- Значит, не шевельнулось...
- Это тебе так важно? Хочешь раскаяния и сожалений? Скажи, Тайрену стало бы легче, услышь он, что ты очень страдала, убегая от него с чужим человеком?
- Жалею, что учила тебя, а не отравила тогда.
- Ты всегда понимала меня лучше других. Потому мы так друг к другу привязаны...
Шагнув к двери, сказал:
- Иди спать, ты правда устала. Я буду утром, мы поговорим о дальнейшем.
Не стал предупреждать - мол, бежать не пытайся, и подкупить охрану даже не думай. И ушел - не уехал, растворился в начинающейся пурге.
Замерзнув стоять на крыльце, глядеть в никуда, Истэ вернулась в комнату, села. Сперва сидела неподвижно, потом начала метаться по дому. Случайно зимней тяжелой юбкой задела скамейку для ног, та опрокинулась. Стук отрезвил женщину: не хватало еще напугать детей. Но что-то придется делать...
Девочки спали, одна свернувшись клубочком, другая вытянувшись на боку. Истэ вновь поклялась, что будет защищать их любой ценой, чем бы ни пришлось пожертвовать для этого. Только ведь... именно потому он и вызвал ее с дочерьми.
Что ж, придется взять себя в руки и продолжать начатое. Она ведь сама явилась сюда.
Когда-то она сумела переломить судьбу, отважившись на побег. Справится и на сей раз.
**
- О, ты ожил, наконец.
Ей было лет семнадцать. С длинными косами, в темно-красной шерстяной юбке, какие порой носят служанки в гостиницах, в синей запашной кофте. Девушка и вправду походила на Нээле, только была ниже и крепче, и много смешливей.
- Сколько я здесь?
- Третий день.
- О нет... моя лошадь.
Девушка прыснула.
- Все с ней в порядке. Мы присмотрели.
Интересно, остались ли у меня деньги, подумал Лиани. Хорошо, если здешние хозяева честные люди, иные не ждут платы, сами забирают все и говорят - за заботу.
- Меня зовут Кэйу, - сказала она, присела на край кровати, - Потому что я самая веселая. Рот у девушки был красиво очерчен, и необычно - будто всегда улыбается. Лиани, хоть самому усилие понадобилось, чтобы сесть, ощутил: ему только двадцать, и девушка эта, может, последняя, проявившая к нему интерес. Там-то, куда возвращается, совсем другое ждет.
Жаль только, она так на Нээле похожа. Нечестно это как-то, неправильно. Ну да есть еще время подумать, пока не вернутся силы.
- Я принесу тебе поесть, - протараторила она, и будто ее ветром смело - уже в дверном проеме мелькает красная юбка. Вскоре легкие ноги простучали по ступенькам, девушка вновь появилась, несла тарелку с пирожками и кружку с чем-то, судя по запаху, медовым; держала ее так, как держат горячее.
- Да не смотри с опаской, сколько сможешь, столько отдашь, - засмеялась она, поняв сомнения. - Выздоровел - и хорошо, кому в гостинице смерть нужна? Потом гулял бы твой призрак по коридорам, пугал постояльцев из-за угла.
Юноша представил это - и не сдержался, рассмеялся тоже. Чуть не уронил тарелку. В висках будто медные пластины загудели, но все это было ерундой. Ведь жив, и уже почти здоров, и пока еще есть немного времени.
А Кэйу, сидящая рядом, тем временем что-то говорила, говорила.
- А самое интересное-то ты пропустил!
Сейчас времени было за полдень - а на рассвете в селе накрыли шайку бандитов. Те убивали и грабили на окрестных дорогах - грабили чаще, убивали редко, но и того хватало, чтобы заслужить славу отъявленных негодяев.
Прятались где-то в холмах; говорили, главный у них на самом деле был барсуком и знал тайные тропы, а если совсем припекло, щелкал пальцами - и вся шайка в барсуков перекидывалась, уходили по норам.
И вот изменила им удача, нагрянула земельная стража. Всех переловили, связанных, провели по главной улице.
А тут эта девчонка...
