По лицу Валерки пробежала тень, оно мгновенно стало замкнутым и отчужденным.

– Много чести Крету извиняться перед ним! – отрезал он.

«Какой ты у нас гордый! – разозлилась про себя Алька. – Думаешь, один ты такой, остальным можно унижаться, а тебе нет!» Она тут же вспомнила, как Васька Чегодаев, инспектор Московского муниципального, недвусмысленно намекнул ей в первый же рабочий день, что неплохо бы им поладить, а не то ее, скрипачку без стажа работы в оркестре, ждут большие неприятности. И пришлось Альке запихнуть свою гордость в карман, иначе турнули бы в два счета по Васькиной указке… А тут всего-навсего пойти прощения попросить!

– Перестань, – устало проговорила она. – Кретов старый больной человек, неврастеник, если хочешь! Ты же знаешь, он на каждого может собак спустить, что же, всякому, кто удостоился его брани, уходить из оркестра? Тогда бы он давно пустыми стульями дирижировал.

Валерка усмехнулся.

– Вот видишь. – Алька вернулась к столу и села. – Самому смешно. Ведь у тебя семья, тебе ребенка кормить надо, а работа в таком оркестре на дороге не валяется. Ты никогда не интересовался, сколько получают музыканты в других? Нет? А напрасно. Знаешь, сколько раз в год там бывают гастроли? Думаешь, каждые два месяца, как у нас?

– Да знаю я, знаю, – мрачно согласился Валерка. – Еще не факт, что можно будет в другое место устроиться после такого увольнения. Захотят справки навести, позвонят Чегодаеву, а уж он-то все про меня выложит, не поленится… – Он вздохнул и подошел поближе.

– Вот именно, уж он-то точно не поленится! – убежденно подтвердила Алька, представив, как обрадуется Васька возможности наклепать на Рыбакова, которого он терпеть не мог, и добавила мягче: – А Крет сейчас наверняка отдохнул, расслабился. Может, жалеет даже, что так все вышло!

– Да, пожалеет он, как же! Но вообще-то ты все правильно говоришь.

– Ну так и иди, раз правильно.

– Ладно, уговорила. Сейчас в порядок себя приведу и пойду. – Валерка помолчал, раздумывая, затем слегка дотронулся до ее плеча. – Спасибо, что зашла.

– Не за что. – Алька почувствовала, как тепло и хорошо ей стало от этого благодарного жеста. Она подняла на Валерку глаза. На мгновение ей показалось, что он хочет сказать ей что-то еще, вовсе не связанное с Кретовым, но колеблется… Может быть, начать первой? Спросить, почему он так упорно отворачивался от нее последнее время при встречах?

Непривычно мягкое, открытое выражение исчезло с Валериного лица, уступив место обычной вежливой отстраненности.

– Иди тогда, Аль, – попросил он. – Я так сразу не смогу. Мне собраться нужно, сконцентрироваться.

– Концентрируйся, – улыбнулась Алька, хотя что-то болезненно кольнуло ее в сердце. – Удачи тебе.

– Пока.

Алька поднялась и вышла. Она уже почти подошла к своему номеру, когда в коридоре послышались тихие, мягкие шаги. Кто-то ходил возле кретовского люкса, который был расположен за поворотом коридора. Она поспешно прошмыгнула к себе, не дожидаясь приближения шагов, – меньше всего ей сейчас хотелось встретить кого-нибудь из оркестрантов и ввязаться в длинный и пустой разговор о прошедшей репетиции.

Ленки в номере не было, но зато на Алькиной кровати, развалившись, сидел Копчевский. Лицо у него было красным, глаза блестели, на рубашке не хватало верхней пуговицы, – видно, компания изрядно приняла за время Алькиной душеспасительной миссии.

– Ага, пришла! – оживился Алик. – А мы тебя потеряли. Ты чего такая грустная?

– Я? Грустная? – бодро замотала головой Алька. – Да ничуть! Давай пуговицу пришью.

Она наклонилась к тумбочке достать косметичку, в которой лежали нитка с иголкой. Алик тут же обхватил ее сзади за талию, его рука проворно нырнула ей под юбку.

– Вроде мы к вам в гости собирались, – беззлобно удивилась Алька, но Копчевский, развернув ее и прижав к себе, уже, сопя, стаскивал с нее джемпер. От его разгоряченного, крепкого тела она ощутила жаркую волну, в голове приятно зашумело. Ее руки легли на оголившуюся из-под рубахи широкую грудь Копчевского. Тот ловко стянул с нее юбку и мягко опрокинул на кровать…

– Тебе сколько лет, Аль? – спросил Алик минут через сорок, поудобнее вытягивая свое долговязое тело на узкой гостиничной кровати.

