1.

Каждую ночь мне снится один и тот же сон, в котором я вижу себя откуда-то сверху.

Я – другой я – лежу на холодном асфальте, а мне на лицо падает первый снег. Из раскрытых губ от последнего выдоха поднимается еле заметный пар. Из носа течет кровь. Губа разбита, и мне кажется, что я, который внизу, уже мертв. Мои уже стеклянные глаза смотрят на звезды, но не видят их.

Каждое утро я просыпаюсь в холодном поту и говорю себе:

– Не сегодня. Я умру не сегодня.

Я часто рассказываю об этом Софии. Она улыбается и называет меня болваном. Мы живем вместе в нашей квартире на третьем этаже стандартной пятиэтажки уже почти год и практически привыкли друг к другу. Она частенько флиртует со мной и, вполне возможно, в другой жизни у нас бы что-то получилось, но ее перерезанное горло меня смущает. Она ходит по нашей трехкомнатной квартире, и из ее раны льется кровь, день за днем пропитывая белую полупрозрачную ночнушку, сквозь которую можно разглядеть почти идеальное тело. Но в этот грязный, дождливый октябрь я хочу попрощаться с этим мертвым телом навсегда.

У меня есть дурацкая привычка – часто в обед, перед работой, я подхожу к окну, курю и смотрю на здание, которое находится за моим домом, через дорогу, на расстоянии пятидесяти метров. В народе его называют Домом скорби. Это такая небольшая одноэтажная постройка, где отпевают умерших.

– Ром, тебе не кажется это немного странным: вот так пялиться на мертвецов? – спросила София в тот момент, когда я направил свой взгляд на похоронную процессию и четырех мужчин, идущих впереди и несущих стандартный деревянный гроб, обитый красным бархатом.

– Нет. Я же смотрю на тебя каждый день, – ответил я, не поворачиваясь.

– Это разные вещи, – продолжила она. – Там настоящий синюшный мужик, который воняет смесью ароматов скисшей рыбы и блевотины.

– Запах гниения? – спросил я. – Может быть. Но этого синюшного типа сегодня закопают, а ты будешь маячить перед глазами целую вечность. Кстати, ты знаешь, какой должна быть глубина могилы?

– Мне незачем это знать, – отрезала София.

– Могилу роют не меньше полутора метров, и не более двух метров с хвостиком, – ответил я на свой же вопрос. – Для того, чтобы трупный яд не попадал в грунтовые воды.

– Ром, фу блин… – пробурчала София. – Я, конечно, в твоих глазах не самая приятная девушка, с учетом вот этого, – она показала на глубокий порез на своем горле. – Но, мне кажется, говорить о разложениях глупо и противно.

– Возможно, – отвечаю я, и тушу сигарету в стеклянной пепельнице.

За окном остаются мусорные баки, в одном из них копошится бомж, по дороге идет моя добродушная соседка – тетя Люба – и машет мне рукой, а через дорогу Дом скорби, который меня уже не пугает.

Октябрь выдался мерзким и холодным.

София не плохая девушка – красивая, скромная, добрая и по-настоящему человечная. Но самый чистый на вид человек обязательно скрывает в себе кусочек грязи, а кто-то – и кусище. Мне жаль, что ей перерезал горло маньяк-убийца, орудующий в нашем маленьком провинциальном городке, и теперь ее дух вынужден находиться в месте убийства – ее бывшей квартире, которую я год назад купил в кредит, и в одежде, в которой она была в момент нападения – довольно сексуальной ночнушке. София – мой личный домовой, мой собеседник, мой друг и одновременно – мое проклятие.

До того, как приобрести эту чертову квартиру, я думал о том, где взяла на нее деньги прежняя хозяйка – одинокая в свои двадцать семь, и уже после того, как я сюда переселился, София открыла мне секрет. В тот день она показала своим дорого наманикюренным пальцем в тот угол в зале, где кусок ламината слегка отличался по цвету от остальной части пола. Я принес с кухни нож и подцепил этот кусок. Моим глазам открылся тайник. То, что было внутри, меня удивило.

