– Ну что же, довольна ты? – спросил Тейтли после разговора с воинами, обратившись к Хоцитл.

– Да! – радостно улыбаясь, отвечала молодая женщина. – Ты обратил мрак моего сна в яркий свет! Благодарю тебя! Я люблю тебя! – добавила она, глядя на Тейтли с глубокой нежностью.

Он крепко поцеловал ее и после этого, взяв с собою Черного Коршуна, отправился в лес вдоль ручья. Тейтли нарвал на берегу какое-то растение с широкими листьями, возвратился в стан, обернул этими листьями ноги Рауля, сказав Валентине, чтобы она утром и вечером заменяла листья свежими.

Уже уходя, он вдруг как бы неожиданно спросил Рауля:

– Ты француз?

– Да! Я француз, – отвечал молодой человек.

– Куда же ты направлялся на своем корабле?

– В Тегуантепек!

– С какой целью?

– Это придется долго рассказывать.

Рауль, по-видимому, что-то обдумывал. Поглядев на него проницательным взором, Тейтли сказал:

– Я желаю знать только правду.

– Не потому я задумался, чтобы скрыть истину, – отвечал Рауль, – а только собирался с мыслями, чтобы точно и ясно ответить на твой вопрос. Как на западе, так и на востоке от страны твоей, предводитель, простираются два громадных океана, из которых один перед нашими глазами. За этими океанами находятся две обширные страны, нуждающиеся во взаимном обмене своих товаров.

– Мне это известно! – возразил Тейтли.

– Итак, чтобы отправиться морским путем от одной из этих стран в другую, необходимо добраться до крайней конечности земли, на которой мы стоим теперь, терять целые месяцы на плавание среди подводных скал, еще более опасных, чем Скорпионы.

– Обогнуть мыс Горн – мне это неизвестно.

Рауль изумленно посмотрел на предводителя и снова ему пришло в голову, до какой степени интеллигентным и своеобразным является этот человек. Молодой человек продолжал вдумчивым тоном:

– Так как ты все это знаешь, то, конечно, поймешь мою мысль. Мой отец, а также отец жены моей, были моряками, и чтобы избавить корабли от очень продолжительного и крайне опасного путешествия, они порешили доставить им возможность пересечь материк Америки. Они хотели, чтобы корабль, вышедший, например, из Китая, проходил по течению реки Тегуантепек, а затем по течению реки Шималапа, а оттуда через реку Пазо доходил до устья Гоатцакоалько…

– Это несбыточные грезы, – прервал молодого человека Тейтли. – Между Пазо и Шималапа нет водного снабжения.

– А вот видишь ли, предводитель! – воскликнул Рауль. – Мой отец и отец моей жены задумали осуществить эти грезы и устроить водное сообщение между этими двумя реками. Они желали прорыть между ними канал, проходящий по долине, так что горы не служили бы препятствием. По несчастию, оба они, то есть как мой отец, так и отец моей жены, умерли на берегу Гоатцакоалько, не окончив задуманного ими дела.

– Вероятно, они погибли там от лихорадки? – спросил Тейтли.

– Нет, – печально отвечал Рауль. – Они погибли под пулями индейцев, которые, обманутые ложными сведениями и заблуждаясь относительно наших целей и намерений, полагали, что они стремятся лишить их независимости.

Молодой человек на несколько секунд замолк, очевидно под давлением тяжелых воспоминаний, а затем продолжал:

– Я и жена моя сопровождали по лесам и степям этих двух отважных мучеников, и на их могилах мы поклялись довершить задуманное ими дело или умереть, подобно им. Благодаря нам, как я надеюсь, тысячи жизней будут избавлены от преждевременной смерти, и наступят времена, когда цивилизация сделает плодотворными находящиеся перед нами пустыни.

– Цивилизация! – воскликнул Тейтли.

По-видимому, он хотел что-то возразить, но вдруг внезапно встал и подошел к краю пригорка и так же точно, как и тогда, когда пал его конь, начал неистово рассекать воздух ударами хлыста.

– Что с тобою? – озабоченно спросила подошедшая к нему Хоцитл.

– Надобно, чтобы эти белые были преданы смерти, – отвечал Тейтли. – Они наши враги.

– Неужели ты хочешь приказать их убить? – в ужасе вскричала молодая женщина.

