Я чувствовал, что бледнею. Прикрыв веками глаза, начал мысленно отсчет:
двадцать... девятнадцать... восемнадцать... семнадцать...
Видимо, огородный полковник решил, что я все-таки спасовал. Смачно жуя что-то, судя по хрупанью, огурец, он миролюбиво, почти ласково заговорил. О том, что у него в Сызрани, Новокуйбышевске и в Тольятти есть деловые дружки, которые чем-то помогут в реализации, что никого, конечно, просвещать насчет качества "Пуасона" не стоит, однако дорожиться тоже не стоит, даже по одиннадцати - и то хорошо...
"Продать дачу! - пронеслось у меня в мозгу. - За бесценок. Записана она, слава богу, на мое имя... Завтра же дать объявление..."
- Так "да" или "нет"?! - услышал я словно издалека звенящий металлом голос жены.
- Да! Да! Да! - заорал я и с силой ударил кулаком по столу. Рюмка упала, звякнув о тарелку. - Будут вам проклятые эти баксы! Завтра - не завтра, а будут, чтоб вы все провалились!
Я выскочил из-за стола и бросился в прихожую. И именно в эту секунду там забренчал телефон.
- Да! Ходоров!
- Старик, ты где сегодня валандался, классик наш служивый? - услышал я дурашливый голос Зямы Краснопольского. - Небось не знаешь - не ведаешь, что за новости у нас?
- Говори! - раздраженно буркнул я.
- Полная реорганизация нашего благословенного "Парфенона". Вот так!
- Что это значит?
- Завтра узнаешь. Тебе, кажется, выпадет осо-о-бая такая миссия. Ничего конкретного не скажу, сам толком не знаю. Но вроде бы связано с худлитературой, романы будешь кропать... Что-то в этом духе. Поздравляю, классик!.. Ну до завтра, телевизор смотрю, а тут рекламная пауза, вот и позвонить решил, не вытерпел. Покеда!
Я положил трубку на рычаг и вышел на лестничную площадку. Закурил. Надежда тихонько, но явственно, как ребеночек в чреве, ворохнулась, отогнав кипящую тоскливую ярость. Романы писать? Чушь какая-то... Может, кто-то заказал... И чтобы именно я...
Убедившись, что в пачке осталось всего две сигареты, я тихонько закрыл за собой дверь и быстро спустился по лестнице. До ближайшего киоска, где можно купить курева, было чуть меньше квартала, но я свернул в противоположную сторону. Сумерки уже сгустились, было все еще душновато, но совсем не жарко, почти комфортно. Перейдя через площадь, я опустился в сквере на скамейку и закинул ногу на ногу. Мимо, косясь на меня и пересмеиваясь, прошагали три аляповато накрашенные нимфетки, я проводил их долгим, но вполне безразличным взглядом...
И внезапно увидел, словно на холсте написанную, жанровую картину: отдых немолодого жуира... Бородатенький дяденька с сигареточкой, равнодушненько усталое выражение лица, скрещены ножки, локоток на спинке скамьи... А ведь ему, этому душезнатцу Ходорову, только что надавали по мордасам, принудили заняться пес знает чем - не криминальной торговлей, так тайной продажей чужого имущества... Ведь дача только формально его, совсем не Ходоровской жизни она кусочек. Какие бы значительные рожи он сейчас не строил, но этот бородач и на самом-то деле - тряпочка для пыли. Чужое "надо" - его карма, его удел, а что такое его собственное "надо", он позабыл давным-давно... Сегодня наконец-то сверкнул в бессознательной его жизни просветик чего-то настоящего, нужного именно ему, Ходорову, да ведь уже завтра затолкает, затопчет его чужое "надо", некогда будет ему искать свое. А там и развеется, расплывется, забудется - то ли было, то ли не было, почудилось...
Если бы завтра!.. До завтра надо было еще дожить. Ночью, когда я, как мне показалось, только-только уснул на своем диване под шум воды и позвякивание посуды на кухне, что-то тяжелое придавило мне грудь. Спросонок я что-то крикнул, но маленькая твердая ладонь зажала мне рот. "Тихо, милый, тихо..." - услышал я в темноте голос Нины... Видит бог, как я не хотел этого сегодня...
