Венки цветов,
Что с хартвордских полей,
Столь милых взору и душе…
Эдмунд хмыкнул, с удивлением обнаружив в своём товарище поэтические наклонности; подруги, тоже развеселившись, тут же водрузили венки себе на головы.
– Спасибо, Гуго. – Алиенора легко пожала его руку, протянувшую цветы. – Хотя, мне кажется, у меня нет особого желания сюда возвращаться.
– Я вас понимаю, госпожа, – кивнул тот с серьёзным видом. – Если бы со мной такое сотворили, я бы тоже сбежал за тридевять земель. Но за себя скажу, что последняя неделя была самой… удивительной в моей жизни. Мало того, что я теперь хожу в друзьях у самого графа Хартворда, – он отвесил шутливый поклон в сторону Эдмунда, – но я ещё, да простят меня ваша светлость и миледи, познакомился с двумя самыми очаровательными девушками, которых видел в своей жизни. Видел-то давно, с самого детства вас помню, но мне никогда и в голову не приходило, что я смогу с вами разговаривать так запросто. Потрясающе.
– Да ты ловелас, Гуго, – улыбнулась Бланка. – Я так полагаю, оставил немало подружек в Хартворде?
Тот махнул рукой.
– Да нет, что вы, миледи. Ничего серьёзного. Вот по Джошу, то есть, простите, по сиру Эдмунду, несколько девчонок сохли. Ой, кажется, я что-то не то говорю.
Обе девичьи головки, как по команде, повернулись в сторону Эдмунда.
– Глупости, – сердито процедил тот сквозь зубы. – Гуго, я тебе когда-нибудь язык оторву.
– Вот так всегда, миледи. Бывает, ляпнешь что-нибудь, а потом вдруг мысль в голову приходит: если говоришь то, что думаешь, думаешь ли ты? – Гуго пожал плечами, но, внезапно посерьёзнев, добавил: – Но на самом деле тоже ничего такого. Сохнуть-то сохли, но сир Эдмунд у нас твердокаменный. Он даже многие вечеринки пропускал, только для того, чтобы у Миртена за книжками посидеть. – Гуго хитро глянул на своего друга. – Ну, может целовался там пару раз… Вот-вот, смотрите – сейчас он меня убьёт. Ну, ладно. Я побегу вперёд, разведаю, не видно ли мастера Томаса.
Алиенора задумалась, провожая взглядом фигуру Гуго, скрывшуюся в подлеске; затем легко дотронулась до плеча брата.
– Эд… – тихо сказала она, – твоя жизнь – это твоя жизнь, и я не имею права в неё вмешиваться. Но теперь ты должен помнить – в тебе течёт кровь Даннидиров.
Эдмунд улыбнулся и погладил её по руке.
– Я знаю. Не волнуйся за меня.
Бланка как-то непонятно исподлобья глянула сначала на него, потом на свою подругу.
– Ладно. – Эдмунд решительно взялся за стремя. – Хватит глупостей. Нам надо поторопиться.
– Сюда, – словно услышав его слова, откликнулся из кустов Гуго, махнув рукой. – Том уже места себе не находит. Заждался.
Он скрылся за деревьями; путники ускорили шаг. Солнце уже нещадно палило с небес, и лесная прохлада оказалась очень кстати. Подлесок, в который свернула дорога, очень быстро перешёл в густой лес, сверкавший сочной зеленью. Здесь ночью прошёл дождь; щебечущие пичужки, которых разыгравшаяся гроза загнала под тёмную сень деревьев, вновь принялись весело гоняться друг за другом. Не успевшие ещё высохнуть дрожащие капли, примостившиеся на нежно-зелёных листочках, в преломлении ярких солнечных лучей казались драгоценными камнями. Срываясь с веток, они, поблёскивая, летели вниз, где непременно попадали в раскрытую пасть какой-нибудь бородавчатой жабы, выползшей из своей грязной норы по случаю такого тёплого денёчка. Роса поблёскивала на изумрудных стебельках травы, мягким ковром покрывавшей землю. Над целыми полянами цветов громко жужжали пчёлы.
– О, свет, как тут красиво, – протянула Алиенора. – Я уж сто лет не гуляла по лесу…
– Красиво, только очень мокро… – Из-за деревьев показался Томас, закутанный в тёмный плащ. – Ваша светлость… Госпожа, – он сделал лёгкий поклон. – О-о, Бланка. Не ожидал тебя здесь встретить.
– Привет, Том. – Эдмунд горячо обнял своего товарища. – Да, мы, наверное, задержались немного. Долго прощались с Хартвордом. И еще: ты меня очень обяжешь, если будешь обходиться без «светлостей» и «милордов». Просто по имени, хорошо?
– Конечно, – улыбнулся тот. – Да так и привычней. Придётся только с Джоша переучиваться. Пойдёмте. В полусотне стридов отсюда наши лошади; надо их забрать, да выбираться поскорее из этого леска. А то я уж, извините, вымок здесь до нитки. Полночи дождь моросил.
