"Ведь Мануил этот, Серебро, если и знает организатора, то непременно спугнет его, тогда ищи-свищи!" - негодовал прокурор.

- Куда еще ходил Серебро с тех пор, как вы его отпустили? - снова звонил прокурор раздолбанному им несколько часов назад Степененке. - Может, в магазин, в школу, на дискотеку?

- А куда ему ходить? В Ближнее Село ехать собрался.

- Звонил куда-нибудь?

- Звонил, - нехотя отвечал Степененко. - Только что, из автомата. Кому - устанавливаем.

- Глядите, не потеряйте мне его! - раздражал себя попусту прокурор. Но и Никодим Фомич, следователь Степененко, тоже раздражен был до крайности. Эта старая гэбэшная вошь! Этот заржавленный крючок! Не понимает элементарных вещей! Не понимает: гуманизм ни при каких обстоятельствах не позволяет держать пацанов в тюрьме. Именно из соображений гуманности Маца и был отпущен. Но разве "этому" объяснишь-расскажешь, что вот и отец отпущенного прибегал, волосы на себе рвал, обещал запереть сына накрепко. И правильно, пусть запрет! Самого бы прокурора недельку-другую на нарах подержать!

Картинка "прокурор на нарах" взвеселила Никодима до крайности.

И Никодим Фомич хохотал: бурно, заливисто. Хохотал и думал об одном: как земля носит этих законопослушненьких вшей? "Да, да, земля! перекинулись вдруг мысли следователя совсем на другое. Надо землю во дворе поглубже проверить! Маца же этот никуда не денется. Может, еще и выведет на кого надо. Да и был ли этот "кто-то"? Тут - вопрос! Этим-то вопросом и надо огорошить прокуроришку при встрече!"

А тем временем случайно ускользнувший от оперативников на Покровке Маца с гранатой в кармане шел в Тетрагон взрывать Урода...

О взрыве в Тетрагоне Урод услышал быстро, минут через сорок. Услышал как раз тогда, когда, напуганный беззубой головой, взбирался со второго этажа "Аналитички" на шестой. И враз перед ним вытянулась вся им задуманная и умело выкованная цепочка: мальчики, убитый старик, особняк на Солянке, ЗИС, который он гонял к особняку, длинный дурачок, продержанный вместо Нелепина у входа в особняк больше пятнадцати минут. Нет, здесь был порядок! Любой следователь такую цепь с крюком на конце заглотнет. А уж после событий на фирме, о которых Урод узнал совсем недавно и в которых этот самый Нелепин был, без сомнения, замешан, тем боль! Нет, здесь все о'кей! Взрыв хоть и разворотил дверь бывшего агавинского кабинета, к самому Уроду никак не подводил. А раз так - опасаться нечего. Но вот поторопиться, без сомнения, следует!

А вот Дюдя Тимерчик пошел по ложному пути. Да, так! Теперь он это понял ясно, отчетливо. "Не надо быво так нагво налетать на эту говняную фирму. Не надо быво устраивать скотский дебош! Надо быво купить всех. А кто на дебош его товкнул? Кто оставил маленького чмок-астронавта без разработок, без банка данных, без главного научного специалиста фирмы по фамилии Дурнев - словом, без штанов? Кто придал делу ненужную огласку? Кто вообще должен ответить за все?"

Чувствуя, что совершает еще одну и, возможно, непоправимую ошибку, Дюдя уволил Срамоту со Свечным.

Теперь действовать приходилось одному. И в первую голову надо было вернуть Дурнева Валерьян Романовича из нетей в Москву. Здесь Свечной и Срамота были не помощники. Здесь требовались людишки помощней! Людей, способных вернуть кого угодно и откуда угодно, Дюдя нашел весьма скоро. Но вот как этого самого Дурнева найти? Здесь пахло безнадегой. Делом фирмы занималось ФСБ, а туда Тимерчика и на пушечный выстрел не подпускали. И вдруг золотой этот ученый, платиновый этот Дурнев объявился сам! Не сразу, ох не сразу, но объявился. Письмо, лох, написал! На адрес фирмы! Ай да башка ученая! Конечно, прежде чем к нежданной почте потянулись грязные лапы ФСБ, Дюдины люди на фирме письмо ухватили и на Старую площадь доставили. Адресовано оно было нынешнему руководителю "Холзана" доктору медицинских наук - читай: старой калоше - В. Авилову. В письме, кроме жалоб на жизнь и нескольких строк псевдонаучного вранья, ничего ценного не было. Но был обратный адрес! И хоть далековато залетел ученый (за границы России, дрянь, сиганул!), теперь установить с ним контакт, а если надо, то и вывезти силой (вместе с неким Нелепиным, который тоже, как выяснилось из письма, был носителем какой-то особо ценной информации) - особого труда не составляло. Дюдя и стал такой вывоз готовить. А здесь - второе письмо! В нем Дурнев, пеняя старичку Авилову за молчанье, писал, в частности, и о том, что этот самый "носитель" Нелепин сбежал дальше на юг, в некую Русско-Украинско-Бессарабскую Республику (сокращенно РУБР), да и сам Дурнев через несколько дней собирается в столицу этой дохло-наглой республики выехать. Здесь был шанс! Незаконная республика! Раковая опухоль на теле братского государства!

