База для испытаний торпедного оружия представляла собой, по сути, небольшой порт – полдюжины причальных платформ и десяток мачт, несколько эллингов для небольших кораблей, самолетные ангары, склады, казармы, ремонтные цеха. К постройкам прилегало обширное травяное поле, обнесенное проволочной оградой, – столь просторное, что на нем уместился бы провинциальный городок. Сейчас над полем, сбросив якоря, парил броненосец. Корабль показался Дронову странным – он был раза в полтора меньше привычных майору броненосцев и весьма необычно окрашен. Черные выпуклые борта украшали косые желтые полосы, делая судно похожим на пчелу. Желтым же были выкрашены орудийные башни и макушки мачт.

– Скажите, лейтенант, а почему он так странно выглядит? – спросил Николай, указывая на полосатый броненосец. – И что это за корабль вообще?

– Это «Бавария», господин майор, – охотно пояснил Грушевский. – Последний из старых шестибашенных дредноутов, остальные давно пошли на металлолом. Ему уже под сотню, со стапелей сразу после войны спустили. Лет двадцать служил учебным судном, но флоту надоело с ним возиться – ремонтировать все сложнее. Передан нам как мишень для практических стрельб. Окраска – стало быть, чтобы не перепутать. Хотя как его спутаешь, такого силуэта нынче ни у кого нет…

– Стрельбы – то есть торпедами? – уточнил Николай, хмурясь. Ему в голову пришла мысль, которой следовало бы явиться много раньше.

– Так точно, господин майор. Нынче говорят – «пуски», но мы по-старому привыкли.

– А у вас на складах есть сейчас готовые экземпляры? Я бы хотел увидеть торпеду с ракетным ускорителем. И обычную тоже, если можно.

– Конечно можно, господин майор, – козырнул Грушевский. – Следуйте за мной.

Хранилище, в которое он привел Дронова, уже было оккупировано комиссией. Женщина-капитан и один из счетоводов сосредоточенно вытрясали душу из заведующего складом фельдфебеля. Три его помощника маялись в сторонке, ожидая своей очереди.

– Нам сюда, – жестом предложил Грушевский майору пройти дальше, вглубь склада.

У самой дальней стенки обнаружилось несколько открытых стеллажей, на которых покоились длинные сигарообразные предметы.

– Это пустые корпуса, без начинки, – сказал лейтенант. – Вот, на средней полке – корпус обычной воздушной торпеды. Длина – полтора метра без хвоста. Отверстие на носу – для взрывателя. По бокам – крепления для крыльев, сзади – для хвоста. Крылья и хвост – складные. Образец крыла закреплен на стене над стеллажами, поднимите взгляд.

– Похоже на крыло летучей мыши, – хмыкнул Дронов. – Будто перепончатое…

– Да, вы правы, – кивнул лейтенант. – А еще оно легкое и очень просто сворачивается.

– И как производится пуск?

– Торпеда крепится под днищем аэроплана. Аэроплан разгоняется, наблюдатель или пилот освобождает захваты – торпеда летит по инерции вперед. Через две секунды после снятия захватов распускается оперение. Наклон хвостового оперения можно задать заранее, тогда торпеда полетит не по прямой. Но эта возможность используется редко, так как задать наклон уже в полете нельзя, только на земле.

– Какая начинка обычно применяется?

– Взрывчатка или зажигательная смесь. – Грушевский положил ладонь на корпус торпеды. – Наши эксперименты показывают, что смесь эффективнее против больших кораблей. Все же их броня рассчитана на куда более тяжелые снаряды, а вот с пожаром в воздухе совладать трудно.

– Значит, зажигательная смесь на ваших складах хранится?

– Конечно. Мы храним все виды зарядов. Но в другом месте, отдельно от корпусов.

– Поня-атно… – протянул Дронов, потирая подбородок. – Хорошо, а торпеда с ускорителем?

