Басков махнул ей зажженным бенгальским огнём, будто услышав, и из телевизора понеслась бравурная музыка. Камера отъехала, показав пляшущее трио на сцене, а потом и зрительный зал. Блестящая мишура на стенах, наряженные ёлки и не менее наряженные гости за круглыми столиками. Улыбки, блеск хрусталя, пена шампанского... Юлька невольно отвела глаза, окинула взглядом комнату. Синие обои в белый цветочек, тёмно-зелёный диван, мебельная стенка бежевого цвета. В углу, над компьютерным столом, пустые рамки для фотографий. Развесила сто лет назад, поддавшись искушению навести уют, а сами фотки так и не распечатала – это же в салон идти надо... Пыль на полках, горшок с искусственным бонсаем. И ни еловой веточки, ни новогоднего шарика, ни гирлянды. Будто обычный вечер, которых за плечами было больше, чем триста шестьдесят пять...
Настроение окончательно испортилось. «Могла бы хоть квартиру украсить, ведь всё для этого есть, - попеняла она себе. И тут же возразила: - Это надо на антресоли за ёлкой и игрушками лезть, возиться с ними, а через неделю обратно всё убирать... Да и когда мне? Работы вагон. Завтра вот опять идти, новые джинглы в эфир поставить забыла...» Ей захотелось расплакаться. Что за жизнь такая? Работа — дом. Всё.
Обидно. Но что делать, если нужно платить за съемную квартиру, обеспечивать себя от и до, никто ведь не помогает... Вот и приходится работать от зари до заката. Но ведь сегодня праздник! И неужели хотя бы раз в году она не найдет время для того, чтобы как-то порадовать себя?..
- Прости меня, Пушкин, но я пойду, - решительно сказала Юлька. Встала, ухватила за длинное горлышко бутылку вина, сунула её в пакет. - Хоть до центральной площади прогуляюсь. Там-то уж точно праздник чувствуется.
***
К площади она пошла через дворы, решив срезать путь. Накрахмаленная снегом дорожка хрустела под ногами. Луна висела в небе, как большой ноздреватый блин. В окнах домов горел свет, переливчатыми огоньками сияли гирлянды, из открытых форточек доносилась музыка и хмельной смех.
Юлька подняла воротник – было морозно. Горлышко бутылки, для конспирации завернутой в пакет, воинственно торчало из кармана дублёнки. В другом кармане звякнул телефон. Юлька остановилась, и, стянув перчатку зубами, достала его с робкой надеждой. Но эсэмэска была не от друзей, и приглашения в тёплую компанию не содержала. Её прислал менеджер городской газеты, видимо, включив Юльку в список общей рассылки. «Уважаемый партнёр! Уже слышно, как Дед мороз подкрадывается к твоему дому...»
- Угу. С топором и в чёрной балаклаве, - пробурчала Юлька, не дочитав. Отправила в ответ такую же обезличенную новогоднюю хрень, и, спрятав телефон в карман, двинулась дальше.
Пройдя между домами, она оказалась у стадиона, обнесённого дощатым забором. В нём была дыра, Юлька точно знала — не в первый раз срезала здесь путь. Она перелезла через сугроб и пошла вдоль забора по узкой тропке, проложенной такими же торопыгами, как она. И юркнула в щель между досками.
Людей у костра она увидела сразу. Они кружком сидели прямо посреди стадиона, а огонь полыхал ярко, взвивая желтые языки в чёрное зимнее небо. «Ничего себе, устроились! Экстрим и романтика в одном флаконе, - мысленно восхитилась Юлька, недостаточно смелая для подобной наглости. - И как только полиции не боятся? Хотя даже если полиция не явится, такую новогоднюю ночь точно не забудешь...»
Она потопталась на месте, с сомнением глядя на заваленный снегом стадион. Не хотелось брести по целине, а единственная тропинка проходила в непосредственной близости от компании наглецов. Но, присмотревшись, увидела, что среди них была парочка детей... Значит, семейная компания, и никто на одинокую девушку не кинется.
Она двинулась по тропинке, и по мере того, как костёр становился ближе, росло и странное ощущение в душе: будто она уже где-то видела всё это. И потому компания у костра вызывала ещё большее любопытство.