Лиани - то ли опять жар начался, то ли разыгралось воображение - будто сам все увидел, а не просто лился в ухо приятный, чуть хрипловатый голосок.
Ей было столько же, сколько этой служаночке - лет семнадцать. Аянэ в селе знали как слегка тронутую - говорят, в детстве она заблудилась в болотах и невесть чего там насмотрелась, прежней больше и не была. А матери Аянэ что делать - любила и такую дочь. Ее и саму считали неудачницей: муж провалился под лед, в лихорадке сгорел за два дня, братья тоже не зажились: одного убили в драке, другой повздорил со старостой и был отправлен на выселки, там и остался навечно. Женщина плела корзины и кое-как перебивалась, согнулась до времени. А дочка повадилась уходить в холмы и там встретила красивого молодого разбойника. Так что в скором времени корзинщица ждала внука.
Аянэ же... бродила по улицам, улыбалась, песенки напевала. Видно, что счастлива.
Когда увидела любимого своего - в крови, полуживого, в окружении стражников, сперва просто пыталась пробиться к нему через толпу, молча, сосредоточенно, а толку-то - скорее рыба по песку проползет. Потом исхитрилась, у кого-то между ног пробралась. Почему на дурочку сразу внимания не обратили, неясно, только один из земельных ее разбойника по лицу ударил. Тогда она подскочила, рысью накинулась на главного и давай кусаться.
Он так отшвырнул Аянэ... неудачно очень пришлось, на угол телеги, девушка разбила висок. И ведь намеренно с силой толкнул, видно, разгневался за укусы. Посмотрел, как она лежит, а под головой натекает красное, усмехнулся и дальше пошел.
Тут и мать подоспела, то трясет дочку, то баюкает, но толку нет. А потом как закричит проклятие вслед... мол, чтоб тебе в жизни доброго слова не слышать. Только ведь, хоть и сила в материнских словах, разве это проклятие? Они-то, такие, привычны... А за добрым словом ходить далеко не надо, только двери веселого дома открой.
После рассказа Кэйу на душе крысы попискивали. Девушка еще какое-то время покрутилась рядом, потом, сообразив, что они-то в гостинице эту историю сто раз меж собой и гостями перетерли, а Лиани только услышал, покинула комнату, пообещав ждать внизу. Заботливая - медное зеркальце ему оставила, а еще раньше принесла воду, умыться.
Приведя себя в порядок, юноша снова уселся на кровати, глядя на затянутый бумагой оконный переплет. Он светился оранжевым - стемнело уже на улице, фонари бросали теплый свет. Сейчас проверить лошадь свою, а потом... В зал не хотелось; там, верно, снова и снова вспоминают сегодняшнее. Уже и разбойники те мертвы, а где-то в бедном доме, может, мать сидит у тела своей неразумной дочери.
Нет, не хотелось в зал. Лучше и вовсе прочь со двора, пройти по снежку - Кэйу говорит, с полудня его много нападало.
Пол под ногами ощущался еще несколько шатким, в остальном все вроде было в порядке. Лиани спустился, прошел через угол зала - а народу и вправду много сегодня, верно, пришли посидеть и местные. Сбоку, недалеко от входа, отгороженный грубоватой узорной решеткой, стоял небольшой стол - видно, для особых гостей. Человек с широковатым жестким лицом катал перед собой кружку, чуть прикрыв веки, будто надоело все на этом свете. И повязка головная - не со знаком отряда. А темно-синяя, с золотом вышитым жаворонком. Рядом с Нэйта-младшим сидели двое незнакомых юноше земельных стражников.
Ох ты ж... Где бы встретить.
Сразу заныла каждая косточка, напоминая о прошлой встрече. Горло сдавило, почудился запах крови, потрескивание пламени в жаровне, бесконечное солнце, от которого не укрыться, все так явственно - словно и не было ничего после. Вся недавняя слабость вернулась, не мог сейчас сделать ни шагу.
Макори был пьян. Хоть и попробовал Лиани отступить, затеряться, юношу он заметил. Вскинул мутные глаза:
- Я тебя видел.