Лейтенант перешел к другому стеллажу:

– Вот она. Длина – два метра и тридцать сантиметров. Последние полметра – ускоритель. Хвостовое оперение сдвинуто вперед, чтобы не сгорать, и не регулируется. Дальность полета такой торпеды существенно выше, и ее можно даже запускать под небольшим углом вверх. Но и точность посредственная. Способ пуска немного иной – перед сбросом торпеды надо поджечь запал ускорителя. В нормальных условиях ускоритель срабатывает через десять секунд после пуска, но… На практике бывает иначе. Тут может повлиять и влажность воздуха, и ветер, и качество запала. Если ускоритель запустится позже – не страшно, а вот если раньше… На практических испытаниях мы для гарантии применяем двойной замедлитель, на двадцать секунд. Однако для боевых условий это слишком долго.

– Скажите, лейтенант… – Дронов подобрался наконец к главному вопросу. – А такую торпеду можно запустить с земли? Чтобы она пролетела по дуге, как артиллерийский снаряд, и поразила наземную цель?

– Нет, что вы. – Кажется, молодой офицер с трудом сдержал смешок. – Сама по себе она даже на метр не взлетит. Нужен хороший разгон в воздухе. Без помощи аэроплана ее разве что с горки на врага скатить можно.

– Понятно… – повторил Николай. В раздумьях он вернулся к зданию штаба, где повстречал Анастасию, чем-то весьма довольную.

– Что, уже поймала кого-то? – приподнял майор брови.

– Пока нет. – Девушка заложила руки за спину и качнулась с каблука на носок, широко улыбаясь. Вдруг ткнула пальцем в висящий над летным полем старый броненосец. – Мне разрешили его сломать.

– Что? – не понял Дронов.

– Пошли, пошли! – Анастасия ухватила мужчину за руку и потащила куда-то. – Самолеты уже разводят пары. Собирались завтра, но я упросила… И мне разрешат нажать кнопку!

Эскадрилья поднялась в воздух с того же травяного поля, но тут же легла на крыло, уходя дальше к востоку. Перед атакой на «Баварию» ей предстояло разорвать дистанцию и набрать скорость. Крылатых машин было девять – восемь обычных бипланов, каждый из которых нес по простой торпеде, и один массивный двухмоторник, вооруженный сразу двумя снарядами с ракетным ускорителем. Именно в его задней кабине разместились Анастасия и Николай. Хрупкость сыщицы несколько компенсировала широкие плечи майора, однако им все равно было тесновато там вдвоем. Они сидели бок о бок, тесно прижавшись друг к другу, так что Дронову даже не приходилось наклоняться, чтобы шептать девушке в ухо:

– Скажи мне, ради бога, что ты уломала их на досрочные стрельбы ради важного следственного эксперимента, а не потому что тебе захотелось лично взорвать дредноут.

– А почему бы и нет? – так же вполголоса отвечала сыщица – за шелестом винтов пилот не мог их слышать. – Часто, по-твоему, человеку выпадает такой шанс в жизни? Я много чего делала за свои двадцать девять лет – убивала, воровала, обманывала. Корабль один раз сожгла, но не военный и не торпедой. И не совсем сама. Вообще я тогда не хотела его сжигать, просто думала тревогу поднять…

– Ты же это не серьезно?

– Конечно, серьезно. – Настя злодейски ухмыльнулась, а в глазах ее заплясали веселые малахитовые чертики. – Ну и еще посмотрю на торпеды в полете заодно. Те снаряды, что попали в Рейхстаг, я тоже успела увидеть, хоть и мельком, в темноте… Для чистоты эксперимента этот пуск тоже стоило бы провести ночью, только мы тут так долго не задержимся. Да и не летает никто ночью…

Эскадрилья удалилась от полигона на несколько километров, вновь легла на крыло и пошла обратно, меняя строй на атакующий. Бипланы выстроились клином, двухмоторник чуть отстал и снизился на десяток метров. Пилот обернулся к пассажирам, сказал:

– Англичане цепляют на свои одномоторные аэропланы такие же торпеды, какие мы ставим на двухмоторные. Это потому что у них машины палубные, стартуют прямо в воздухе, с авианосцев. Нашим еще нужно подняться с таким грузом – приходится делать снаряды полегче. Зато они ставят на торпеды подрывные заряды, у нас же – зажигательные. Сами посмотрите сейчас, насколько лучше они работают по броне.

– А что мы с… с Анной должны будем делать? – спросил Дронов.

– Ничего сложного. Прицеливаться тут надо всем самолетом, это моя задача. Вы оба просто дернете рычаги по моему сигналу – каждый со своей стороны. Точно когда я скажу.