Идеальный дом…
Идеальная веснушка…
Идеальная Лиза…
Он нажимал на ссылки этих счастливых фотографий веснушки и находил всё новые и новые, не перестающие удивлять Андрея.
Лиза в умопомрачительном бальном платье, откинув руку невероятно изящным жестом, стоит рядом с тем же парнем. Правильным парнем. Тот же парень, только Лиза младше, еще младше, совсем крошка, и рядом с ней мальчик, в котором того парня выдают только карие глаза, которые как-то странно контрастируют со светлыми волосами.
Лиза танцует? Танцевала…? По всему видно, что да… не замечал……
А что ты замечал, кроме веснушек…
Обыкновенная школьница. В ней от обыкновенной школьницы столько же, сколько в тебе от Плисецкой.
Одну фотографию, ближним планом, так, что видны веснушки, Андрей распечатал и положил в стол на альбом с большими пружинами, который он уже открыл и не один раз.
Наброски, эскизы, картины… две огромные ели, раздвигающие небо, ящерка на сером камне, только видна не она и не камень, а другая… серенькая, неприметная, на заднем фоне. Лизе удавалось сделать второстепенное важным, а важное очеловечить, даже если это просто камень.
Простые рисунки. Не простые. Он помнил каждое мгновение, когда она рисовала. В мазохическом стремлении выдрать из себя внутренности он вспоминал ножки в босоножках и ревнивый взгляд Медной Горы Хозяйки, вспоминал белую шляпу, когда Лиза обгорала, вспоминал удушающий запах трав, стремительным потоком несущийся по венам Андрея, и запах яблок, который выбивал этот запах. Будто ему было мало, он вспоминал шепот губ в губы и тепло её маленького тела, когда он поднимал Лизу одной рукой, прижимая к себе, ловя губами веснушки.
Нет писем. Нет смс. Нет школьницы. Есть другая вселенная. Есть другой часовой пояс. Есть другая климатическая зона.
И есть боль. Она не отступает, берет своё, как её не глуши. Она знает свои права и заявляет их на Андрея, даже ночью, даже во сне, где он блуждает среди веснушек, раздвинутых коленок, синих глаз, папиллярного рисунка под языком, горячего дыхания,
«думала ты не заметишь» «довольна» «не хочу ждать» «здесь» «я не уверена, что…»
«у тебя есть потребности» «я тоже…».
Больно. Всегда. Везде.
Должно пройти… должно… отпустить должно…… все правильно……
В очередной раз смотря фотографию…
Отпустило тебя, маленькая… отпустило… это хорошо… это правильно…
Потом это «Ты забыл меня? Забыл? Да?» в одиннадцать вечера, значит у Лизы почти утро…
Почему ты не спишь, школьница?
«Нет, не забыл»
«Ты не пишешь…»
«Хочешь, чтобы писал?»
«Да»
«Хорошо. Я говорил. Помнишь? Все, как хочешь ты» и «Почему ты не спишь, маленькая?»
«У меня экзамен. Это важно»
«Ложись спать, я напишу тебе. Сейчас. Откроешь глазки и прочитаешь».
И снова письма.
И снова низкосортная мелодрама.
Андрею хотелось спросить, кто этот парень. Хотелось убить его, задушить, удушить вместе со своей болью, болью от её улыбки, от его рук на её талии в умопомрачительном платье.
Андрей спрашивает, зачем так много репетиторов, ведь Лиза отличница. По всем предметам, которые она сдает… и английский, на всякий случай… это немыслимо.
Так ли важна золотая медаль?
Так ли нужен именно этот институт, именно этот факультет, именно бюджет, если глаз на личике всё больше, если синяки видны через камеру, если письма срываются, буквы путаются.
Если:
— Как ты, Лиза?
— Темно…
— Как ты, Лиза?
— Холодно…
— Как ты, Лиза?
— Черно-Белое все…
— Ты спала, Лиза?
— Да… наверное, не помню…
— Лиза тебе надо отдохнуть…
— Потом.
— Лиза, надо… Съезди куда-нибудь, где лето.
— А ты?
— Хочешь, чтобы я с тобой?
