Капитан, слышавший эту историю много раз, постарался наесться, пока не выгнали. История была очень интересная и поучительная, но – для окопов в самый раз, а для монастыря не годиться. Лоренцо меж тем, заметив огонек интереса в газах слушательниц, заливался как соловей, не видящий за пеньем кошку.

– Однажды в наш славный город приехал некий человек, по виду почтенный мастер, по сути чистый мошенник и прохиндей. Открыл лавку и начал предлагать доверчивым простакам некое устройство, которое, как он обещал, гарантирует верность жен и крепость уз супружества, как будто для сохранения этих уз требуется что-то кроме любви и доверия. Устройство это, больше пригодное для тюремной камеры, чем для супружеской спальни представляло собой…

– Оно, случайно, не в виде пояса было? – перебила его графиня.

– Да, массивный железный пояс с…

– Мы в курсе, о чем речь, так что без подробностей. – Итальянец намек понял.

– Можете себе представить ужас всех благородных дам славного города Павии и негодование молодых кавалеров… Аббатиса хмыкнула, капитан попытался пнуть Лоренцо еще раз с тем же успехом.

…когда об устройстве разлилась молва, и на него нашлись первые покупатели – а негодяй не брезговал распространением самых печальных слухов о дамах города для продажи своего товара. Тогда несколько молодых кавалеров из университета, движимых исключительно человеколюбием и состраданием… – аббатиса все больше мрачнела, графиня улыбалась, Лоренцо заливался соловьем, – собрались ночью и выступили на защиту прекрасных дам, дав негодяю отличную взбучку. Свой подвиг … – ночной налет тридцати на одного капитан подвигом не считал, но графиня, похоже, придерживалась другого мнения, одарив итальянца очередной благосклонной улыбкой, – они совершили, так тщательно переломав ему и кости, и мастерскую, что негодяй в тот же день убрался из города.

Тут Лоренцо прервал свой монолог глотком вина.

– Достойное дело, – сказала графиня, – И что же дальше? Негодяй подал на вас в суд?

– Нет, он в тот же день убрался из города. Пытался обосноваться в Милане, но там все были в курсе его проделок, и молодые кавалеры Милана встретили его уже в воротах. Пришлось ему перебраться в Неаполь, забросить свое устройство и заняться астрологией. В суд подали покупатели устройства: вместо того, чтобы защитить их семейную жизнь, оно наградило их шикарными развесистыми рогами.

– И поделом, – вставила графиня, – им следовало бы подать в суд на собственную глупость.

– К сожалению, глупость привлечь к суду нельзя, – Лоренцо то ли устал, то ли сообразил, где находится, так что последнюю часть своего рассказа выдал в приглаженном виде, – так что обвинили меня. Клянусь, сеньоры, совершенно напрасно и бездоказательно!

Окопная версия концовки о напрасности обвинения не говорила ничего, зато содержала как кучу технических подробностей о тонкостях работы отмычкой и напильником, так и всякой романтики, местами переходящей в голую физиологию – о порядке оплаты слесарных услуг.

– Но я решил не ждать решения суда, благо мимо города проходили полки нашего славного императора, схватил пику и последовал по стопам моего великого земляка, маршала Пикколомини на поле брани. Попал как раз под Нордлинген.

– Ну что же, прапорщик, – графиня еще раз улыбнулась, – вы совершили благое дело.

Аббатиса, судя по лицу, была явно другого мнения.

– Благое, – повторила графиня еще раз, специально для нее, – жаль только, что вы проучили мошенника слишком поздно. Описания устройства добрались до Голландии, теперь их газетчики пишут, будто бы у нас тут они повсеместно.

– А вы, капитан, – переход темы застал капитана врасплох, – вы же начинали свою военную карьеру на шведской службе?

– Да, – переходы с одной стороны на другую в то время были делом обычным.

– И что же заставило вас уйти?

А вот на этот вопрос капитан Яков Лесли очень не хотел отвечать. Очень не хотел, но надо сказать что-то – уж очень нехорошая тишина повисла.

– Вопросы чести … – выговорил он наконец.

– Дуэль? – голос графини звучал для Лесли глухо…

– Да, – ответил он. Почти правду – тогда его враг успел обернуться и выхватить шпагу… Почти – в тот хмурый день в забытой богом деревне в Померании молодой еще лейтенант Лесли просто всадил пулю в лоб своему бывшему полковнику.

– Из-за женщины?

– Да, – опять почти правда.

– Красивой?..

А вот на этот вопрос Яков Лесли ответить не мог. Тогда, под серым Померанским небом он вмешался слишком поздно, чтобы узнать. Господин полковник успел превратить свою жертву в кровавое месиво.

– Ну, если наш капитан ввязался в дуэль, – итальянец влез непрошеным, но очень кстати, – то клянусь, эта женщина была явно красивей Венеры

«Ну, спасибо, выручил» – подумал капитан про себя. Остаток обеда прошел в молчании.

– Ну что же, господа офицеры, вам пора в роту, – сказала графиня под конец, – благодарю вас, прапорщик, за интересную историю. А вам, капитан, – ее глаза опасно сузились, – напоминаю: Император платит.

«Чаще не платит», – подумал про себя капитан, молча поклонился и ушел.

Уже в коридоре он поймал обрывок разговора, – суровая монахиня, видимо, старшая в местной охране, инструктировала подчиненных:

– Усильте посты по всей стене. Говорят, шведский полковник Мероде со своим летучим отрядом рыщет где-то неподалеку.

«Не может он нигде рыскать, – подумал капитан, – я попал ему с трех шагов в лоб. Может, родственник? Говорят, этих Мероде во Фландрии не меньше, чем Лесли в Шотландии.»

Полковник Мероде остался лежать там же, где и вера, и амбиции, и юношеские мечты капитана – в сожженной деревне под серым померанским небом.

Яков Лесли пробормотал что-то про себя и пошел домой – в роту.

Мушкетерскую жену Магду никто никуда не приглашал, но это ее никогда не останавливало. Изобразила из какой-то тряпки накидку, потрепалась о чем-то женском с охранницами внутренних ворот, сделала жалобное лицо и таки проскользнула внутрь. Интерестно ей видите-ли было, что это за хорунжий Ржевский такой.

В результате, она и её муж, мушкетер Ганс, умяли на обед котелок чего-то вкусного. Остальная рота молча завидовала им и громко возмущалась монашками.

– Еще неделя на такой кормежке, – сказал Мастер-сержант печально, – и будет бунт. Да не такой, как мы устроили в Хохкройтендорфе, а обычный солдатский бунт – бессмысленный и беспощадный. Со стрельбой, поджогом всего, что горит, и конфискацией чести у всего, что движется.

– Устроим такое на глазах у графини – у шведов не укроемся. В Швеции у нее родственников не меньше, чем в империи. Впрочем… – тут капитан крепко подумал. – У нас сине-желтая тряпка найдется?