Подх тем временем уже облизывал, сжимал толстыми губами соски, тёрся. Вдруг гад остановился, сжал грудь сильнее, всмотрелся, и тут же припал ртом, стал сосать молоко. Напившись, отстранился, повернув голову, прислушался. За дверью еле слышно шепчется охрана. На мгновенье в глазах уродца мелькнул ужас, похоть и страх сцепились в короткой яростной схватке. Мутные, грязного цвета глаза задёргались, перескочили с Рьяты на входную дверь и обратно. Подха затрясло. Промедлив ещё мгновенье, дрожащие руки всё-таки начали развязывать белую шнуровку штанов.

«Не смей грязное, мерзкое, уродство! Я соберу лучших Магов! Ты не умрёшь! Ты будешь сутками корчиться в пытках, месяцами, годами… Вечность… Не-е-е-т!!»

Подх медленно стянул пижамные штаны до середины бёдер, замер, голова повернулась к подоконнику, большие глаза вновь заволокло страхом. Зелья на полу быстро испаряется, уже почти половина высохло. Не успеть! А ещё из крепости нужно выбраться, добежать до леса, а очнувшейся хозяйке останется только пискнуть, и бешеная свора телохранителей сорвётся с цепи, а от них уже не уйти.

Подх в последний раз с сожалением глянул на полуголую красавицу, схватил ребёнка и бесшумно скользнул в окно.

«Не-е-е-т! Рутаго-о-о-рт!»

* * *

Младенец недовольно куксится, противно пищит. Хочется придушить, но колдуны за мертвого не наградят. Миновав переулки крепости, перебравшись через стену, а главное, преодолев страшное открытое поле, Горфи впервые обернулся.

Крепость утопает в лунном свете. На глаз всё спокойно, но даже здесь, вдали, у первой полосы деревьев, чувствуется, как там за стеной гудит настоящий растревоженный улей. Неожиданно на шпиле крыши крепостного замка мелькнул отблеск. Выстрелив высоко в небеса, искра вспухла огромным шаром злого багрового огня. Яркая вспышка жахнула так, что залила светом не только стены крепости, но и все три мили поля до леса. Скрюченная фигура подха отбросила сочную тень.

Горфи продолжает стоять с открытым ртом, парализовано смотрит, как из взорвавшегося багрового шара во все стороны ползут маленькие искорки-огоньки. Тысячи мерцающих красных светлячков, быстро разрастаются в гигантскую тучу, мягко перетекают через крепостную стену и, достигнув земли, ползут во все стороны, как волны от брошенного в воду камня.

Горфи только сейчас осознал, что сунулся к кому-то очень могущественному. Глаза завороженно следят за приближающейся стеной красных искр, и тут же стало ясно, для чего они.

В полумиле несколько кроликов, пришедших под покровом ночи разбойничать на огороды маргов, на пути летящего роя оказались первыми. Стоило одной искорке коснуться ушастого, как тут же на него бросились остальные плывущие рядом, облепили, превратив незаметное тельце ночного воришки в ярко-алые пульсирующие контуры. Похоже вреда кролику они не причинили, зверёк продолжает копошиться в грядках, перепрыгивает, ворочает передними лапками капустные кочаны, но теперь он виден отчётливо! Да что там! Он в ночи как движущийся факел, сигнальный знак для погони! Остальные члены стайки тут же превратились в такие же ходячие мишени. Искры всё ближе, и вот уже новые очертания алым контуром выхватили из темноты несколько жаб и крадущуюся лисицу.

Страх на спине шевельнулся холодной змеёй. Наконец, Горфи опомнился, и прежде чем, прижав ребёнка, броситься в лес, будто ошпаренному, увидел, как из ворот крепостной стены выметнулась быстро движущиеся точки.

«Погоня! Всадники! Ничего, лес большой, не найдут…»

До условного места – укромной полянки с деревьями по контуру, ветви которых, переплетаясь скрюченными руками, скрывают небо, словно крышей, Горфи добежал быстро. Тело бьёт дрожь, страшно. Спохватился, как бы стиснутые в панике пальцы человечьему гадёнышу шею не сломали.

«Где же эти проклятые колдуны?!»

Вспомнишь недоброе – и вот оно! На холме, словно из воздуха, соткались две знакомые фигуры. Луна осветила зловещие силуэты сгоряча, и тут же испугано притухла, не надо так ярко…

«Наконец-то! Они! Скорее избавиться от опасной ноши!»

