...В доме тепло из-за горячей трубы, проходящей под полом. Но он не ценит такую роскошь - приоткрыто окно, и не для того, чтобы впустить свет, уже смеркается.

- Все пытаюсь понять, приближается ли весна, - сказал, проследив ее взгляд. - По всем приметам обещают долгие холода.

- Мне сегодня почудилось что-то новое в воздухе... - ответила гостья.

- А мне не удалось. Из-за этого, может быть, - кивком указал на стол, заваленный бумагами. Обычно, когда ее приглашали, убирали все, что могло бы отвлечь от отдыха.

- Сядь. У меня есть к тебе дело.

Сам поднялся, зажег свечи в светильнике - одинаковыми движениями, тратя на каждый фитилек равный отрезок времени. Замолчал - верно, подбирая слова. Четкое, строгое лицо человека, не умеющего отдыхать: тени то подчеркивали каждую складку и линию, то уходили, и лицо становилось моложе.

Лайэнэ сидела, сложив на коленях руки, ждала. Теперь ей было спокойней - о чем бы ни пошла речь, хоть о провинности, это будет не худший разговор в ее жизни.

- Мне нужна твоя помощь. Твоя, и, вероятно, тех женщин, которых ты выберешь. Шпионы еще могут сравниться с Веселым кварталом в умении добывать сведения, но вот их распространять...

- Что вы хотите, чтобы я распространила? - спросила она с удивлением.

- Если б я знал. Верну тебе твои же слова - с этим делом ты управишься лучше. Мне нужно нечто, во что люди поверят. Пускай не сразу, но должны быть уверены - Небо к ним благосклонно, победа их предначертана, несмотря на все жертвы.

Он подробнее пояснил, чего хочет, все больше удивляя Лайэнэ.

- Почему же вы обратились к женщине?

- Ум женщины более изощрен. А та, которая обучена угадывать мечты и желания любого, вероятно, способна дать хороший совет.

- Но почему... - на языке вертелось, и она решилась спросить: - Почему именно мне вы доверились? Ведь я была... - осеклась.

- Потому что ты - лучшая? Каждый в городе знает это и назовет имя Лайэнэ, - напевный, медовый голос. - А лучшей в твоем деле не стать, если обладать одной только красотой, но не сообразительностью. Разве не так? - он улыбнулся и сказал совсем другим тоном: - Понятия не имею, насколько твоя слава заслужена. Иногда везение значит больше личных достоинств. Но ты проявила такой интерес к нашему семейству... полагаю, ты, по крайней мере, заинтересована в успехе.

Лайэнэ ощутила, как волна жара заливает лицо. Доселе - за многие годы - только один человек мог заставить ее покраснеть. Хотя, если человек, то ни одного...

А он - Кэраи - все знает про ее поездку в Лощину. Не говорит, но глаза почти смеются. И это непривычно. Может быть только из-за этого блеска в глазах она решилась спросить:

- Тогда мне надо знать кое-что. Насколько все плохо?

- За час до твоего прихода голубь принес письмо. Войска Мэнго двинулись к Трем Дочерям, сейчас, вероятно, уже перешли границу. Никто не ждал этого так рано, это выглядит полным безумием... - Лайэнэ привстала было, но взгляд Кэраи вернул ее на место, будто что тяжелое бросили на плечи. Теперь смеха в его глазах не было, а слова звучали скучно и буднично:

- А вот это тебе для понимания, но не для сплетен.

- Даже безразличная к собственной жизни, я не стала бы сеять панику в городе, - ответила молодая женщина. Кажется, он поверил, а она уже сожалела о том, что спросила. Смотрела в пол. Да, об этом знать надо, но как же страшно. И не из-за возможности наказания за неверный шаг - но понимать, что захватчики в самом деле уже на твоей земле, что война началась...

- Десятки лет им не удавалось, не получится и сейчас, - раздалось совсем близко. Как раньше поразило выражение глаз, так сейчас непривычно было слышать сочувствие в этом голосе. Сочувствие - ей? От него? Но война вряд ли тронет Лайэнэ, она, если что, сможет просто уехать...

- Согласна помочь?

- Всем, чем смогу, - сказала она от души.

