается такая звонкая, цокающе-клацающая речь, постичь и воспроизвести которую, на первый взгляд, почти невозможно.

В мировой фонетике щелкающие звуки в речи дамара называют кликсами. А сам язык относят к койсанским языкам, на которых помимо намибийцев и южноафриканцев говорят еще пару племен в Танзании (сандава и хадза). Дамарский язык ранее красиво назывался готтентотским, и уникальность его состоит в особом произношении нескольких звуков. Помните, как мы в детстве клацали и цокали языком, показывая, как скачет лошадка? Попробуйте повторить это цоканье, но делая акцент на произнесении разных звуков: пь, кь, ль, чь, ць (и все это щелкая языком по нёбу).

В среднем, на языке нама-дамара в Намибии говорит почти 300 тысяч человек. То есть, шестая часть населения. Нам удалось привезти музыкальный диск с записью песен дамара, ну и, конечно же, вволю наслушаться программ специального дамарского радио, которое включено в малолитражке Макса денно и нощно.

Раз уж мы заговорили о Максе, хотелось бы остановиться на истории его жизни чуть подробнее, чтобы у читателей появилось хотя бы приблизительное понимание того, как складывается в Намибии жизнь рядового темнокожего гражданина, рожденного в обычной среднестатистической семье.

Макс родился на западе страны, в самом центре Дамараленда, в довольно бедной семье. В отличие от многих сверстников, мальчишка с удовольствием ходил в бесплатную начальную школу, а когда закончил ее, местный падре помог ему продолжить образование в так называемой «высшей» школе (это по-нашему пятый – девятый классы). Данный вид образования подразумевает оплату, хоть и символическую, но зачастую неподъемную для большинства намибийских семей. Максу повезло: администрация школы оценила его рвение и успехи в начальной школе и разрешила учиться без денег. Кстати, Макс несколько раз подчеркнул, что он не был каким-то исключением из правил, и все дети, которые хотят учиться, так или иначе, получают бесплатное образование.

В семнадцать лет наш приятель познакомился со своей будущей женой – очаровательной Машар, целеустремленной и предприимчивой девушкой, и молодая семья решила попытать счастья в столице Намибии. Сегодня Машар – администратор крупного мебельного магазина, Макс – таксист с двадцатилетним стажем работы. Они живут в небольшом доме, смахивающем на наши дачные шестисоточные домики-скворечники советских времен (примерно 5 на 6 метров),

владеют относительно новым автомобилем и воспитывают четверых детей. Макс гордо именует себя средним классом и уверен, что жизнь удалась.

Поначалу, насмотревшись на красивые особняки центра намибийской столицы, мы были готовы оспорить понятие «достатка» семьи Тхуебобо и его отношения к «среднему классу», но после того, как Макс отвез нас в местный «Шанхай» – бедняцкие районы Виндхука – полностью с ним согласились.

Эти районы почти никогда не показывают туристам. Кварталы хитро спрятаны вдали от основных магистралей, уходящих на юго-запад и северо-восток столицы, и представляют из себя многотысячное скопление небольших хижин, напоминающих наши гаражи-ракушки. Эти домики могут быть сделаны из любого материала: шифера, металла, картона, дерева и не превышают по площади 6-9 метров. Дома тесно примыкают друг к другу, приусадебных участков у них нет, даже отхожие места в виде выгребных ям принадлежат не семье, а целому кварталу. Удивительно, но улицы там не формальные, а самые настоящие, зачастую с красивыми названиями. Так, например, несколько замечательных фотографий мы сделали на улице с романтичным именем «Монте Кристо».

Беднота вокруг царит ужасная. Нет света, нет воды, нет какой-то элементарной мебели. Но, что удивительно, в столичных гетто поддерживается почти идеальный порядок. То есть, старые пластиковые канистры, валяющиеся в пыли у дороги, мы видели, но иной бытовой мусор – пакеты, бумага, осколки стекла или нечто подобное тщательно убирается и вывозится на свалку, далеко за пределы поселения. Вероятно, городская администрация опасается эпидемий и заставляет жителей следить за порядком. В черте бедняцких поселков есть свои малюсенькие стихийные рынки, магазинчики и даже кафе, расположенные в железнодорожных контейнерах и строительных вагончиках, где можно посидеть на колченогой табуретке на свежем воздухе, съесть печеный початок кукурузы, сомнительного вида жареную сардельку и попить самодельного мутного пива. Еще одна отличительная особенность таких кварталов – обилие начальных школ. Только по разнящейся друг от друга расцветке школьной формы мы насчитали их штук шесть или семь. Да и Макс объяснил, что бедняки, сообразив, что перемены в жизни начинаются с образования, заставляют детей посещать занятия. Поскольку детей в семьях много, то и школы переполнены. В одной такой, мимо которой мы проезжали в момент, когда у ребят закончились занятия, по уверениям Макса, учится примерно 2-3 тысячи человек. Почти МГУ!!!

Рассказывая о Максе и его любимом Виндуке, мы совсем забыли сказать, что еще в первый день знакомства Макс продемонстрировал нам фотографию своей любимой Машар. И мы были сражены наповал, мгновенно поверив, что в поисках красавиц попали точно в яблочко. Старенькое выцветшее черно-белое фото не могло скрыть изумительно правильных черт лица, огромных глаз, точеного носика с капризно вывернутыми ноздрями, высокого, благородного лба. На фото Машар было двадцать лет. Но познакомившись с женщиной пару дней спустя, мы не смогли скрыть разочарования. Это феномен, объяснить который под силу только генетикам. Машар выглядела грубой, некрасивой, сильно потрепанной жизнью женщиной, ничего общего не имеющей с красавицей на снимке. Некрасивость женщины сглаживало ее жизнерадостное обаяние, лучистый взгляд и искренняя радость от общения с новыми приятелями мужа.