– Господь не допустит нашей гибели, – успокоил канонир.

– Точно, дрейфуют по ветру, – подтвердили в толпе.

– Со страху и орех покажется мельничным жерновом! – усмехнулись матросы. – Мавры каждый день останавливались рядом с нами, чего вы испугались? Мало ли у них своих дел? Может, воюют с соседями?

– Ближе нас нет соседей. К язычникам пошли бы другой стороной.

– А вдруг там мели?

– Прежде не замечал.

– Знаем, куда смотрел…

На палубе засмеялись.

– Вижу у берега много лодок, – пропел с марса юнга.

Все невольно обернулись назад.

Горохом застучали босые ноги – команда пересыпалась на корму. Пыхтя и шумно дыша, моряки обменивались замечаниями. Последними явились офицеры, раздвинули толпу, подошли к поручням.

– Готовятся к отплытию! – добавил из «вороньего гнезда» Педро.

– Сколько их? – спросил Карвальо.

– Много, очень много…

– Сто, двести, триста?

– Около того.

– Около… – передразнил Карвальо, зло глядя вокруг.

– Нас предали, – удовлетворенно заявил знакомый голос.

– Теперь понятно, что они задумали, – сказал капитан, щуря глаза и всматриваясь вдаль. – Хотят зажать в тиски. Не выйдет!

– Будем уходить? – осведомился Альбо.

– Вели сниматься с якорей!

– Как же Элькано и Баррутия? – заколебался Панкальдо. – Там твой сын!

– Мертвыми мы не поможем им! – Карвальо загорелся воинственной веселостью. – Эй, бездельники, – закричал толпе, выпячивая грудь, – засиделись… отъели рожи… По местам, канальи, приготовиться к драке!

Вмиг палуба пришла в движение. Послышались возгласы офицеров и боцманов, вахтенные команды выстроились по бортам. Заскрипели лебедки, поднимавшие из воды якоря, натянулись толстые канаты. Корабль вздрогнул, закачался, ожил. Матросы побежали по вантам спускать паруса, распутывать оплетенные веревками выцветшие на солнце полотнища.

– Помоги, святой Иаков, покровитель Испании, одолеть врагов! – взывал с палубы францисканец, крестившийся на раздутые хоругвями крылья со святыми символами, побуревшими, как кровь. – Заступись, Отроковица…

– Команде левого борта… Команде правого борта… – гремел голос Альбо.

– Веселей, ребята, веселей! – подбадривал капитан.

– Мавры строятся в три колонны! – сообщил с марса юнга, заразившийся авралом, желанием постоять за себя, за веру христианскую, как предки в Реконкисте на материке.

– Сеньор Альбо, якорь заело… Может, бросим?

– Я тебе брошу! – погрозил штурман.

– Тяни, – раз! Тяни, – два! – матросы затеяли привычный отсчет.

– Гонсало, ты слышишь меня? – перевалился за борт Карвальо. На «Виктории» заметили приготовления флагмана, начали спешно сниматься с якорей. На капитанском мостике с боцманом Мигелем Родосом стоял Эспиноса.

– Следую за тобой! – прокричал альгвасил.

– Уходи в море! Уходи! – замахал руками Жуан. – Не жди меня! Бухнуло глухо в трюме, задрожали борта, канониры откинули порты орудийных люков. Запахло дымом фитилей, зачадили угли. Зазвенело железо, застучали булыжники, приготовленные для пушек. Корабль разворачивался по ветру.

– Не идет, – послышался голос матроса, пытавшегося поднять кормовой якорь. – Зацепился за грунт.

– Мавры тремя колоннами двинулись на эскадру, – доложил с мачты Педро. – У них сотня пирог и столько же боевых тунгули[3].

– Что делают джонки в море? – капитан обернулся к выходу из гавани, прикрыл глаза от слепящего солнца.

– Стоят на месте, – определил юнга.

– Сеньор Альбо, якорь не идет!

– Обруби его! – велел Карвальо.

– Жалко, – усомнился штурман.

– Обруби, а не то упустим время – и все потеряем!

Застучали топоры, взвизгнула освободившаяся от тяжести лебедка. Корабль понесло навстречу пирогам, рулевые быстро привели его к ветру. Вздулись паруса, наполнились силой. Зажурчала вода за бортом.

– Дьявола вам в глотку! – яростно заорал Жуан, рукою показывая туземцам член. – Чтоб вы подавились, нехристи!

