– Как так? – Лиианна спрашивает. Не верится ей. Как бояться, если оттуда пришли, едва ли не руками звезды щупали? Вон корабль их в небе висит, жёлтым светом горит, невесть как с богиней ночною не сталкивается.

Паренёк на носу оборачивается на нас, смотрит. Глаза большие – видно, не понимает он нас, просто голоса слушает.

– Да так, – отвечаю Лиианне я, – слышала я про корабль тот: ящик то железный без дверей, без окон. Крестовый бог туда своих людей запихивает, в небо швыряет – себя славить, слова непонятные по миру разносить. А может, на богиню ночную взъелся, с неба сбить хочет, ожерелье звездное рассыпать – кто их, богов этих знает, зачем дерутся и чего не поделили они.

Говорю, подружек успокаиваю, а у самой руки трясутся. Ой, плохо мне. Звёздные – они такие, в ящике по небу лететь – с умом расстаться недолго.

Как бы ни пришлось нам с Лиианной обратно, к вождю в лапы бежать.

Но обошлось.

Уберёг великий предок, обошлось. Оклемался парень, собрался, зверя своего железного по воде погнал. Ведёт, зверь ревет, парень вперёд смотрит, ветер в лицо – лишь пена летит, да волосы развеваются. Видно, не паренёк уже – воин, не хуже наших, цацками увешанных. Абы кто дракона не убьет. А Лиианна-чертовка ещё и перо с волос на воду уронила – достал. Он, да приятель его мелкий, он еще чуть не убился при этом. У меня аж сердце заколотилось, а Лиианна знай себе, фырчит под нос.

А там мы и до берега доплыли. На дом звёздный посмотрели, из пузырей сверкающих сделанный, на чудо морское, к рукам приученное, да на машины странные – я от удивления и забыла, что бояться надо. И правильно сделала – встретили там нас хорошо. Может случайно совпало, может великий предок подсобил – но как раз к ужину прибыли. Огонь горит, котлы булькают, женщины звёздные вокруг суетятся, и тут мы. Вовремя, чтобы показать, как Ур-раковину от скорлупы чистить, да в котле варить. Вкусная штука, если уметь. А я, слава предку – в этот раз не великому, папе моему – умею. И Лиианна умеет, хоть и хуже, чем я. А звёздные не умели, да теперь научились. Хоть и без языка, на одних жестах – но не глупые они там, поняли, что к чему. Освоились и мы заодно, огляделись и на чужих людей посмотрели.

Люди, как люди, хорошие. Высокие, низкие, кто бритый, кто с бородой. Одёжка простая – наши вояки морды бы покривили – да удобная. А кожа на лицах тёмная, мутная, в складках вся – густых, что татуировка наша, только без смысла. И вечно красные глаза – видать плохо им там, наверху, в железной коробке. Я бы, наверное, вообще померла. На шум и старшая звёздных пришла – тоже девка, только в железе. Видно, что воин и мужики её слушаются. Лиианна когда её, в броню закованную, увидела – опять фыркнула под нос, совсем по кошачьи, да сказала, что у звёздных ум от тряски поехал, когда бог крестовый их ящик в небо швырял. Где это видано, мол. А я ещё подумала – хорошо бы нашу деревню так запустить, может у вождя и его своры ум от тряски на место встанет. Поговорили мы. Немного, по-нашему, по-человечески она едва десяток слов знала, а я по-ихнему и того меньше. Так что руками помахали и разошлись.

А там и ур-раковина в котле созрела, над деревьями запах поплыл – острый, вкусный, аж в животе заурчало. Ужин подоспел. И парень светловолосый, что нас от деревни вёз, обнаружился – подошёл, есть позвал. По чину, вежливо, как полагается. На пальцах, конечно, на нашем он вообще ничего не умел. Но руками махал забавно, грех отказаться. Огонь горит, люди вокруг сидят – не как мы, без порядка. Сидят, ур-раковину в пальцах щёлкают, едят, нахваливают. А там и брага привезённая подоспела. Выпили они по одной, потом следующую…

Огонь на камнях горит, дрова смолою трещат, языки пламени под ветром трепещут и гнутся. А песни у звёздных – длинные, тягучие, звук за звуком плывёт, на руладах – звенит ручейком, с ветром ночным перекликается.

