« Как же она на акулу похожа. Толстую педагогическую акулу с золотой челюстью. Зачем они зубы золотые вставляют? Это не только пошло, но и некрасиво. Зубы белые должны быть». – спасительный « а-ля-наркоз» явно загостился. Кажется, мой пофигизм их еще больше взбесил. « Дома поговорим»,– прошипели родители за спиной. Дома, так дома, значит пойду домой. Ну, конечно, что за сюжет без злорадствующих подружек. Окружили меня. Мордашки притворно– сочувствующие. Нет, уходить, так с музыкой.

–Все, пока девочки. Своего кавалера вам оставляю. Пользуйтесь! Только не увлекайтесь. Серега, оказывается, больше всего на свете боится расстроить свою мамочку. Так что не наседайте на него слишком.

Следующая запись

Я не торопилась. Слушать вопли своего папаши – не уж, увольте. Драть горло будет, пока с табуретки не рухнет. Надо, пожалуй, вкруговую пойти. Пускай к тому времени, как я домой заявлюсь, они хоть немного пары выпустят. Думаю, бутылочку они прикончить успеют. А после второй уже немного времени остается, потерплю, не впервой. Папаша у меня еще тот скандалист, особенно если поддаст. Всегда повод найдет, а уж сегодня… двух бутылок может даже не хватить. Мать опять рыдать начнет. Она всегда рыдает. Тоже, блин, семейная традиция, такая же отвратная, как обвисшие семейные трусы папаши. Его единственная любимая домашняя одежда… дома он имеет право ходить как угодно… будут ему еще тут указывать… вот заимею когда свою квартиру, тогда и буду распоряжаться… мне, дармоедке, положено уроки учить, а не родителей… они в мои годы уже сами себе на жизнь зарабатывали… Слышала-слышала, наизусть запомнила. До самой старости не забуду эту обрыдлую картинку « семейного благополучия»: зареванная пьяная мамаша в застиранной ночнушке, перекошенная от злости папашина морда. Интересно, сам он понимает насколько безобразен. Обнаженная худоба, местами покрытая седыми зарослями, оплывшая рожа с недельной щетиной, матерная брань, вылетевшая из его полубеззубой хавалки, становится еще похабней.

Привычное раздражение оказалось неплохим стимулятором и жизнь начала ко мне возвращаться. Что же мне теперь-то делать? Родители, понятно, орать будут. Надо ж было так глупо забеременеть. Вроде и предохранялись. Может стоило послушать Серегу. На что мне этот ребенок? Сделала бы все по-тихому… Теперь полгорода, наверное, знает. С учебой пролетела, работа тоже не светит. С такой безработицей кому нафиг нужна беременная клуша. Вот влипла! Тоже что-ли напиться, без

« наркоза» как-то резко поплохело мне. Ладно, схожу домой, там посмотрим.

Знала бы, так, вообще бы, не пошла. Народ дела побросал, на меня захотелось поглазеть. Мало своих соседей, еще и с других дворов понабежали. Устроили тут всенародный праздник. Может мне следует залезть на скамейку и открыть митинг в честь меня самой, речь толкнуть. Жуть какая. Поскорее бы до квартиры добраться…

Дверь они открыли сами. Уже прилично пьяный папаша потребовал сдать ему ключ. Я только плечами пожала.

–Вот, возьми. И что дальше?

–А дальше вон отсюда, шлюха!

–Перед всеми соседями опозорила. Как теперь людям в глаза смотреть будем,– это уже мать влезла.

–Могу я вещи свои забрать?

–Не заработала еще на свои вещи!–Папаша со всей дури пнул дверь.

Вот и все… стоять и тупо смотреть на захлопнутую перед носом дверь… Я ведь живу здесь, всегда жила… куда я пойду… может ждут, что я обратно проситься начну… ладно, раз уж хочется им покуражиться. Я постучала.

–Кому сказано, убирайся отсюда, потаскуха!

Следующая запись

Все, приехали называется. Я медленно спускалась по лестнице. Внутри разрасталась боль, словно колючий черный паук, плела свою страшную паутину… нет, только не поддаваться панике… нет, не сейчас… иначе я завизжу, как перепуганная маленькая девочка… так уже было когда-то… они забыли меня на вокзале… я видела, как они сели в автобус, как автобус поехал… я не успела добежать… я тогда кричала сильно… надо уйти куда-нибудь…это надо просто пережить. Потом я успокоюсь, все обдумаю. В глазах потемнело, даже не помню, как вышла из подъезда, шла куда-то очень долго, пока не устала. Присела на скамейку. Весь этот кошмар начал, наконец, доходить до меня. Боль не оставляла, так разъедала изнутри, так иссушила, что, кажется, сейчас трещины пойдут. На помощь слезы поспешили… нет, нельзя плакать… это стыдно и бесполезно. Надо как-то успокоиться…

–Слышь, подруга, беда что-ли какая?

