— Что ты делаешь? — Ника присела рядом.
— Ищу музыку.
— Зачем?
— Я не знаю, что мне делать.
Ника переместилась к стене, облокотилась по-удобнее.
— Оль, а ты, как Офелия, сейчас цветами разбрасываться не будешь? Это ты мне мстишь за Макса, да?
— Я не обижаюсь на тебя. Ты — моя самая лучшая подруга здесь и думаешь, что защищаешь меня. Я не знаю, правильно это или нет, но выбор буду делать я сама… Боже, что за музыка! Узнаешь? Россини, «Безумный день или Женитьба Фигаро»… Я должна найти музыку, которая объяснит мне, что я чувствую. Возможно, что и решение приму.
— А ты не чувствуешь себя в ритме Россини? У него как раз про сумасшествие…
— Нет, мне нужно что-то такое… острое и одновременно сладкое.
Ника зевнула:
— Может, спать пойдем, а?
— Сейчас, еще чуть-чуть, и я приду.
Ника, зевая, ушла, не дослушав блюз, над которым задумалась Ольга.
34
Стук двух сердец,
Два пламени, два тела…
Предвкушение…
— Ты в бассейн? — сонно спросил Виктор, проснувшись от звука будильника: Макс одевался, не включая света.
— Спи, т-тебе доктор п-прописал спать до восьми.
— М-м, — согласно промычал Виктор, переворачиваясь на другой бок. Ему очень хотелось съязвить по поводу парадного вида товарища, идущего купаться и надевшего рубашку и брюки вместо более удобных шорт и халата. Но очень хотелось спать, и Виктор решил отложить ремарку до более позднего утра.
На аллее было божественно прохладно и тихо. Люди еще спали, а птицы пользовались тишиной и пели особенно громко в предвкушении нового дня и новых событий — так заявляли о своем праве на голос в шумном и суетном мире людей.
Макс, однажды поднявшись непривычно рано, полюбил эти утренние летние часы, когда сама природа готовилась к пробуждению человека, тем более что тут, за городом, были совсем другие звуки и запахи. И находясь на проекте, он не поленился, однажды запечатлел на камеру и птичьи голоса, и молчание машин, и далекий крик петухов, и восход солнца (со стены у Кривого Дерева). Виктор, которому Макс показал ценные кадры, поразился гармонии, но добавил, что даже ради этого он, будучи совой, никогда не покинул бы свою уютную постель.
Макс спустился по лестнице. Так и есть: из фитнес-зала доносились приглушенные звуки.
— Т-танго! — не удержался Макс, узнав выбор Ольги.
Он постоял под дверью, просто слушая музыку и улыбаясь, решив дождаться конца мелодии. Неожиданно, дверь открылась.
— Я почувствовала, что кто-то стоит за дверью, — Ольга была в красном танго-платье, облегающем, длинном, с сумасшедшим разрезом, и в своих «волшебных» серебристых босоножках.
— П-привет, — Макс смотрел на нее, не смея переступить порог.
— Привет, — она смутилась, — что?
— Я н-не видел тебя в этом п-платье. Сколько же их в т-твоей волшебной сумке?
— Почти десять.
— А в-волшебной обуви?
— Только одна пара. Они же волшебные, их не должно быть много… — она отступала перед идущим Максом, взявшим ее за руку.
— Что мы сегодня т-танцуем?
— Загадаем? Пускай следующая…
Цыганский хор отпел, и заиграл одинокий саксофон.
— Я нашла твой диск…
— Как ты д-догадалась, что это я?
— Рядом лежала маленькая красная роза… А если бы на тот стул сел кто-то другой?
— Исключено, я б-бы его или ее п-прогнал… Знаешь, как н-называется эта композиция?
— Нет, но я помню очень красивый клип… Мэрайя Кларк, кажется…
— П-песня называется «Мое всё»… I'd give my all to have just one more night with you…
— Ты когда поешь, не заикаешься — тебе надо больше петь.
— Я б-буду часто петь…
— Но твое заикание мне тоже нравится, иногда я ловлю себя на мысли, что начинаю т-тебе п-подражать…
Макс засмеялся и обнял ее.
