И вот сам он был ранен, попал в плен, прошел всяческие мучения в концлагере, да и  помер от голода или истязаний. Душа его предстала перед Божьим судом и сурово говорит ей Создатель:

– Не верил в меня! Лики святых на дрова пустил! Ступай теперь в ад на вечные муки, нечестивый грешник!

А душа парнишки посмеется горько над этими словами:

– Так ведь я только что оттуда, дедушка! Куда уже хуже...

Потрясенная этим монологом, Маша тихо спросила:

– Ты Библию знаешь? Читал раньше?

– Нет! - сквозь стиснутые зубы процедил Брок, - мне пришлось слушать, много слушать… Он любил рассуждать о Боге, о том, что все они избранная Им раса, а мы, русские - звериные отродья, нас нужно держать на цепи или в клетках.

Он утверждал, что Бог поможет им завоевать нашу страну. Да, у них на пряжках ремней были выбиты эти слова:«Gott mit uns» - «С нами Бог». Только где он сейчас сам, а? Может, в своей Валгалле, он в это верил, он бы этого хотел… Знаешь, Маша, я уже давно понял, что у каждого есть свой Бог, свой собственный личный Бог, и свой ад и рай конкретно для каждого человека.

И самое удивительное, что Тот, кто издевался над нами, кто презирал и ненавидел нас как отбросы, тоже может быть сейчас в своем раю, заслужив одобрение своего Бога.

– О ком ты сейчас говоришь?

– Они называли его Доктором, у него были очень умные пронзительные глаза, но из его рта лился яд, и я весь отравлен им, Маша. И это яд у меня внутри вместо крови! Как я могу быть с тобой, как я могу, вообще, такой, к тебе прикасаться?

– Брок, все это прошло! Все плохое уже закончилось… Ты хороший, ты чистый, ты лучше всех для меня!

Мужчину была крупная дрожь, его глаза бегали, он вдруг побелел как снег:

– Маша, я сейчас почему-то вспомнил, у меня ведь тоже когда-то был маленький оловянный крестик. Мне его дали, зашили куда-то сюда, изнутри в гимнастерку, - Брок показал в левую область груди, - «Игнатушка, береги… Береги, он поможет…»

Брок вдруг застонал, схватившись за голову руками, раскачиваясь на постели всем телом:

– Ничего больше не помню, я ведь даже не вижу ее лица, только голос остался - «Игнатушка, береги...» Что они со мной сделали, Маша, если я даже не помню лица своей матери?

Девушка плакала, обнимая его, желая как-то утешить, защитить от этой боли, а в голове сама собой складывалась картина его далекого прошлого. «Игнат… Его звали Игнат - это его настоящее имя». Брок наконец затих, крепко прижав к себе Машу.

Пытаясь как-то поддержать друга, отвлечь от невеселых дум, девушка предложила найти в лесу двух подобных ему мужчин, хоть что-то о них выяснить. Брок тут же категорически отверг эту идею:

– Тебе меня мало? Не позволю даже заговорить ни с кем из лесных!

– Почему же? Может, они нас вместе увидят, захотят приходить в лагерь, в столовую, Коротков для них что-нибудь придумает. Мы же не знаем какие они, может, им плохо одним? Ведь можно же просто общаться, поддерживать друг друга, это уже немало...

Вдруг мысль о том, что Коротков может привезти сюда еще одну девушку, якобы для работы, показалась Маше гадкой. У них-то с "медведем" все получилось  естественно, само собой, как будто они были всегда предназначены друг другу. А другая девушка на ее месте могла бы испытать сильнейший стресс только от первой встречи с кем-то вроде Брока.

– А если тебе приглянется другой? Я их видел - один довольно смазливый, белобрысый, глазастый, такие, наверно, женщинам нравятся. Волчонок вроде тоже ничего, быстрый. Я пару раз хотел спустить с него шкуру, да не смог догнать.

– Брок, ты совсем спятил? - ахнула Русанова. -  По-твоему, я из тех женщин, что прыгают от мужика к мужику? Я же только хочу для тебя лучше, вы подружиться бы могли, встречаться, иметь общие интересы и цели, у вас непременно должно быть что-то общее.

– Мне они не нужны! И тебе тоже. Забудь!

Маша только брови поднимала, покачивая головой. Брок был неисправим.

Глава 7.

Наступил август. Приятно теплый и относительно сухой после грозового дождливого июля. Кутаясь в большое полотенце, Маша сидела на берегу озера на разосланном покрывале. Скоро вода остынет, и купания придется отложить до следующего сезона, но уж, конечно, не Броку. Он, пожалуй, и до сентября не прекратит водные процедуры на свежем воздухе. Маша наблюдала, как Брок по - звериному встряхивается,  выходя из воды.

– Ты где был-то ночью? К медведице в чащу бегал?

– Я охотился вчера…, - лениво ответил Брок, усаживаясь рядом с ней на свое полотенце.

– Ну так, где же добытый мамонт? Почему до сих пор не на вертеле?

Мужчина озадаченно посмотрел на Машу:

– Тебе-то зачем с кровью возиться? Я сам потом на решетке приготовлю, вырезку пока к нам в холодильник сунул, а еще хорошие куски на крыльце у кухни оставил, они знают уже... разберутся. Остальное, что осталось, выбросил в овраг у Согры, волки подберут.

– Ого! Здесь и волки водятся? Коротков не говорил…

– Он много чего тебе не говорил, - резонно заметил Брок, - у лагеря они не бродят, гораздо дальше. Волчонок их сюда не подпускает.

– Он, что у них - командир? Почему ты его «Волчонком» все время зовешь? Он же не маленький?

– Ну, меня-то поменьше, а так…. Ты зачем спрашиваешь? - вдруг прищурился Брок с подозрением глядя на Машу.

Но девушке вдруг захотелось подразнить мужчину.

– А у них ведь есть свои имена? Просто любопытно… Ты - Брок, а их как зовут?

– Не знаю и не хочу знать! - огрызнулся Медведь, стаскивая полотенце с Машиных плеч, - я один их обоих стою, ты сейчас убедишься.

– Мне же сравнивать не придется, - хихикнула Маша, вспыхнув как маков цвет и пытаясь увернуться от его сильных рук.

Брок сгреб девушку в охапку и тихо, но грозно прорычал:

– Только я! Другого у тебя никогда не будет!

– Не будет, - выдохнула Маша в его полураскрытые губы.

Где-то недалеко в лесу вдруг завопила ворона, ей тут же начала вторить другая. Брок моментально обернулся к лесу, закрывая Машу своим телом от возможной опасности. Глаза мужчины перебегали от одного дерева к другому, ноздри раздувались, словно он пытался что-то учуять.

– Мы, кажется, тут не одни. Давай-ка к дому ближе.

– Так ведь это всего лишь птицы!  Кто там еще может быть сейчас? Твои-то лесные «братья» только ночью приходят к лагерю, да и то редко. Посидим еще…