Герцог Аверийский… именно так и сказал король, но слышать такие слова одновременно радостно и удивительно, поскольку ни о каком титуле прежде не могло быть и речи, колония должна стать корпоративным проектом, а не новым феодом. И все же король, так назвав Эдварда, фактически отдавал ему все права на Аверию, за исключением нескольких чисто материальных вопросов, связанных с вложениями и выплатами прибылей. Крутой и неожиданный поворот, сразу рушивший многие планы его соперников, ведь теперь никто не сможет заявлять каких-либо прав на новую колонию, а с выплатами никаких проблем не предвиделось. С теми возможностями, что станут доступны после завершения «Сакрала», Аверия начнет рассчитываться по кредитам даже быстрее, чем было запланировано с самого начала. Оставалось понять только одну вещь, а именно, для чего король сейчас сделал все это? Все настолько заигрались в политику, что просто списали самого Иинана со счетов, но теперь он одним коротким росчерком пера всем напомнил, кто действительно является законом и единственным верным словом в этих землях. Эдвард, почти потерявший нить происходящего из-за моментально заклубившихся в голове мыслей и догадок, все же решился и поднял взгляд на короля, уже справившегося с приступом кашля.
- Поднимись сынок, я хочу посмотреть на тебя в полный рост, - улыбнувшись, тихо сказал Иинан, обращаясь только к нему тихим голосом, - ничего не бойся, все-таки я еще король.
Только что провозглашенный герцог Аверийский и все еще барон Тристанский неуверенно поднялся на ноги, и Иинан Третий тут же оперся на его руку, не в силах больше стоять без посторонней помощи. На этого некогда великого человека жалко смотреть, особенно если еще помнишь те дни, когда он был в расцвете сил, полный энергией и желания творить. Эдвард помнил его прежнего, тогда сам он был еще совсем мальчишкой, неуверенным, наивным и свято верящим в чистоту идеалов Рейнсвальда, не подозревая, что кроится под ними на самом деле. Он впервые с отцом прибыл в королевский замок, где был представлен Иинану как наследник титула барона. В тот раз король ему показался настолько великой и могущественной фигурой, что мелкий мальчуган, стоявшим перед ним, так и не смог найти в себе смелости выйти ему навстречу, так и оставшись стоять, спрятавшись за плащом отца, только оттуда, округлив от страха глаза, наблюдая, как король Рейнсвальда и барон Тристанский приветствуют друг друга словно старые друзья.
Теперь же этого человека, мечом и собственной волей проложившего себе путь к престолу, начавший свое правление с полномасштабной войны против конклава Белой Башни, наголову разгромив их армии и сровняв это проклятое место с землей, уничтожившего крупное пиратское гнедо в Поясе Колхиды, остановившего немало внутренних войн на самом Рейсвальде одним только своим словом, было невозможно узнать. От него осталась только изможденная оболочка, слишком упрямая, чтобы просто сдаться и умереть, а болезнь и те лекарства, какими его лечили, сжигали изнутри его тело, оставив только кости и кожу, и то едва державшиеся под собственным весом. Наверное, для него самого скорая смерть станет настоящим облегчением после всех тех мучений, что переживает сейчас, но не может просто так уйти, оставив трон Рейнсвальда и все свои незавершенные дела на произвол судьбы, заставляя нервно грызть ногти всех тех, кто уже метит на его место. Конечно, король знал о тех закулисных играх, какими охвачена политическая арена Рейнсвальда, из которой его вычеркнули раньше времени, но которая все еще оставалась его личной ареной, где решающим было только его слово.
Встречающие постепенно смещались к машинам, направлявшимся обратно во дворец, где должно состояться продолжение церемонии, и Эдварду была оказана большая честь лично помочь королю дойти до его машины. Упорный старик принципиально отказывался принимать помощь инвалидного кресла, избавившего бы его от такого напряжения, но все равно, задорно улыбнувшись, сказал молодому барону, что скорее даст отрезать себе ноги, чем добровольно откажется от возможности ходить.