– Двадцать четыре. Недавно было. А что?

– Да так. Тебе замуж не хочется?

– Не хочется.

– Странно. – Алик недоверчиво поглядел на нее, слегка приподнявшись на локте.

– Что странно?

– Все девчонки замуж хотят. А уж приезжие – тем более.

– А ты мне что, предложение сделать собираешься? – засмеялась Аля.

– Че смеешься? Может, и собираюсь.

– Так сделай, Алик. – Она потрепала его по рыжим волосам. – А я подумаю. Глядишь, и соглашусь.

– Издеваешься, – обиженно пробормотал он. – А зря. У нас могло бы хорошо получиться. И в постели нам классно, и имена похожи.

– Эх, Алик, если бы все друг друга по именам подбирали!

– Ну не хочешь замуж, не надо, – легко согласился Копчевский. – Я тоже еще погуляю.

– Ленка со Славкой?

– Угу.

Алька подумала, что Валерка должен был уже поговорить с Кретовым. В самый раз Копчевскому убраться отсюда, а ей выйти узнать, чем все кончилось. Она вскочила, ощущая легкость во всем теле, и стала проворно одеваться.

– Ты куда? – недовольно протянул Алик. – Иди сюда. Ленка не скоро придет. Пусть они там ночуют, а мы с тобой здесь.

– Ну уж нет! – возмутилась Алька. – Она мне этого не говорила. Мотай давай!

– Ну, Аль!

– Давай, давай проваливай! – Она рывком вытянула из-под Алика подушку. – Кому говорю!

– Чокнутая, – сердито прошипел он и стал нехотя натягивать джинсы.

Алька, стоя перед зеркалом, расчесывала черные кудри. Копчевский кое-как заправил в штаны по-прежнему лишенную пуговицы рубашку и побрел к двери.

– Дура ты, Бажнина, – вяло огрызнулся он. – Нормальные девчонки так не поступают.

– Так я ж ненормальная, – весело подтвердила Алька.

Алик, ворча, ушел.

Охватившее ее чувство злого и бесшабашного задора разгоралось сильней. Она вытащила из тумбочки косметичку, оправила кровать, достала зеркальце, тушь.

В дверь бесшумно, как тень, скользнула Ленка, сверкнула в полумраке зелеными кошачьими глазами, кивнула в сторону ванной:

– Я заскочу на минутку, не возражаешь?

– Да хоть поселись там, – рассмеялась Алька. Ленка, дуреха, залета боится смертельно, а таблетки не пьет, вот и бегает в душ как угорелая.

Аля докрасила глаза, провела по губам блеском и застыла, размышляя, идти ли ей к Валерке. Пока она колебалась, вышла Ленка, скрутила длинные волосы в косу, зевнула и уселась напротив Альки:

– Где это тебя носило?

– Где надо.

– Девять уже. Крет завтра репетицию на восемь назначил, садист! Так что я, пожалуй, бай-бай. – Ленка сладко потянулась и откинула угол одеяла. – А то с утра пораньше как врубим фугу, с тридцать четвертой цифры, и – пока руки не отсохнут…

Ленка расстегнула пуговицу на платье. Алька наконец решилась и встала.

– Не ложишься? – удивилась Ленка.

– Нет. Зайду кое-куда. Ты спи, я скоро.

Коридор за дверью взорвался шумом и криками. Девушки вздрогнули от неожиданности.

– Господи, только бы не бомба, – суеверно перекрестилась Ленка. Как-то, полтора года назад, во время поездки в Чебоксары, в гостиничном туалете обнаружили пакет со взрывчаткой, и оркестранты долго не могли этого забыть.

Дверь распахнулась настежь. На пороге стоял Славка, встрепанный, все в тех же синих штанах, но без майки, с перекошенным лицом.

– Стучать надо! – разозлилась Алька. – Как в свою спальню прям!

– Там… Рыбак Крета замочил! – заикаясь, выдавил Славка.

– Что?!

Алька села с размаху на постель, из перевернутой косметички на пол посыпались тушь, помада, духи, упаковка анальгина, непотребовавшиеся нитки с иголкой.

– Вроде как извиняться пошел. – Славка продолжал топтаться на месте, неловко размахивая руками. – А Крет ванну принимал. Воды-то горячей нет, ну он и нагрел ее кипятильником. Из розетки вилку вынул, а сам кипятильник в ванне оставил.