***

– Нас извлекут из-под обломков… – песня плыла над лагерем, тягучая, протяжная песня нижних отсеков. Народ вокруг Эрвина опьянел – резко, как-то сразу и вдруг. В шуме ветра тонули негромкие голоса, стук стаканов и ложек. Огонь плясал тенями на грубых, усталых лицах. Парни с реакторного сидели перед огнём в кружок, вытягивая грубыми голосами свою тоскливую бесконечную песню.

«And there’s that photo on the bookshelf

Among the yellow book for dust

In uniform, with shoulder-boards on…

And he will not her love…»

«Один бог знает, каким зигзагом пробрался сюда этот мотив – с равнин старой Земли, через грязь и полумрак нижних палуб – сюда, на шелестящие галькой пляжи иной планеты» – лениво думал Эрвин, оглядывая людей. Потом долго и мучительно пытался понять – что ещё за дела у него остались на сегодня. Сеть дадут не раньше утра – раньше некому, саперы гуляют вместе со всеми. Вон, их старшина уже заснул на песке, голову – на бревно, клочковатая борода торчит в небо. Ирина давно ушла и, получалось, дел для Эрвина на сегодня нет. Совсем. Стоило так подумать – усталость тут же взяла своё, подкралась на мягких лапах, оглушила, отдавшись звоном в голове и ватной мягкостью – в теле. Стакан в руке опустел – давно плескалась в животе пряная местная самогонка. Звезды сияли на угольном ночном небе – неправдоподобно – большие и яркие. Мерцающие разноцветные огоньки, складывавшиеся на глазах в колдовские узоры. Шумело море, волны шипели вдали, катая по берегу крупную гальку. Шелестел ветер, гремели цикады – мерно, аккомпанементом ударных к тягучей земной песне. Туземки – Эрвин вздрогнул и повернул голову, невольно ища их глазами.

«Ответственный теперь за них, вроде, раз привёз»

Прислушался – в мелодию песни вплетаются гортанные звуки чужого языка. А чуть погодя нашел их и глазами. Все трое сидят чуть в стороне, благоразумно. Но тоже подпевают, пусть и не зная слов. Красиво получается. Мелкая уже заснула, средняя трепалась о чем-то с рыжеволосой растрепанной Лизой – крановщицей из третьего грузового. Без языка, на одних пальцах, свет от костра танцует джигу на лицах у обеих. Старшая из всех трех, Мия – вроде бы так ее имя – посмотрела Эрвину в лицо и улыбнулась. Льдистый небесный свет растекался, плясал под черными волосами – на щеках и высоких скулах, мигнул, отражаясь звездным огнем в широко распахнутых глазах.

Эрвин встал. Нога подвернулась, закачалась, дрогнула под подошвами, ставшая вдруг мягкой земля. Деревенский самогон оказался куда крепче, чем Эрвин думал. А в глотку тек так легко. Собрался, сделал шаг, потом другой. Вышел на пляж. Умылся, поймав в ладоши убегающую меж камней струйку воды. Волна разбилась о камни невдалеке, обдав Эрвина потоком брызг и соленой пены. Рубашка намокла, зато прочистилась голова. В деревьях за спиной закричала ночная птица. В пузырчатом доме дрогнул и погас свет в одном из шаров – темное пятно на мерцающем желтом фоне.

«Должно быть, это Ирина. Спать легла, – подумал Эрвин, глядя, как гнутся и дрожат на ветру желтые от света листья деревьев, – пора и мне».

Эрвин шагнул было к дому, оскользнулся на гальке и вспомнил, что забыл занять себе квартиру в одном из пузырей. Не до того было. Под ногами зашипела волна, обдала сапоги белой, сверкающей пеной. Ветер задул с берега – несильный, теплый и ласковый, шелестящий листьями ветерок. Эрвин махнул рукой и решил, что будить Ирину из-за такой мелочи глупо. Развернулся и зашагал – по пляжу, мимо длинношеего Чарли, увлеченно закусывающего строгой табличкой. Походя потрепал морского змея по голове и свернул в камыши, к припаркованной бэхе.