Окрыленный нежданной удачей, Дюдя всего за два дня через своих людей в Министерстве обороны все и организовал. Выходило красиво, выходило стройно-великолепно. Вскоре должен был отправиться секретный "борт" на юг. И... и... Дюдя у себя в кабинетике на Старой даже заплясал. Можно будет наконец вывести его дельце на мировой уровень. Слухи-слушонки! Острые! Разящие! И эта новая "материя д.", руководимая В. Р. Дурневым, тут очень даже сгодится! Надо лететь с военными! Под такое дело можно и кого-нибудь из прессы с собой прихватить! Не для того, конечно, чтобы на весь мир о захвате и вывозе сообщать. А для того, чтобы рассказать о том, как он, Тимерчик, современную науку патронирует. Тут необходимо было "свое" и очень тонкое перо! Чуток посомневавшись, Дюдя набрал один давно известный номер.

Был вечер. Может, поэтому ответили Дюде кратко-рублено:

- Ну.

- Господин Агавин?

- У.

- Есть информационный повод для абсолютно сенсационной статьи. Возможно, вас заинтересует... - Дюдя медленно выговорил еще несколько десятков слов, затем важно уложил трубку на рычаги. Все! Тонкая шейка предстоящего события была обильно смочена, намылена, оставалось затянуть на ней веревочку потуже!

Информацию о фирме Дюдя собирался еще раз прокачать на своем подвальном компьютере. Но неожиданно в кабинет его, вместо верных, мордасто-горбатеньких помощников, влезла страхолюдная буддийская монахиня. В серой хламиде, наголо обритая, со стальными мышцами, грубая, дерзкая, она затолкала Дюдю вглубь кабинета, закрыла дверь изнутри на ключ, усадила онемевшего сочинителя слухов в кресло и, мигом завязав у него на горле бантом белую парикмахерскую простынку, адским пыточным голосом спросила:

- Как будем стричь, сучара?

Дюдя не ответил. Стальные лапы монахини, ее титановая, тихо клацающая челюсть враз лишили Тимерчика языка. Чтобы снять чрезмерный эффект от религиозно-философского шока, монахиня буднично и как будто между прочим спросила:

- Ты чего ж это, сурло? Настоящих хозяев своих позабыл?

- Яххр...

- Забыл? А? - монахиня с вжатыми в голый череп мышиными ушками белый узел на горле слегка поослабила. - Кто в кремлевском нужнике третьего дня написал: "Всем йогам по рогам?" У? А куда это ты без спросу на летательном аппарате пилить вздумал? - перескочив с детских проказ в клозете на серьезное, монахиня затянула бант на шее потуже. И Дюдя, почти теряя сознание, укорил себя горько за то, что удалил от себя сто и тысячу раз проверенных Срамоту и Свечного. - Ты, сучок, ведь только сочинитель слухов. А события сочиняем - мы! Сделаешь так: никаких полетов... - монахиня перешла на шепот, однако Дюдя, потрясенный тем, что роковую ошибку уже не исправить, помощников не вернуть, из своего утомленного сознания внезапно выпал...

Ну, а следователь Степененко решил ошибки исправлять вовремя. Работать и работать над ошибками - решил он! Для такой вот "работы над ошибками" следователь сел в собственной кухне на табурет, взял зеркало и, заглянув в него, строго задал себе несколько вопросов: "Кто-то к убитому старику приходил? Приходил. С предложением? С предложением. Этого "кого-то" старик в тот вечер и ждал. Он ведь петь по утрам начал! Это и в особняке заметили. Значит, тот, кого ждал он, обещал что-то ценное, может, дорого давал. Кто ж это был? Так и не выяснили. А пора, пора выяснить! Опросить пора всю Солянку! Взять за грудки, вытряхнуть, выгрести нужные сведения!"