**

Палочка безнадежно мазнула по стенкам и дну коробочки - все, в этой не набрать краски даже на раз. Осталась только одна, маленькая, драгоценная: помада в ней не карминная, как обычно, а из смешанного с воском порошка красных водорослей. Морских, и оттого весьма недешевых. Но оттенок у них восхитителен, и пылинки перламутра придают губам особую красоту. Таким, как у Сэйэ, уж точно.

Но сейчас в крепости Трех Дочерей, похоже, негде взять и кармина. Остановилась торговля, враг на подходе. Провизии пока много, а вот заморские диковинки по северным тропам давно не везут.

Тонким ухоженным пальцем Сэйэ погладила серебристую крышечку. Последнее. Потом придется использовать неприятную взгляду краску на ягодном соке. А эта коробочка - память о былом достатке, о глупых надеждах.

Расправив складчатую шерстяную юбку, надев шерстяную, не подбитую ватой кофту - даже в холода Сэйэ одевалась не ущерб своей красоте - девушка вышла из дома, отведенного труппе. Пошла вдоль улочки. Большой была крепость, настоящий город. Похоже на Осорэи, только дома другие, проще, много-много военных да с высоких мест, там, где крыши не заслоняют, горы виднеются.

То тут, то там попадались неказистые фигуры крестьян, грязные головные повязки резали взор; звучал говор, к которому так и не привыкла - более отрывистый, грубый. В этих землях еще остались уроженцы старых лесных кланов, в них иная кровь, ближе к рухэй... Шла, гордо приподняв подбородок. Пусть видят: перед ними не какая-то девка. Хорошо шла, некоторые даже кланялись...

Испугавшись подступающих войск рухэй, крестьяне побросали свои поля и домики и потянулись сюда, под защиту крепостных стен. Не все: многие беженцы с севера стремились миновать твердыню, уйти в более спокойные земли. Их не задерживали: чем меньше едоков будет, тем лучше. Провизию собирали, откуда могли. Крепость Трех Дочерей строили в расчете на долгую осаду.

И все-таки было тревожно: все больше крестьянских рож, а провизии, шепчутся, не так много, и урожая не будет, если до начала лета не погонят отсюда захватчиков. Хотя это обязательно произойдет: сейчас, по морозу и снегу, им в горах не закрепиться.

Сэйэ в последние дни напряженно прислушивалась ко всем разговорам военных, и понимала - до крепости рухэй дойдут. А что захватчики делают с людьми, лучше не думать. Взять крепость трудно. Но уж если она падет... Очень хотелось сбежать с теми, кто направлялся на юг, но остальные актрисы решили остаться под защитой стен, тем паче что и разбойников стало больше, и Сэйэ не отваживалась. Беззащитная красивая девушка даже если найдет попутчиков, будет ли среди них в безопасности?

Чем выше поднималась по улочке, тем становилось свободней. Беженцы все больше толклись внизу, в эту часть города-крепости крестьян не пускали без важного дела. Ветер наконец перестал доносить запахи воловьего и конского навоза, теперь потянуло подгорелым хлебом. Чьи-то голоса вели вразнобой:

"Рыжий конь от хозяина сбежал,

Скачет, а народ кричит "пожар!"

Сэйэ поморщилась. Только вчера выступали со сценкой, где такое поют. На малой площади крепости выступали - для простых солдат, ремесленников и крестьянских рож. Смотри-ка, запомнили слету. Еще несколько раз показать, и Акэйин потребует, чтобы актрисы разучивали нечто новое. Говорит - смех укрепляет душу. Только зачем новое этим людям, они одной шутке сто раз готовы смеяться...

В крепости не было своей женской труппы, и даже конкуренты встретили их с любопытством, без неприязни. Представления хорошо проходили, лучше, чем первые дни здесь, но все больше от зрителей чувствовался страх, и он сильно давил. Про ведьму-свекровь ли, про надоедливого призрака выпивохи показывали - висело незримое облако над толпой.

А вот о жадном генерале Акэйин больше пьеску не ставила. Думала, как переделать ее на новый лад, чтобы главаря рухэй высмеять.

Сама Акэйин, надо сказать, устроилась более чем неплохо, нашла себе какого-то вдового сотника. Разумеется, жениться на актрисе он не собирался, но их труппе покровительствовал: взамен первой лачуги, где жили поначалу, помог снять неплохой домик за небольшие деньги, а теперь помогал достать, что требовалось. Только краска для губ была совсем уж не по его части, да и где ее взять?