Весь из себя, навороченный мужик, лысый, здоровый и кошмарный устроился рядом со мной на скамейке. То есть это я оказалась рядом, все остальное пространство заполнил собой громоздкий незнакомец.

–Чего тебе?

–Да так, ничего. Дай вот, думаю, выйду, полюбопытствую, значит, кто там под моими окнами громко рыдает.

–Извини, сейчас уйду,– я вытерла слезы, собралась уже было встать, как мощная лапища вернула меня обратно.

–Сядь. Чего стряслось?

–Ничего. Я так… не обращай внимания.

–Уже обратил. Короче, сейчас мы заходим в помещение и ты мне все выкладываешь. Договорились?

Что ж, одно к одному. Чего ему нужно? Неужели считает меня такой дурой, что вот прямо-таки поверила ему. Да с такой рожей ему впору людей пугать в переулках, а не сопли вытирать незнакомой девице. Хотя… может это и к лучшему. Прирежет он меня сегодня – и… все проблемы решены. Я резко встала.

–Куда надо идти?

–Вон, видишь дверь открытую? Туда,– незнакомец хмыкнул.

–Чай будешь или чего покрепче налить? Да, кстати, меня Мукимом все зовут. И ты зови так же.

Коньяк сначала обжег горло, но вскоре приятная теплота заставила боль немного отступить.

–Татьяна или Таня. Зови как хочешь, мне все равно.

–Таня, значит. Голодная? Сейчас бутерброды соорудим. Сиди, не суетись. Я тебя, типа, на ужин приглашаю. А ты, давай, рассказывай.

–Зачем тебе это нужно?

–Да я и сам не знаю.Так, раз уж встретились… Из-за детских танцулек ты бы не стала так убиваться. Значит что-то серьезное, да?

Я тоже не знаю зачем ему все рассказала. Может просто надо было выговориться. Муким плеснул мне еще коньяка, поставил тарелку с бутербродами.

–Ты, давай, выпей. Коньяк хороший, не для продажи. Сейчас чай вскипит. Я вот что думаю, Тань. Ты пока здесь поживешь, ну, то есть у меня в магазине. Тут есть свободная комнатушка, приберись там. Завтра я старую мебель подкину. Не перебивай! Она все равно в гараже бестолку валяется. Деньжат подкину на первое время. Короче, ты будешь здесь работать, типа, уборщицей, сторожем, продавцам иногда будешь помогать. Зарплата у меня раз в месяц. Вот для тебя пока делаю исключение. Можешь считать это авансом. Тебя устраивает?

–Зачем ты мне помогаешь, Муким?

–За такую зарплату трудно найти хорошего работника. А ты будешь работать. Я знаю. В людях я немного разбираюсь.

–То есть я буду жить и работать здесь?

–Пока. Понимаю, условия не очень, но… Доверяй, но проверяй. Так, да? Ну, что, по рукам?

–По рукам.

Новая жизнь

Следующая запись

Если бы год назад мне сказали, что так радоваться буду должности уборщицы, я бы сочла это за оскорбление. Нет, ни в коей мере я не презирала людей, моющих полы или копающих канавы. Тут совсем другое. Отвращение– единственное чувство, всегда сопровождающее физический труд. Это чудовищное порождение вражьей силы даже бедную обезьяну в человека превратило, чему она вряд ли обрадовалась: от безмятежного бананового рая остались тогда лишь тоскливые воспоминания. Конечно же я умела работать и работала добросовестно. Не только хозяин, все в магазине были довольны мной. И как-то само собой сложились между нами приятельские отношения. Женщины мне вещичек подкинули, даже подкармливали меня разносолами со своих огородов. Иногда мы устраивали чаепития у кого-нибудь дома. Наверное, что-то не в порядке со мной. Не раз ловила себя на мысли, что мне скучно. Какие они… одноклеточные. Всю жизнь, изо дня в день одно и то же, заведенные механизмы, как сувенирные собачки на батарейках. Хозяин, по сравнению с ними, выглядел даже экстравагантно.