Мисс Шаррон продолжала переживать все предсказания, сделанные врачом. Но, когда Мари прислушивалась к мониторам и видела выражения её лица, она понимала, что мисс Шаррон была готова уйти. Красивая, постаревшая, хрупкая женщина верила в высшее существо, милосердного Господа Бога и небесный рай. После того, как она провела более двух лет у постели женщины, Мари верила, что Шаррон отвергала свой уход в мир иной из-за невидимой связи, удерживаемая на земле цепями любви. Загробный мир, полный красоты и покоя, ждал. Ей просто нужно позволить себе уйти.

Некоторым показалось бы это жестоким, но после тщательного обдумывания Мари и Натаниэль решили быть честными с ней. Несмотря на то, что в её глазах месяцами не мелькало сознание, а её рот больше не произносил ни слова, были моменты, когда, держа её за руки, она на мгновение сжимала их в ответ. Врач объяснил это как всего лишь сокращением мышц. Он привёл доводы, что эмоциональные люди пытаются разглядеть значения в научных явлениях, в которых, по сути, нет никакой другой подоплёки. Мари было плевать на его объяснения. Она верила, что временами Шаррон могла слышать, понимать и общаться любым доступным для неё способом.

Они много раз обсуждали свою речь. Эти обсуждения происходили в комнате Мари наедине – обычно в её кровати. Если Шаррон не покидала этот мир из-за своей связи с Натаниэлем, он должен сказать ей, чтобы она ушла. Не таким образом, как будто он увольняет слугу или работника, но с любовью и пониманием. Он должен объяснить, что он хотел, чтобы её мучения прекратились, а он выживет. Он вновь будет жить. И именно это было частью их споров – он вновь жил. И не только жил, он любил.

Они оба надеялись, что знание того, что у Натаниэля новая жизнь и новая любовь позволят Шаррон шагнуть за грани мира. Она смогла бы уйти туда, где её тело вновь станет работать, где она могла бы улыбаться, петь и, что более важное, где боль, физическая и эмоциональная, прекращала своё существование.

Возможность сделать это подвернулась только две ночи назад, где-то ближе к полуночи. Они сидели в роскошных креслах с высокой спинкой, разговаривая о работе Натаниэля, когда Мари заметила, как веки Шаррон затрепетали, а её руки разжались и сжались вновь. Молча, Мари приблизилась к противоположной стороне кровати Шаррон, и Натаниэль сделал то же самое. Не сговариваясь, они создали круг. Мари вспомнила тепло и силу, которые исходили от Натаниэля. Это так разительно отличалось от прохладной хрупкости Шаррон.

Это один из таких моментов в вашей жизни, в котором время прекращает свой бег. Когда взгляд Мари перешёл от нехарактерно ясных и понимающих глаз Шаррон на чёрный напряжённый взгляд Натаниэля, она почувствовала, как её сердце остановилось и распухло в груди. Именно так всё и произойдёт? Подобно панцирю черепахи, он разлетится на кусочки до того, как успеет вырасти. Боль, которую не могло бы перекрыть ни одно лекарство, вызвала слёзы, которые беззастенчиво полились из глаз Мари. Однако это было до тех пор, пока она не увидела такую же влагу, бегущую из тёмных глаз мужчины, которого она любила, и не почувствовала надвигающиеся рыдания, нарастающие у неё в груди, угрожающие любовному молчанию, заполнившему комнату.

Мари знала, что у неё нет права говорить. О, у неё не было трудностей в том, чтобы управлять Натаниэлем, когда они были одни, но это была его речь. И он должен проделать всё в своей манере. Это могло бы быть единственное мгновение, когда она слышала, чтобы его голос надломился, но она услышала это. Это был подарок, который мало кто получал, запретный взгляд на его сердце и душу.

- Шаррон, всё хорошо. Я хочу, чтобы ты меня отпустила.

Он снова и снова выдыхал, судя по виду, в непропорциональном соотношении к вдохам, которые делал. Наконец, он продолжил:

- Я люблю тебя. Я буду всегда тебя любить. И я знаю, что ты любишь меня. Но ты должна двигаться дальше, для себя, для всех нас. С Самюэлем и Амандой будет всё хорошо. С Антом всё будет в порядке.

Ещё больше вдохов и выдохов.

- И нам будет тебя не хватать, но мы справимся.