Мы не были близки уже месяц, она никогда не проявляла инициативы, почти никогда... Я был уверен, что противен, по меньшей мере безразличен ей как мужчина, что ей, такой сексуально непритязательной и в более молодые годы, это теперь без надобности, разве что как уздечка для мужа. Да и какая там уздечка, если за все двадцать лет она не приревновала меня ни разу, по крайней мере не показала наружно. И вдруг она сама пришла ко мне в постель, даже сама сняла с себя рубашку и - бог ты мой, что творится! - так усердно и так неумело старается возбудить мое естество руками, жесткими сухими поцелуями, яростным, похожим скорей на атаку борца на ковре прижиманием своего горячего, чуть влажного после душа, такого еще крепкого тела.
24
- Ты мой... Единственный в жизни... Давай же, давай же, люби меня, Феля мой, Феля!.. - как в лихорадке жарко бормотала она, ерзая и извиваясь - сначала на мне, а потом, после того как почувствовала, что это уже возможно, подо мной...
С такой яростной, если не сказать свирепой страстью Нина не отдавалась мне так давно, что и не упомнишь, чего такого мы вытворяли в годы наши молодые...
Когда она ушла к себе в спальню, я подумал о том, что моя жена - ортодокс, верный себе и своим принципам до конца.
Сейчас я ей был нужен.
Еще некоторое время я полежал на спине, таращась в темноту. Потом зажег лампу, взял из ящика стола пачечку чистой бумаги и записал события минувшего дня. С месяц я не прикасался к дневнику, хотя некогда и поклялся себе, что вести его буду каждодневно. И больше того - не наспех, кое-как, дабы только отделаться, а беллетризированно, даже с главами. Глядишь, и пригодятся записки как черновое сырье для романа или повести. Названия книг и глав - мое слабое место, мучаю себя постоянно. Но сегодня в голову пришло сразу: "Дело спасения утопающих - дело рук самих утопающих". Вторую часть фразы я все же вычеркнул, ясно и так.
Тоскливо мне стало, тоскливо... Но как бы то ни было, а Светлана в беде. И никуда мне не деться.
Убийца
Опровергнутое алиби Разбудил ее Арчибальд. Толкнув носом полуоткрытую дверь, деловито процокал когтями по спальне и лизнул свесившуюся с кровати обнаженную руку хозяйки.
Анна дернула плечом, убрала руку под простыню. Но настырный спаниель, явно обрадованный - ага, шевельнулась! - забросил передние лапы на край постели и уже присел было, чтобы вспрыгнуть, да не успел - Анна опередила его, выпятив локоть. Еще не проснувшись как следует, она действовала чисто рефлекторно - дурацкая привычка длинноухого золотистого коккера будить сначала ее, а потом и Машу была неизживаема. А спать с закрытой дверью душно.
Впрочем, Арчи мог принять на себя вину лишь за выходные и праздники, когда хозяйка отсыпалась. В будни он нес службу дневального почти по будильнику, ну разве что на пять-десять минут опережал его дребезжание. Так что мириться с этим следователю Лариной было можно, тем более, если предположить, что когда-то будильник способен и отказать. Да и просто позабудешь завести его вечером.
- Встаю, Арчик, уже встаю...
Сегодня четверг, до воскресенья еще целых три дня... Застилая постель, она поймала себя на том, что в последнее время что-то уж слишком ценит свои выходные. До обещанного в сентябре отпуска, если, конечно, дадут, осталось совсем пустяк, можно и потерпеть, как ни устала. В этом году - как никогда.
Возраст?.. Тридцать один, четвертый десяток... Многовато для иллюзий насчет чего-то личного, но совсем немного, если считать служебные ступеньки. Через год-полтора дадут капитана, а майором станет, небось, когда седину придется закрашивать. Слава Богу, что она блондинка, высветлилась и хоть бы хны.
Она накинула на ночную рубашку халатик и пошла в ванную. Критически щурясь на себя в зеркале, отметила не без удовлетворения, что крем, купленный для нее Ираидой в областном центре, и в самом деле хорош - сухость кожи на лбу и надбровьях уже совсем не та, что неделю назад. А если опять пустить от висков локоны, то ведь будет бабеночка и ничего!.. Нос чуть маловат да и губы, скажем прямо, могли быть посочнее, не рот, а куриная гузка. Но ведь все же глаз-то мужики еще кладут на нее! Даже зеленые лейтенанты, чего уж и говорить о солидных женатиках с двумя просветами... Еще не вечер, Анна!.. Только вот на кой тебе это все?.. Ведь куда спокойней живется сейчас, чем раньше, до развода с этим неудалым поддавальщиком. "Муж!" До сих пор в капитанах ходит, горе луковое... Вот уж действительно в худшем смысле типовой мент, а никакой к черту не следователь...