- Встретимся во дворце, мой мальчик, - он попытался потрепать Эдварда по голове, но рука не поднялась так высоко, с трудом даже дышал, передвигаясь на собственных ногах. Те триста метров, что прошел пешком при поддержке Эдварда, дорого ему стоили, и рядом уже была медсестра со шприцем с лекарством. С мученическим видом принимая ее помощь, он добавил, - Мне надо о многом с тобой поговорить, мой мальчик. Ты нужен мне…
- Конечно, Ваше величество, - поклонился Эдвард и закрыл дверь его машины. Не успел, правда, даже развернуться, как ему на шею буквально прыгнула Изабелла, в пышном и красочном наряде придворной дамы, в цветах Кариского бароната, но с шалью с цветами Тристана. Она уже долго шла за ним, барон ее заметил несколько раньше, но все же не посмела отвлекать от разговора с королем. Только теперь, когда эта последняя преграда между ними устранена, больше не могла скрывать все нахлынувшие на нее чувство, буквально разразившись потоком слов.
- Эдвард! Ты даже не представляешь, как же я скучала! – она обвила его шею своими руками и прижалась к его груди, - Ты улетел так быстро, да и меня заставил уехать! Я не знала, что и думать, каждый день ждала новостей, но даже их почти не было. Я так боялась за тебя, за папу, за Райсора… за всех. Мы боялись, что Респир все-таки нападет… Или нападут на тот остров, куда ты улетел!
- Я тоже все время думал о тебе! – Эдвард впервые за очень долгое время чувствовал себя действительно счастливым, прижимая к себе любимую девушку. В такие моменты казалось, что ничто не имеет большей цены, чем она, сейчас рядом с ним, такая близкая и родная, часть его самого, которую не хочется больше отпускать. Никакие проблемы, политика и войны не стоили и пары секунд, проведенных рядом с ней, так мог бы стоять вечно, просто прижимая ее к себе, и пусть ловит неодобрительные взгляды от проходивших мимо чопорных придворных господ и дам, медленно вышагивающих к своим машинам, все равно они не играли никакой роли. Важна лишь только она, и больше ничего на свете не имело значения.
- Эдвард! – к ним все же подошел Рокфор, и под строгим взглядом своего отца его дочь все же отпустила жениха, потупив взгляд и немного отойдя в сторону, - Ты не представляешь, как рад тебя видеть! – привычно поприветствовав друг друга, Рокфор все-таки сумел отобрать Эдварда у своей дочери хотя бы на несколько минут, - Рассказывай, все-таки это твое дело, события у Самрии? Тут все из-за него на ушах стоят, а Вассарий взглядом способен воду вскипятить, у него от эскадры остались только обломки, и никаких доказательств нет. И с Самрийскими верфями разругался, угрожает им силой, если не пустят его эмиссаров в порт, но его местные послали далеко и надолго… - он внимательно посмотрел на Эдварда, словно ожидал честного и быстрого ответа.
- Неужели? – барон в ответ сделал удивленное лицо, словно услышал эти новости в первый раз, - Что же там произошло? Нападение или авария?
- Он утверждает, что на его силы напали тристанцы под твоим руководством, - прищурившись, сказал Рокфор, удивленный таким ответом, - Только вот доказательств у него нет никаких, кроме сбивчивых докладов его выживших солдат. Будешь утверждать, что ты к этому происшествию никакого отношения не имеешь?
- О таких вещах не стоит здесь говорить, - сказал Эдвард и посмотрел на Изабеллу, стоявшую с обиженным видом и исподлобья смотревшую на своего отца, снова утаскивающего ее жениха в бесконечные разговоры о политике, которые опять могли занять целый день. Молодой барон улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ, - Я честно вам скажу, что сегодня у меня совершенно нет желания разговаривать о политике. Слишком долго был вдали от дома и, не буду скрывать, от вашей дочери, так что позвольте посвятить сегодняшний вечер ей.
- Конечно, - Рокфор смутился, сообразив, что влез в идиллию между двумя влюбленными, слишком давно не видевшими друг друга. Усмехнувшись, махнул рукой, отпуская их на все четыре стороны, - Эдвард, только не увлекайся слишком сильно, я, быть может, от тебя и отстану, но здесь слишком много других людей, какие хотят с тобой поговорить. Может быть, тебе стоит задержаться здесь еще на несколько дней?
