Но фрукты были скорее дополнением к основному рациону, который составляли птицы, крабы, яйца черепах и, конечно же, рыба, которая водилась во множестве видов в коралловых лагунах острова. Если бы не желание вернуться к людям, остров вполне мог бы быть новым Эдемом, на котором можно жить и горя не знать. Но такая первобытная жизнь привычна для первобытного человека, а вот для жителя начала 21-го века такая жизнь – настоящая мука. Эбигейл то и дело жаловалась на отсутствие каких-либо удобств. Те же самые претензии были у Кирка и Винченцо. Ангелика молчала, но и сама была бы не против того, чтобы спать на удобной кровати, а не на ложе из листьев, которое для нее сделал Алессандро. Единственные, кто стоически переносил отсутствие каких-либо удобств, были Алессандро и синьора Полетте. Что касается синьора Дорети, то его это обстоятельство, похоже, совсем не тревожило, так как большую часть времени он проводил, замкнувшись в себе, и все попытки синьоры Полетте "вернуть его к жизни" так и оставались попытками. Синьор Дорети никак не реагировал. Большей частью сидел на берегу и смотрел на океан. Ангелике часто казалось, что он так и не смог оправиться от гибели жены и сошел с ума. Как же еще назвать человека, который то что-то бормочет себе под нос, то плачет, а раз или два из его груди вырывался то ли вой, то ли стон. В такие моменты синьора Полетте бросала все и устремлялась к нему, что-то говорила, успокаивала, гладила по голове. Ангелике было его жалко, впрочем, ей было жалко всех и себя в том числе. Она часто сидела на берегу океана и смотрела вдаль. Часто грустила и даже злилась на океан, мысленно обвиняя его в их горестях и бедах. Кого же еще обвинять, как не его? Именно он заставлял их страдать от жажды и беспощадных лучей солнца все то время, что они плавали в лодке. Именно он лишил жизни Дугласа и Стивена. А теперь, будто им было мало того, что они пережили, он забросил их на необитаемый остров, на котором им, вероятно, придется провести остаток жизни. Это было ужасно. Чувство безысходности точило изнутри, будто термит. Хотелось как можно скорее покинуть остров, но покинуть его, похоже, было возможно только отправившись на тот свет. Единственное средство, которое их могло вывезти с острова, лодка, на которой они на него попали, но она ни на что не годилась – швы, которые соединяли различные части лодки, от ее долгого использования разошлись. Но даже если с ними все было бы в порядке, от лодки все равно было бы толку как с бегемота шерсти. Не стоило забывать о "рваных ранах", нанесенных лодке зубами акул и рифами. Если остров не посетит какой-нибудь корабль, тогда они обречены на нем умереть. Как ни печалила Ангелику эта мысль, другие в голову не приходили. Им оставалось только ждать и надеяться. Так они и начали жить на острове, чередуя дни надежд с днями отчаяния. Жили все вместе на том самом месте, где высадились на остров, там, где джунгли нависали над пляжем. Именно там обустроили лагерь, соорудили нечто похожее на большой шалаш, стены которого сделали из веток и листьев, а крышей послужила резина от днища лодки. Шалаш поделили на две части – женскую и мужскую. На женской половине жили Ангелика, Эбигейл и синьора Полетте, а на мужской – синьор Дорети, Винченцо и Кирк. Алессандро же соорудил для себя маленький шалаш рядом с общим шалашом, где и ночевал.
Поделили обязанности: Алессандро рыбачил, Кирк ловил птиц (благо занятие это было не из тяжелых, так как птицы на острове были совершенно не пугливы), Винченцо собирал яйца черепах. Задачей женщин было собирать фрукты и следить за водой, которую хранили в емкостях и в резиновых баллонах, оставшихся от лодки. По настоянию синьоры Полетте синьор Дорети был освобожден от каких-либо обязанностей. Это не понравилось Винченцо и Кирку, но на их ворчание никто, впрочем-то, внимание и не обратил. Тем не менее, большей частью делать на острове было совершенно нечего. Скука, безделье охватывали лагерь каждый раз, когда каждый выполнял свои обязанности. Вместе со скукой приходило отчаяние. Кто-то, как Эбигейл, убегал от отчаяния купаться в океан, кто-то, как Алессандро, уходил исследовать остров, а кто-то, как Винченцо или Кирк, предпочитал проводить время во сне, а не в борьбе с муками отчаяния. Каждый искал свой путь бегства от суровой реальности. Никто не хотел с ней мириться, но и сражаться никто не хотел.