– Нет! Еще не зная их намерений, разве я из желания угодить тебе не поставил их сам под покровительство Тецкатлипоки? Белые будут всегда врагами индейцев, могу тебе в этом поклясться, Хоцитл. Никогда не становись между ними и мною.

Индианка намерена была что-то возразить, но Тейтли остановил ее, сказав повелительно:

– Довольно! Я хочу есть, а после того уйду!

Молодая женщина, склонив голову, направилась к очагу. Через четверть часа она снова подошла к предводителю и кротко, ласковым голосом сказала ему:

– Приказание твое исполнено.

Тейтли, смотревший в это время на море, быстро повернулся, заслышав ее голос, и увидел слезы на глазах девушки.

– Цветок! Цветок! Я не люблю видеть такой росы в твоих глазах! – воскликнул Тейтли, обнимая ее. – Скажи мне, какая причина твоих слез?

– Я, кажется, рассердила тебя, Тейтли?

– Нет, дитя мое! Я раздражен этими людьми, которые, если бы не ты, давно были бы уже преданы смерти.

– Значит, ты желаешь их убить?

– Нет! Я их пощадил ради тебя, так как не хочу тебя огорчать. Кроме того, они принадлежат Тецкатлипоке, и до тех пор, пока они находятся в нашей власти, они не могут нам навредить. Я решу их участь, когда мы возвратимся домой в нашу палатку.

Радостная улыбка осветила прелестные черты лица индианки. Несколько минут позднее она подавала мужу обед и в то же время приказала подать пищу пленникам, нисколько не подозревавшим, что рассказ капитана возбудил гнев предводителя, но крайне изумленных его отъездом. Но дело в том, что Рауль Лакруа, сын капитана, чье имя он носил, и его жена Валентина, дочь американского капитана Уарена, если усматривали те громадные выгоды, которые могли быть извлечены европейцами от прорытия канала, мысль о котором впервые явилась Фердинанду Кортесу, однако не хотели принять в соображение, что это должно было представиться большим несчастием для индейцев, увидев, что их земли в сто раз сделаются дороже и они вынуждены войти в сношение с цивилизованным миром.

Было уже десять часов утра, когда Тейтли пил кофе. Ветер еще дул весьма сильно и далеко гнал мрачные тучи. Но море мало-помалу начинало успокаиваться, и волны уже не покрывали острые оконечности подводных скал. Поверх камней на волнах виднелись тюки, ящики, доски и всякие обломки. Все это было, как выражался, грустно поглядывая на место крушения старый Матюрен, перья бедной «Ласточки», которая не дольше, как еще вечером, легкая и быстрая, как птичка, оправдывая свое название, чуть касалась голубой глади поверхности моря.

Подвели четырех оседланных и в роскошной сбруе коней, и Хоцитл, тотчас подойдя к Валентине, спросила ее:

– Умеешь ли ты ездить верхом?

– Разве нас хотят разлучить? – воскликнула Валентина, ухватившись за руки мужа.

– Нет-нет! – отвечала индианка. – Но, послушай, дня через два сюда прибудут воины Тейтли. Твоего мужа поместят на носилки, и вы присоединитесь к нам.

– А ты уезжаешь? – печально спросила Валентина, так как сознавала, что молодая дикарка оказывает им постоянное покровительство.

– Не беспокойся! Ты и твои близкие принадлежите теперь Тецкатлипоке, и вы стали священны.

Валентина намеревалась спросить по этому поводу объяснения, но в этот момент Хоцитл позвал предводитель, и та поспешила к нему. Тейтли со всеми своими воинами осматривал лошадей. Он подхватил Хоцитл и, посадив ее на лошадь, тотчас же вскочил на другого коня.

– Моим сынам известна моя воля, – сказал он, обращаясь к окружавшим его индейцам, – если Летающая Рыба даст какое-либо приказание, то устами его будет говорить моя собственная душа, и мои сыны обязаны ему повиноваться.

В ответ на это послышались возгласы, высказавшие безусловную покорность и обещание повиновения.

Предшествуемые Черным Коршуном и еще другим всадником, Тейтли и Хоцитл двинулись вперед. Подъехав к опушке леса, он, повернув голову и взглянув на пленников, прошептал: