А ледяные глаза смотрели на неё, не моргая, несколько секунд.
— Леди Осториан, — произнёс хриплый голос тихо.
— Да, — почти шёпотом ответила она, чувствуя, как от этого голоса выбивает весь воздух из лёгких.
— Идёмте, — после паузы сказал Себастьян, протягивая ей руку. Ариана вложила свою ладонь в его и почувствовала, как по телу пробежали мурашки.
Девушка в последний раз обернулась назад. Лилит стояла и улыбалась во весь рот, многозначительно подняв брови и кивая.
Они спустились вниз. Там оказалась очень большая комната, даже почти зал. Освещён он был сотнями свеч, на деревянных балках висели праздничные разноцветные фонарики, а посередине стояла большая разлапистая ель, украшенная чем попало.
— Боже мой, — прошептала Ариана, отрываясь от Себастьяна и подбегая к ней. — Как это красиво! Это… я не знаю, что сказать, — обернулась она к мужчине, и тот улыбнулся ей в ответ.
Сегодня особенная ночь. Это точно.
В этот момент в зал вошла стайка девушек и мужчин, одетых в дешёвую, сшитую на скорую руку, но такую яркую и праздничную одежду. За ними ещё и ещё входили в зал люди, и вскоре он был полон. Повсюду слышался говор и смех. Ариана попыталась найти Себастьяна глазами, но он затерялся в толпе. Вдруг на лестнице появилась Лилит, одетая в чудесное светло-коричневое платье без всяких излишеств. Ариана хотела было кинуться к ней, но та лишь подмигнула и направилась прямиком к роялю. Лилит села, подняла крышку и неожиданно заиграла что-то весёлое, бойкое и неимоверно праздничное.
Люди вокруг оживились и мигом встали в хоровод. Они начали повторять довольно несложные движения, которые девушка быстро запомнила. Вдруг какой-то весёлый парень подбежал к ней, схватил за руку и втащил в центр круга. Танцевать со всеми этот задорный танец оказалось очень легко и на удивление приятно — ощущать себя частью чего-то целого, движущегося, весёлого, отчаянно весёлого, танцевать со всеми, хохоча, танцевать так, будто танцуешь последний раз в жизни.
Времени не было. Ощущения близкой смерти — тоже. Остался только этот хоровод весёлых, беззаботных лиц, а ещё невыразимо прекрасная музыка.
Лилит вдруг перестала играть. К ней подошла ещё одна девушка и села рядом: вероятно, они собирались играть в четыре руки.
— Милорды, приглашайте дам. Я объявляю вальс, — очаровательно улыбнулась она.
Женщины и мужчины мгновенно встали в пары, и полилась музыка. Лилит играла что-то удивительно нежное. Танцевать настоящий вальс не умел почти никто. Люди танцевали, как хотели, как получалось, и это было прекрасно.
Ариана пошла разыскивать Себастьяна и нашла его довольно быстро. Он стоял у стены и молча наблюдал за танцем.
— Себастьян, — окликнула его она, и тот обернулся. — Идёмте, — Ариана взяла его за руку и потянула в центр.
— Куда? Я не стану танцевать, — безразлично произнёс он, оставаясь на месте.
Ариана вдруг отпустила его руку и серьёзно уставилась на него.
— Не делайте вид, что Вам всё равно. Я больше в это не верю. Идёмте, ну же, — она вновь взялась за его тёплую руку и всё-таки вытащила мужчину на середину зала.
Они стояли на расстоянии нескольких шагов друг от друга; вокруг них медленно кружились пары, а они просто стояли, глядя друг другу в глаза.
Было до чёртиков страшно. Она не знала, зачем вытащила его. Она не знала, что ей делать, и потому сделала, пожалуй, самое верное, — шаг. Ещё один. И ещё.
Она стояла, почти касаясь носом его подбородка, и смотрела куда-то в пол. Чувствовала его запах — он пах мятой, ветром, свежим снегом, вереском на полях и чистым ночным воздухом.
Он стоял, не двигаясь, кажется, даже не дыша, в сантиметре от неё — такой живой, такой реальный.
— Ну, сделай что-нибудь, сделай, пожалуйста, хоть что-нибудь, — шептала она одними губами, зажмуриваясь и чувствуя, что уже готова плакать навзрыд.
Ариана вздрогнула, когда его тёплые пальцы дотронулись до её ледяной ладони. Он медленно-медленно положил руку девушки себе на плечо, и теперь она чувствовала, до боли ощущала, как вздымается и опускается под рубашкой его грудная клетка. Ощущала, как он дышит.
Она думала, что умрёт, когда он коснулся пальцами её подбородка, приподнимая голову девушки. Так, чтобы она видела. Видела, как у него сносит чёртову крышу от того, что она такая… такая. Рядом с ним. В его руках. Просто его.
Он слегка покачнулся, осторожно, будто пробуя, напрягшись всем телом — она почувствовала — и потом через несколько бесконечно долгих, невыносимых секунд, расслабившись, шагнул. Голова кружилась так, что танцевать было невозможно. Она давно бы сошла с ума, упала в обморок, растворилась, если бы не его рука, уверенно лежащая на её пояснице.
Грудь раскалывалась на части от его спокойного дыхания над ухом.
Это было лучше, чем королевский бал. В тысячу раз лучше.
— Здорово, — просто, шёпотом, по-мальчишески восторженно прошептал он, будто доверяя ей самый важный в жизни секрет.
Музыка закончилась, а они всё стояли, замерев и, кажется, не дыша.
Он медленно отошёл от девушки и исчез в толпе. Ариана растерялась, не понимая, что происходит. Вдруг сзади к ней подошла Лола и сказала что-то. Девушка не поняла, что именно. Она не слышала, не понимала, стояла, прикрыв глаза. Лола качнула головой и вложила ей в руки розовый свёрток.
Себастьян быстро вернулся, тоже держа что-то в руках.
— С Рождеством, — тихо прошептала девушка, протягивая мужчине свёрток, а потом вдруг защебетала: — Я понимаю, это странный подарок и, наверное, не очень подходящий, но я не смогла найти ничего…
— Это… чудесно, — покачал головой он, развернув бумагу и разглядывая глиняную поделку. — Спасибо. А это Вам, — он улыбнулся, протягивая девушке коробку.
Та, исполненная любопытства, открыла её и ахнула. На дне лежал её медальон, тот самый, который сорвал с неё Питер, целый и невредимый.
— Вы починили… — ахнула она. — Это… я… спасибо, — вдруг сказала она и порывисто обняла мужчину. — Подарка лучше не могло быть, — прошептала она ему в плечо, чувствуя, что дрожит от того, что он осторожно положил руку на её талию, обнимая в ответ.
— Там есть ещё, — вдруг сказал он.
Ариана, нехотя оторвавшись от мужчины, заглянула в коробку вновь. Там лежал тонкий золотой браслет, сделанный так искусно, что и королевская семья могла бы позавидовать.
— Как красиво, — задумчиво произнесла она, разглядывая витые линии.
— Это браслет моей матери, — тихо сказал Себастьян и улыбнулся. — С Рождеством.
Это преступление — ощущать себя настолько счастливой, когда твоя жизнь, жизнь всего государства и твоей семьи под угрозой. Когда идёт война. Нельзя.
Но ей в первый раз за всю жизнь было наплевать.
========== 17. Пустота ==========
Морозная солнечная погода держалась почти с неделю. Но ни хрустевший под копытами Рояна, лучшего коня в Колоколах, свежий снег, ни широкие заснеженные северные просторы, сверкающие на солнце ярче бриллиантов после серых стен крепости, ни чистый воздух зимнего утра не радовали мужчину, несшегося галопом на великолепном вороном скакуне.
Он точно поговорит с ней. Сегодня же вечером. Просто зайдёт и поговорит, не думая ни о своих, ни о её чувствах. Тем более никаких чувств у Себастьяна нет и не может быть к этой… девчонке. Действительно, два месяца назад подобный разговор не стоил бы для него ровным счётом ничего. И почему он давал себе обещание поговорить с принцессой уже шестой день, Себастьян не знал.
Почему он, чёрт возьми, просто не может подойти к этой самой обыкновенной девчонке и сказать о… О чём? Себастьян толком не представлял. Только знал, что всё это, — тёплые, безгранично доверчивые взгляды, чёртова вера в то, что он, Себастьян, хороший человек, эти её огромные глаза, эти истинно осториановские улыбки во весь рот, — продолжаться не может. Нужно просто сказать ей.
Подняв глаза на бесконечно голубое зимнее небо, мужчина вдруг понял, что совсем не хочет врать этой наивной девочке. Хочет… просто взять и рассказать ей, отчего же он помогает Гарднеру, отчего так холоден с ней, отчего так бесчеловечен. Не хочет, чтобы она считала его монстром. Только… кажется, за эти четыре года он действительно стал тем, кем поначалу притворялся, — бездушным, холодным и эгоистичным монстром.