— …baby can you feel me imagining I'm looking in your eyes…
— Почему техника не может чувствовать, что нужно человеку? Почему эта музыка не может играть вечно? Ты знаешь, мне кажется, нас постоянно будут разлучать на этой неделе. Вот сегодня я должна ехать в какой-то там соседний особняк, — они вальсировали на месте под очередной инструментальный шедевр, — а я бы хотела слушать эту музыку, воткнуть в уши какие-нибудь наушники и мыть эти бесконечные полы, думать о своем…
— Я б-бы тебе отдал свой т-телефон, но, к сожалению, я его п-позавчера разбил…
— «Поздравляю, Шарик, ты балбес!»
— Я здорово разозлился т-тогда на тебя, п-помнишь, после п-первого поцелуя…
— Я кричала, как истеричная дура… потому что ужасно боялась нового чувства.
Они замолчали, каждый вспоминая тот вечер. Ольга вздохнула:
— Надо идти, скоро все проснутся, и опять будут ненужные слова.
Макс отпустил ее руки и подошел к музыкальному центру:
— В-всегда мечтал станцевать т-танго с профессиональной т-танцовщицей. Всё какие-то д-дилетантки попадались.
— Ты умеешь танцевать танго? — приятно удивилась Ольга.
— Н-ну, мама меня водила на т-танцевальный кружок. Она считала, что каждый настоящий д-джентльмен должен уметь т-танцевать танго, вальс и рок-н-ролл…
— Твоя мама — удивительная женщина, — партнерша сделала предтанцевальный реверанс.
Звучало танго.
Макс двигался очень профессионально, не сбиваясь и не наступая Ольге на ноги. Эти двое, пытающиеся в танце рассказать друг другу то, в чем еще рано было признаваться, — в желании обладать своим партнером, — даже не подозревали, что за их танцем наблюдают.
В студии, всего в нескольких метрах от двух тангерос, пил кофе оператор Дима, сделав звук громче и проверив, идет ли запись; к мониторам, раскрыв рты, прильнули интернетозависимые пользователи, любители подглядываний и завистники чужой красивой жизни и славы.
А утренняя Москва, как одна большая милонга, просыпалась в ритме танго, готовясь к дневному рок-н-роллу. Первые утренние пробки заставляли поток машин делать корте и очо кортадо на раз-два-три-раз; первые невнимательные пешеходы рисовали ногами куниту и мулине в попытке перейти улицу, но возвращаясь назад, на тротуар, вдруг рассмотрев цвет на светофоре; дворники со своими метлами старательно отрабатывали барриду и леваду, перетаскивая с места на место безразмерные мешки для мусора… И облака в небе, медленно и тягуче, изображая свое танго вечности, тянули белые адорнос и рондо над куполами и крышами, над огромным зевающим городом, в направлении, известном только ветру, мимо одного из царственных особняков на окраине, где пара танцевала, скользила мимо зеркал, не замечая свое отражение и глядя лишь в глаза друг другу.
Над двумя увлеченными своим танго-вальсом, жильцы только открывали глаза, зевали, потягивались, умывались, вглядываясь в зеркало, натягивали униформу и заправляли постели.
По лестнице торопливо спускалась Ника, застегивая пуговицы на униформе и поправляя заколку в волосах, бежала вниз, по лестнице, в цокольный этаж, туда, где играло танго и танцевали двое. Она не знала, что было слишком поздно останавливать этот зарождающийся вихрь: остро-сладкая музыка, способная свести с ума, уже обволокла нотами танцующих, заставляя чувственно открыть губы, но не прикасаться ими, а мучить друг друга предвкушением теплого огня во всем теле.
— Т-так ты меня сегодня п-поцелуешь? — на последних аккордах Макс притянул к себе девушку.
— Как ты сказал? — Ольга вдруг широко раскрыла глаза.
— Н-ну поцелуй, жадина.
— Так это был ты, а не…
— А н-не кто?
— Не важно, — она прикоснулась к его губам.
— Опять эта парочка! — на пороге стояла Ника и подозрительно огляделась, — вы тут всю ночь, что ли, танцевали?
— Я ухожу, — Макс на прощание поцеловал Ольгу и чмокнул Нику в щеку, — н-не сердись, н-начальника. Д-до завтрака!
— До завтрака! — Ольга смотрела сияющими глазами на подругу и готова была закружить ее в счастливом порыве, — это был не Стрэн, Никуся! Это был Макс! Господи, как хорошо! Спасибо, спасибо!
Ольга поцеловала свою нательную маленькую иконку.