Юлька почему-то решила, что главным здесь был высокий дед: седой, белобородый, наряженный в кафтан Деда мороза, из-под которого торчали синие джинсы. Он сидел на большом красном мешке, держа в одной руке посох. Рядом с ним вертелся и подпрыгивал блондинистый мальчишка в белом стёганом комбинезоне и меховой шапке, на опущенных «ушах» которой болтались пушистые помпоны. А на спине мальчишки болтались белые ангельские крылышки – Юлька вспомнила, что в таких сегодня порхала по офису радиостанции бухгалтерша Аделаида Степановна.
Сосед мальчишки – то ли подросток, то ли молодой мужчина (Юлька не могла определить точнее из-за его маленького роста) был одет в ярко-голубую куртку и серебристые штаны. Вязаная лыжная шапка, сдвинутая на затылок, открывала вспотевший лоб, под которым сердито блестели глаза задиры. Он стоял, оживлённо жестикулируя, и что-то доказывал друзьям. Юлька не расслышала, о чём идёт речь. Единственным долетевшим до неё словом почему-то было «каблуки», а затем – дружный взрыв хохота. Он явно обидел задиру. Но молодая женщина в белой норковой шубке потянула его за рукав, и, поцеловав в щёку, усадила между собой и мальчишкой. «Жена, наверное», - подумала Юлька, продолжая двигаться вперёд.
Русоволосый ясноглазый парень лет двадцати трех, который сидел рядом с женщиной в бордовом кресле – приглядевшись, Юлька поняла, что все они, кроме старика, разместились в таких, и не лень же было тащить сюда мебель! - первым заметил её и, приветственно махнув рукой, что-то сказал остальным. Он был без шапки и в лёгкой куртке, к тому же, расстегнутой – и как не мёрзнет? А его сосед вообще был в деловом костюме, без верхней одежды. Слишком официальный вид для таких вот неформальных ночных посиделок посредине городского стадиона. На коленях мужчины лежал черный кожаный портфель. И только веточка цветущей вишни – искусственная, конечно – которую о держал в руках, хоть как-то напоминала о празднике. Правда, отнюдь не о новогоднем. И этой веточкой он махнул Юльке, как будто знает её сто лет.
«Перепутали они меня с кем-то, что ли?» - подумала она. Но ей обрадовано махали все, не могли же они ошибаться всем скопом? В компании была еще одна женщина – загорелая, одетая в лёгкий сарафан и – Юльке стало еще холоднее от одного их вида! – плетёные босоножки. За ней сидели несколько мужчин не менее странного вида. Но рассмотреть их подробнее она не успела: когда поравнялась с костром, отвела глаза – не очень-то вежливо пялиться на людей. Да и пусть поймут, что она не та, кого ждали. Но старик в кафтане Деда мороза вдруг вскинул руку, и тропинку перед Юлькой перегородил обмотанный мишурой посох.
- Явилась наконец! - проворчал дедуля. - Ждёшь её, ждёшь – а она и не спешит. То с котом разговаривает, то на эсэмэски отвечает...
Ошарашенная Юлька только и смогла пропищать:
- Это вы мне?
- Тебе, кому ж... - старик огладил бороду, и Юлька вдруг поняла – настоящая. Попятилась, испуганно стреляя глазами по сторонам. «Про кота знает, про эсэмэски, - мелькнуло в голове. - Бред какой-то... Сказочно-психиатрический...»
- Ты куда? Не уходи! - мальчишка в белом комбинезоне проворно соскочил с места и запрыгал к ней по сугробам. Крылышки за его спиной забавно раскачивались в такт прыжкам. - Юля, ну стой, пожалуйста!
Последняя фраза заставила её остановиться. Ребёнок, да ещё такой вежливый... И откуда он знает, как её зовут?
- А чего тут знать? - подойдя к ней, сказал мальчишка и, взяв её за руку, потащил к костру. - Тетёхина Юлия Викторовна, тысяча девятьсот девяносто второго года выпуска...
- Э-э, я тебе не машина! - возмутилась Юлька.
- Ну, это как сказать, - пробурчал седой.
- В смысле?.. - она уперла руки в боки. Левая задела о горлышко бутылки, торчащее из кармана, и Юлька вдруг почувствовала что краснеет — то ли от стеснения, то ли от злости. А женщина в норковой шубке подошла к ней и примирительно сказала:
- Юля, вы не обращай внимания. Дедушка Мечтабрь у нас добрый, просто сердится, что ты к нему не обращалась.