София Опарина, последние пять лет перед смертью, работала хореографом в одном из местных домов культуры «Звезда» и ставила танцы детям. За ней не замечали никаких компрометирующих действий, и люди отзывались о молодой женщине крайне положительно:

– Она была доброй девушкой. Веселой, красивой, целеустремленной. Надо быть наглухо больным ублюдком, чтобы сделать с ней такое, – сказала соседка по дому Диана Кискина в интервью местному телеканалу.

– Дети ее боготворили. Они равнялись на нее. Они хотели танцевать как она. София помогала прикоснуться своему танцевальному коллективу к прекрасному миру искусства, – говорилось в статье в дешевой газетенке, освещающей жизнь нашего прогнившего городка.

– Она была замкнутой, – как-то сказала мне второй хореограф «Звезды» Светлана Михалкова. – Странной. Постоянно витала в облаках… Но не злой. Этакий милый ребеночек, который забыл, что ему уже под тридцать.

София Опарина получала зарплату в пятнадцать тысяч рублей, а купила квартиру в новом доме за два миллиона с лишним. София была одинока, у нее не было богатого хахаля, способного дарить щедрые подарки, но у нее была и машина за миллион. Она была среднестатистической провинциалкой, но с дорогой одеждой светской львицы. Доходы и расходы как-то не стыковались.

– Интересные у тебя игрушки, – с ухмылкой на лице сказал я, кивнув на открытый тайник в полу.

– У всех свои способы заработка, – ответила София, и мне кажется, если бы она была жива, на ее лице появился бы румянец от стеснения.

– Интересно, ты эти резиновые пенисы продаешь? Или сдаешь в аренду? А может, изготавливаешь сама? – еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, спросил я.

– Я их тестирую, Ром. Точнее тестировала. Никакого криминала, – ответила она и улыбнулась.

София нашла работу тестировщицы секс-игрушек в интернет-магазине «Русский экстра интим», в котором торговали всякими прибамбасами для скрашивания вечеров одиноких дам. С деньгами были проблемы, вступать в сомнительные пирамиды по сетевому маркетингу она побрезговала, продавщицей пойти не решилась, а мысли о работе на одном из двух заводов в городе отмела сразу.

– Не пыльная работенка, – сквозь смех пошутил я. – Наверно, еще и приятная?

– Не всегда приятная, – игриво ответила София. – Но денег приносила предостаточно.

– А как все это проходит? – поинтересовался я.

– Я, типа, фрилансер. Мне присылают «игрушку», которую собираются запустить в продажу, я ее тестирую, пишу описания – что нравится, что не нравится, удобна ли она в эксплуатации, – затараторила София. – вредна или нет… Короче, описывать надо было ее во всех деталях. А потом отправляла обзор.

– А то, что протестировала, оставляла себе?

– Да, если что-то понравилось. То, что не по мне – выбрасывала.

А потом София меня немного удивила своей щедростью.

– Посмотри на дне тайника, – сказала она.

Я достал из-под пола кучу резиновых и металлических игрушек для взрослых разной величины, прежде чем найти на дне толстенный конверт с деньгами.

– Тут двести тысяч. Деньги помогут тебе платить кредит за эту квартиру, – сказала София.

– О! Спасибо! – обрадовался я неожиданному везению.

– Но теперь ты должен мне помочь. У меня есть не законченное дело… – так она начала рассказ. А когда закончила, улыбка полностью сошла с моего лица.

– Мне кажется, на меня наложили проклятье, – сказала София. – И, возможно, я знаю, кто это сделал.

– Проклятье? Ты прикалываешься? – спросил я. – На дворе двадцать первый век, ты еще скажи – тебя…

И тут я осекся. Передо мной стоял призрак молодой женщины с перерезанным горлом. Я может, и привык к Софии, но отрицать ненормальность ее существования не мог.

– Извини, – сказал я. – Продолжай.

– Роман, – вновь начала она, – пару лет назад я встречалась с двумя, так сказать, занятыми мужчинами. Первый был сожителем нашей соседки, Дианы Кискиной…