– Лево руля, – громко скомандовал Альбо, чтобы вся команда услышала и успокоилась, узнав, что благополучно снялись с якорей.

– Нет, Франсиско, – задержал кормчего Карвальо, – мы пойдем туда! – он показал в сторону покачивавшихся на волнах джонок.

– Это безумие! – запротестовал штурман. – Надо уходить в море!

– Мы разгромим мавров, возьмем заложников.

– Нам не успеть…

– Подумай о наших людях на берегу!

– Их нет в живых, иначе бы они вернулись.

– Ты боишься, Франсиско?

– Я действую так, как ты на Себу.

– Там мой сын!

– Прости, Жуан, но я не могу иначе… Посмотри, «Виктория» устремилась в океан!

– Поворачивай к джонкам! – приказал капитан, хватая штурмана за грудь.

– Ты не имеешь права действовать по собственному усмотрению, тебя избрали представители кораблей!

– Здесь я – капитан, а ты – мой помощник! – яростно кричал Жуан, прижимая его к борту. – Если не хочешь драться, убирайся на палубу молиться с монахом!

– «О, святой Иона, переживший кораблекрушение, избежавший смерти в чреве кита, укрепи нас силою, заостри мечи мужеством…»– неслось от грот-мачты, где стоял на коленях Антоний.

– Он тоже сражается… – Альбо оттолкнул Карвальо. – С его молитвами люди пойдут на смерть!

– «Весь мир вопиет к тебе, блаженный Николае, скорый в бедах заступник, яко много во едином часе по земле путешествующим и по морю плавающим, предваряя способствуешь, купно всех от злых сохраняя, вопиющих к Богу: Аллилуйя!»

– Измени курс! – сказал Жуан. – Мы обойдем «Викторию», первыми врежемся в джонки.

– Хорошо, – сдался офицер, – но твое самоуправство – в последний раз!

Флагман плавно развернулся, направился к черневшим на зеркале воды джонкам, увлек «Викторию» за собой. Эспиноса угадал желание Карвальо, просигналил согласие вступить в сражение. Дистанция между флотилией пирог и каравеллами быстро увеличивалась; плясавшие на горизонте точки росли, приобретали очертания джонок. Они покачивались на волнении, словно полузатопленные стволы деревьев с голыми обломанными сучьями, тянувшимися к пожелтевшему, сжавшемуся в комочек, солнцу. Становилось жарко.

На кораблях шла торопливая подготовка к бою. Канониры заряжали пушки картечью, солдаты надевали доспехи, юнги вынимали из трюмов абордажные крючья.

Скрипели мачты, подсохшие на приколе, отвыкшие от парусов. Дребезжали приборы в нактоузах, вынутые из гнезд и брошенные как попало. Поскуливали блоки в лебедках, поднимавших на палубы бочонки с порохом. Громыхали доски настила под тяжелым грузом. Бряцало оружие, складываемое у бортов. Стучали молотки, расклинивавшие пушки. Позванивал колокол, забытый вахтенными, не успевшими подвязать раскачивающийся чугунный язык. Хлопали вымпела, путались в снастях, рвались назад к уходящему берегу. Над шумом и гамом раздавались команды, голоса дозорных с марсов, хриплые выдохи десятков моряков, тянувших под счет боцманов канаты.

– Я знал, что мы уйдем от них, – Карвальо показал рукою на отставшие пироги. – Мавры не отважатся выйти на открытую воду. Они потеряют главное преимущество – маневренность. Волны раскидают их, перевернут.

– У туземцев есть балангейсы, – напомнил Альбо. – Гребцы быстро вычерпывают воду из корпусов, а воины стреляют из луков.

– Педро заметил бы крупные суда, – возразил Жуан. – Я думаю, они собрали их вон там, где гуще торчат мачты джонок. – Мы ударим в средину, разметаем их, не дадим опомниться и перестроиться. Все сделаем за один проход, чтобы не разворачивать корабли, не топтаться на месте.

– Прикажешь приспустить паруса? – штурман изучал вражескую флотилию.

– Обязательно. Поступим по правилам морских сражений, будто перед нами эскадра Мануэла. Бомбить, топить, брать на абордаж…

– Кажется, они не намерены драться, – разглядывал голые мачты Альбо. – Похоже, стоят на якорях.

– Тем хуже для них, не разбегутся в стороны!

– Я бы на их месте ожидал противника, они же беспечно теряют время, а ведь заметили каравеллы!