Ангелика сидела на берегу океана недалеко от лагеря, одним глазом гуляла по ровной, будто срезанной ножом поверхности, вторым посматривала на кольцо на пальце, то самое, которое когда-то ей подарил Леопольдо. Если бы не несчастье, которое постигло ее, сейчас бы она была уже миссис Витале. Раньше она думала об этом чаще, как и о самом Леопольдо. Прошлое было туманным и размытым, как сон: когда он снится, видишь каждую его деталь. Когда же просыпаешься, память содержит лишь отголоски, мелкие картинки без цвета, без резкости, без жизни. В последнее время Ангелика редко вспоминала о прошлом. Это как будто была другая жизнь, то ли в ином теле, то ли в ином измерении. Образы есть, целостности нет. Даже о родителях Ангелика вспоминала не часто. Что толку вспоминать, если каждое воспоминание отзывается болью в сердце, болью, которую нельзя вылечить. Легче не вспоминать. Проще жить настоящим, ни о чем не думая, ни о чем не переживая. Как животное, которому главное, чтобы было, что поесть и попить. Если это все имеется, можно считать, что жизнь удалась.
Ангелика пробежала взглядом по пляжу и увидела Эбигейл. Девушка как обычно лежала в полосе прибоя, нежась в лучах полуденного солнца. Ангелику от океана уже воротило, а вот Эбигейл готова была мириться со всем, что несло удовольствие. Ангелике даже казалось, что Эбигейл больше времени проводит в воде, а не на суше, прям как русалка, да и костюм был соответствующий – нагота. Но Эбигейл это нисколько не беспокоило. Впрочем, не беспокоило это никого, а кому-то даже доставляло удовольствие. Ангелика увидела, как из шалаша вышел Винченцо, потянулся, заметил обнаженную Эбигейл в воде, рука инстинктивно потянулась к пенису, схватила его через трусы.
Винченцо повернул голову влево-вправо, заметил Ангелику и осклабился. Улыбка сошла с его лица, когда из шалаша появился Кирк и двинул к Винченцо.
– Where is Abigail?[12]
– Эй, америкос хренов, а на нормальном языке говорить не научился? – Винченцо посмотрел на Кирка.
– Abigail, – повторил Кирк и принялся вертеть головой. – Have you seen her? I need her[13].
– Oh! – воскликнул Кирк мгновение спустя, заметив девушку в воде.
Кирк направился к Эбигейл, Винченцо же осмотрелся, бросил взгляд на пустой шалаш Алессандро и поплелся к Ангелике.
«Как мужчине надо мало, чтобы обрести нормальный внешний вид – всего лишь побриться», – пронеслось в голове Ангелики, пока она наблюдала за приближением Винченцо.
Первым побрился Алессандро. Это случилось на следующий день, когда они оказались на острове. Брился ножом, больше было нечем. Ангелика, когда наблюдала за этим, подумала о том, что хорошо, что она родилась женщиной. По крайней мере, в отличие от того же Алессандро ей не надо подвергать кожу на лице таким страданиям. Следуя примеру Алессандро побрились Кирк и Винченцо. Только синьор Дорети не побрился, но его это обстоятельство, конечно же, не смущало.
– Чертова жара, – прохрипел Винченцо, плюхнувшись на песок рядом с Ангеликой. – А где этот, – Винченцо кивнул на маленький шалаш, – отшельник?
– Я не знаю, где Алессандро. Сегодня я его еще не видела.
– Сумасшедший. Опять его по джунглям носит… Скучаешь? – Винченцо кивнул на кольцо на пальце Ангелики.
– Не знаю, – отозвалась Ангелика. – Стараюсь не думать о прошлом.
– Правильно, – ухмыльнулся Винченцо, сглотнул, задержал взгляд на загорелых ногах девушки, переместил на холмики груди, проступающие сквозь футболку. – Надо жить настоящим… Мне нравятся твои шорты.