Свернув с тропинки, они углубились в лес. Алиенора соскочила с седла и, что-то тихонько напевая под нос, принялась рвать цветы. Спустя всего несколько минут они вышли на большую поляну, где, разглядывая стреноженных лошадей, их уже ожидал Гуго.
Сир Балдрик предоставил им вполне подходящих скакунов: Эдмунд плохо разбирался в лошадях и даже сидел верхом всего-то пару-другую раз, потехи ради делая несколько кругов по внутреннему двору замка, но стать коней оценил сразу: вряд ли пригодные для быстрой скачки, каждый из них вполне мог выдержать продолжительное путешествие. Может, ему показалось, но он вновь заметил оценивающий и даже как будто насмешливый взгляд Бланки. Сама она, мельком оглядев животных, быстро выбрала стройную гнедую кобылу, без всякого труда вскочила на неё, и сейчас, склонившись к лошадиной шее и слегка её поглаживая, что-то шептала в прядающее ухо. Какая девушка… Из чистого упрямства Эд остановил свой выбор высоком жеребце караковой масти, беспокойно перебиравшем ногами.
– Сир Эдмунд… Эд, – Томас легко тронул его за плечо и тихо продолжил, искоса поглядывая в сторону: – я так понимаю, ты не особенный мастер в верховой езде. Возьми лучше вон того бурого жеребца – он поспокойней будет. А то шлёпнешься ненароком… А этого оставь мне или леди Алиеноре. Наши-то подруги с младенчества к лошадям приучены.
Эд облегченно вздохнул, с благодарностью глянув на своего товарища: хоть кто-то понимает его мученья. С лошадьми быстро разобрались; Гуго, которому было совершенно всё равно, достался крепкий рыжий с подпалинами мерин – тот, на котором сюда ехала Алиенора. Сама она ловко сидела на мышастой в яблоках кобыле с чёрными гривой и хвостом.
– Прекрасно, – заявил Томас, гарцуя на том самом караковом скакуне, – поехали. Дотемна мы должны добраться до одной деревеньки, там можно утроиться на ночлег, если только у кого-то нет сильного желания поспать на траве, – хмыкнув, он закончил: – Вообще-то это очень большая деревня, называется «Длинная Лошадь».
Вся кавалькада неспешной рысью тронулась вслед за ним. Впереди Томас, на полкорпуса отстав от него – Бланка, за ними Эдмунд с Алиенорой, а в арьергарде – отчаянно чертыхавшийся Гуго, который ездил верхом даже значительно хуже своего друга.
– «Длинная Лошадь»? – Бланка приподняла одну бровь. – Какое забавное название. Почему так?
– Это просто одна старая легенда, сказка, – сказал Томас. – Если с солдатами пообщаться, да послушать ещё разные байки в тавернах – голова кругом идёт. Такие небылицы рассказывают…
– Расскажи, – потребовала Алиенора.
– Это старая история. Говорят, давным-давно, ещё при Гарольде Добром, компания подвыпивших молодых людей из Кассё – это селение неподалёку отсюда – воскресным вечером шла на танцы в эту деревню; как тогда она называлась, не знаю. Дорога их шла через речку под названием Апенраде, через которую летом в некоторых местах можно перейти, не замочив колен.
Но парни-то, продолжил Томас, шли на танцы: все в нарядных штанах и начищенных до блеска сапогах, и никому не хотелось мочить их. Подойдя к реке, они обнаружили, что не могут её перейти, даже по камням, поскольку из-за прошедших дождей она сильно разлилась. Оглядевшись по сторонам, молодые люди заметили стоявшую у воды старую белую лошадь, которая пила из ручья; они решили взобраться на неё верхом и перебраться через реку. Когда двое юношей уселись на лошадь, то тот, что сидел сзади, внезапно обнаружил, что на её спине ещё есть место и для третьего. Когда взобрался третий, они решили, что уместится и четвёртый. Они были уже навеселе, и всем это казалось невероятно забавным. Когда на лошадь взгромоздился четвёртый, они принялись кричать, что и для последнего, пятого, здесь тоже найдётся местечко. Пятый, однако, пришёл в ужас: он никогда не видел столь странных длинных лошадей, и он принялся кричать своим товарищам, чтобы те слазили быстрее, поскольку здесь что-то не так. Но в тот момент эта невероятно удлинившаяся лошадь вскинула голову, заржала и помчалась прямо в реку; те, что сидели у неё на спине, то ли от страха, то ли от веселья принялись кричать. Последний пытался спрыгнуть, но обнаружил, что он как бы приклеился к лошадиному крупу и не может оторвать от него ни рук, ни ног. Он в страхе обернулся, и в то же мгновение лошадь, громко заржав, нырнула в глубокую заводь посреди Апенраде.