— Да…
Перелететь через полстраны, чтобы сказать, что на самом деле важно, что на самом деле больно, перелететь на другой конец земного шара, чтобы на чуть-чуть, на мгновение во вселенную с веснушкой, чтобы потом снова боль, чтобы по кругу, под дых, до потери дыхания, до слабости в ногах, до стучащих висков по утрам…
«Да, Лиза, куда ты скажешь. Помнишь? Все, как хочешь ты»
— Папа женится!
— Так бывает, маленькая.
— Не бывает!
— Бывает, маленькая…
— Он хочет нас познакомить на каникулах… он хочет, чтобы мы поехали…
— Это важно, маленькая.
— Это не важно. Я хочу к тебе. Я хочу с тобой.
Как объяснить маленькой девочке, что в сорок лет мужчина не может быть один, что любая боль проходит, что люди просто живут, живут вопреки… Что невозможно чувствовать потерю вечно? Как объяснить маленькой девочке, что для папы важно… Что папа мужчина… Как смириться маленькой девочке, что в их доме, в их доме с мамой будет другая женщина?
— И я хочу… Мы решим что-нибудь.
— Как ты, Лиза?
— Темно…
— Как ты, Лиза?
— Холодно…
— Как ты, Лиза?
— Черно-Белое все…
Пока письма не превращаются в нервный комок.
Пока на экране не остается ничего, кроме глаз.
Слишком для тебя, маленькая…… сложно тебе… сложно…
Оставь эту медаль……
Оставь этот холод……
Оставь эту темноту……
Пока глаза с синяками не сказали «Гонконг».
Сказали со слезами, пнув, лишив дыхания, вырвав сердце, надежду… Надежду на что? Андрей не знал, на что он надеялся…
Уехать через полстраны, туда, где холод и темно?
Увезти Лизу сюда, где нет дела, какая медаль?
На что?
На всё. На исчезновение Боли.
Боль вернулась троекратно. Вернулась паникой, пробежавшей по суставам, вывернув их, когда рука в панике выключила компьютер и отбросила телефон в сторону, предварительно отключив его.
Боль вернулась троекратно, когда водка не приносила хмель, зато приносила рвоту до желчи и разорванные листы с изображением идеального дома. Когда ноги запутались в свежей весенней грязи, когда все, что возможно — это просто упасть на колени и выблевать наконец эту боль, потому что невозможно больше, невозможно, потому что организм противится такому количеству, потому что передозировка…
«Ты обиделся»
«Где ты?»
«Позвони мне!»
«Ты расстроился»
«Я не поеду»
«Я не поеду…»
«Найдись»
«Все хорошо, маленькая, у нас отключился свет, снег на проводах»
В конце марта…
«Наледь»
Когда цветут яблони…
«Ты должна ехать. Ты умненькая, славная… тебе надо, обязательно, слышишь?»
Чтобы он взорвался, этот Гонконг, со всеми китайцами в придачу!
— Как ты, Лиза?
— Темно.
— Как ты, Лиза?
— Холодно.
— Как ты, Лиза?
— Я не сдам!
— Сдашь!
— Нет…
— Дааа… ты же отличница, Лиза. Даже медведь бы сдал с таким количеством репетиров.
— Медведь бы сдал, а я нет.
Еще месяцы тишины, прорывающиеся вспышками писем, сквозившими отчаянием, страхом, запутавшимися буквами.
Еще месяцы тишины, прорывающиеся изображением камеры, где видны только глаза и тонюсенькие ключицы из-под футболки, накинутой на одно плечо.
Еще месяцы тишины, прорывающейся паническим «не сдам!».
И вот.
Итог.
Девять букв. Пробел. Два восклицательных знака. Смайлик.
Боль.
Боль.
Боль.
Андрей сидел во дворе дома, мучаясь то ли от духоты, что вступила в свои права, удушая ночами, не давая покоя днем, то ли от того, что не спал уже бог знает сколько.
Но, скорей всего, от того, что поминутно смотрел на смс «Поступила!!»
Боль.
Опустошение.
Пустошь. Выжгла напалмом. Жарой. Духотой.
Шум мотора, остановившийся у ворот, выводит на доли секунды Андрея из ступора, пока руки снова не лезут в телефон, в проклятое смс, пересчитывая ровно девять букв, пробел и два восклицательных знака.