Горфи по-звериному – на трёх конечностях – быстро подскочил к заказчикам, был бы хвост, завилял.

– Всё сделал, как договаривались, ребёнок жив, здоров.

Черные балахоны скрывают руки и лица, колдуны стоят неподвижно – не определишь: человек, эльф, марг… Наконец, одна фигура двинулась к подху, протянула закутанные в ткань руки. Горфи, даже передавая младенца, не углядел и кончиков пальцев. Необъятные чёрные складки ткани поглотили малыша. Тот сразу, перестав верещать, уснул.

– Почему так до-о-лго? – прошипело из-под капюшона. – Ты дожжен был вернуться раньше.

Горфи поёжился. Откуда знают?!

– Ждал, когда охрана из комнаты выйдет, – тут же соврал подх. – А где моя плата? – добавил уже смелее.

– Твоя награ-а-а-да сейчас будет зде-е-е-сь, – зловещий шепот вкупе с укрытой внешностью наводит настоящий ужас.

Склонившись друг к другу, капюшончатые зашептались. Но у Горфи слух острее бритвы, кусок фразы расслышал.

– …нужно сделать правдоподобно…

Ощущение неотвратимой беды надвинулось, придавило, холодный озноб пробежал от макушки до пят.

– Дак что с моей платой? – трясущейся челюстью промямлил Горфи.

– Да… да… сейча-а-а-с… награ-а-а-да… жди-и-и… – свистящий шёпот второго, молчавшего до этого, пролился отстранённо, словно сознание колдуна было не здесь.

Забравший ребёнка провёл рукой вертикальную линию сверху вниз, словно воздух разрезал. Распахнулся портал. В проём колдун шагнул молча, здесь его больше ничего не держит. Горфи, обливаясь липким потом, остался один на один со вторым. Колдун стоит, не шевелясь, замер статуей, будто не живой. На миг показалось, что всё обойдётся. В голове подха проскочила спасительная мысль.

«А может колдун вызывает человеческую самку… Ведь Горфи выполнил поручение… Зачем колдунам делать ему плохо?»

– Господин… – неопредёлённо промямлил Горфи.

Молчание. Колдун не шелохнулся.

– Господин, уйти бы поскорее, здесь погоня может найти, – Горфи опять стало не по себе. – Я видел, из крепости огоньки плывут во все стороны, и всадники уже рыщут!..

Скрытый балахоном отрицательно мотнул головой и снова застыл. Из леса донёсся шорох. Чуткий слух подха уловил знакомое, приближается волк. По привычке хотел сразу на дерево, но на открытом месте лезть некуда, спасительные ветви высоко, а стволы – в тридцати шагах. Испугался, но вспомнил – на двоих одинокий волк не нападёт. Страх чуть улёгся, напряжённые мышцы расслабились, бегство к спасительным деревьям решил пока отложить. Продолжая упорно смотреть на неподвижную фигуру, Горфи до последнего жаждет получить вожделенную награду.

Наконец колдун пошевелился:

– Награ-а-а-да… – чёрная фигура делает жест в сторону чащи.

Недавний шорох повторился, и уже с трёх сторон! Горфи похолодел. Инстинкт лесного жителя закричал, заголосил, ударил по нервам. Опасность! Бежать!!! Подх бросился к спасительным стволам и остановился как вкопанный. На поляну выступили волки. Горфи затрясся, начав считать: три, пять, десять… Впечатление, что серые хищники пришли со всего леса, стоят холка к холке плотно, окружили всю опушку, выдвинулись из-за деревьев на полкорпуса – зайцу не проскочить. Но пока стоят! Не бросаются! Смотрят стеклянными глазами, не моргают даже.

Тело затрясло, пересохшее горло не пропускает звуки, шершавый язык от ужаса не повинуется, разбух. Глянув на спасительные деревья, на колдуна, на волков, подх осознал обман, холодный страх резко превратился во что-то горячее и прорываясь через оцепенение Горфи яростно заорал:

– За что?!! Я же всё исполнил!

Чёрный капюшон чуть склонился.

– Ты всё равно не жиле-е-е-ц, – вырвался шипящий свист. – Хозяин крепости найдё-ё-ё-т, выведает о на-а-а-с.

– Я ничего не скажу! – проскулил Горфи.

– Ска-а-а-жешь… У него все говоря-я-я-т, ты тем бо-о-о-лее.