Шаррон пожала обе ладони, которые держали её руки. Её глаза как будто перебегали от одного лица к другому. Знала ли она? Давала ли она своё благословение? Они так и не узнали наверняка, но могли верить. Голос Натаниэля приобрёл силу:

- Я никогда тебя не забуду, но я нашёл утешение. Мари вошла в мою жизнь вместо тебя, и она мне помогает.

Ещё несколько вдохов.

- Мы нашли утешение друг в друге.

Когда он замолчал, Мари заговорила:

- Мисс Шаррон, я обещаю заботиться о Натаниэле настолько, насколько он позволит. Он не будет одинок.

Натаниэль перевёл свой взгляд со своей жены на свою спутницу, а именно на её живот. Мари отвела глаза. Он на самом деле хочет открыть ей их секрет? Она не смогла бы сделать этого; вновь решение ложилось на него.

- Шаррон, это может шокировать тебя.

Он улыбнулся сквозь горе; Мари показалось, что она услышала низкий смех.

- Я знаю, потому что я сам был в шоке. Но, дорогая, в этом доме скоро появится ещё один Роулз. Наше имя продолжится. У нас должен родиться ребёнок к началу следующего года.

Поняла ли она? Она снова пожала обе руки. Её глаза, казалось, отмечали каждое слово, и она моргнула два раза. Следующий вдох, который она сделала, был один из самых глубоких, который ей удалось сделать за достаточно долгое время. Ещё одно пожатие их рук, и она уснула. С тех пор Шаррон не просыпалась.

Звук открытия французских дверей за её спиной вернул Мари обратно в настоящее. Она перевела взгляд от обширного зелёного пейзажа на человека, который сейчас маячил за её креслом. Она ожидала увидеть медсестру, и присутствие Самюэля застало её врасплох.

Мари развернулась, её ноги лихорадочно нащупывали её босоножки.

- Мистер Роулз, я не знала, что вы дома.

Его взгляд был напряжённым, пока он устраивался в расположенном рядом шезлонге. Вместо того чтобы заговорить, он перевёл взгляд на голубое небо. Растущее молчание усилило дискомфорт Мари. Был слышен только шелест деревьев на ветру. Наконец, она спросила:

- Вам что-то нужно? Или же вы ждёте, когда врач закончит свой осмотр?

- Тебе нравится этот образ жизни, не так ли?

- Простите?

- Я провёл расследование в отношении тебя. Ты всерьёз полагала, что я позволю кому-то жить в своём доме, заботиться о моей матери и соблазнять моего отца и не знать её прошлого?

Мари резко встала. Она отошла к перилам, обдумывая свой ответ. Если бы это был Натаниэль, и они были бы одни, она бы схлестнулась с ним. Но это был не Натаниэль. И она всегда обращалась к Самюэлю с уважением, очевидно, что взаимной добротой тут и не пахло.

- Мистер Роулз, ваш тон беспокоит меня.

Он встал.

- Правда, мой тон? Мои слова не внушают тебе беспокойства? Тот факт, что я только что обвинил тебя в том, что ты соблазнила моего отца – назвав тебя той, кем ты и являешься – шлюхой.

- Я полагаю, что вы взвинчены до предела из-за болезни вашей матери. Я уверена, что вы не имеете в виду всего того, что вы сейчас говорите.

- Ты ошибаешься. Я имею в виду каждое чёртово слово. Я признаю, что расследование было трудным, с учётом того, что ты не использовала своего настоящего имени.

Она повернулась и уставилась на него, её серые глаза выражали резкий ответ, которому она бы не позволила слететь со своих губ. Он продолжил:

- Мой детектив рассказал мне, что тебя отвергла твоя семья – они не хотят иметь с тобой ничего общего после того, как ты опозорила их, когда ты произвела на свет незаконнорожденного ребёнка!

Её кровь вскипела, она не смогла удержать своих слов:

- У вашего детектива не полная история.

- Когда мой отец услышит об этом, как только моя мать уйдёт, ты вылетишь отсюда ко всем чертям!

- Удачи с этим.

Подбородок Мари вздернулся.

- Ваш отец знает правду. Я рассказала ему всё. И правда заключается в том…

Мари выпрямилась и задумалась. После затяжного молчания, она продолжила с долей большего контроля и меньшей примесью эмоций: