Бен говорит, глядя куда-то в сторону:
— В детстве я слышал, как юнлинги рассказывают друг другу разные истории о Сердце бури, словно обычную детскую страшилку. Я не придавал этому значения, но мастер Люк всегда пресекал подобные разговоры очередной нудной лекцией о необходимости «очистить свой разум» и «не поддаваться эмоциям».
— Любой может стать Сердцем бури? — сосредоточенно спрашивает Рей, деловито подперев щеку кулаком.
Он отвечает вопросом на вопрос:
— Разве каждая погибающая звезда может стать черной дырой? Нет, для этого нужна мощь и определенная природная расположенность.
Рей молча склоняет голову, как бы говоря: «Я понимаю».
— Расскажи, кем был этот человек? Что с ним случилось?
— Никто не знает ни его расы, ни имени. Тем более, никто не видел его лица — если оно у него вообще было. Кто бы ни скрывался за этим прозвищем, «Сердце бури» остался в памяти поколений как безликая сущность, как сам воплощенный Голод.
— Тогда откуда тебе знать, может быть, он — и вправду лишь легенда?
— Знаешь, — усмехается Бен, — зачастую легенды оказываются даже реальнее, чем мы с тобой. Собственно, они — это и есть мы. Наша вера, наши мечтания и кошмары. Джедаи утверждали, что столь могущественного ситха никогда не существовало и не могло существовать. Что их враги намеренно извратили древние тексты, чтобы выдать желаемое за действительное. Но сами ситхи вплоть до самых последних из них — Дарта Плэгаса и Дарта Сидиуса — были убеждены, что Сердце бури — кем или чем он бы ни был — реален. Что он жил когда-то — а значит, жив и сейчас, ведь в Силе ничто не исчезает без следа, лишь изменяется. Впрочем, я говорю «он», почему-то приписывая его к мужскому полу, хотя это могла быть и женщина. И тому даже есть определенные подтверждения…
Рей подавляет смешок, уткнувшись носом в свой кулак. Несмотря на сомнения и трепет, она чувствует, что эта загадочная история из далекой старины начинает все больше ее затягивать. Древность вообще любит овладевать умами и помыслами молодых.
— Значит, самый сильный из адептов Тьмы был женщиной?
Бен пожимает плечами в ответ.
— Любой теории, даже самой абсурдной, можно найти подтверждение — была бы фантазия и хорошо подвешенный язык. Во времена Гражданской войны на Малакоре нашли голокрон, который, если верить слухам, не принадлежал никому из известных лордов ситхов. Говорят, через него вещал некий женский голос. Знания, заложенные в голокроне, были не просто ценными — они были уникальны. И довольно опасны. Именно поэтому голокрон в конечном счете был уничтожен.
— Кем?
— Теми, кто его и нашел. Увы, эта тайна осталась неразгаданной. Иначе, кто знает, может, и всей нашей галактики уже не существовало бы. И мы бы с тобой не коротали утро за этим разговором. — Бен немного нервно трясет головой. — Иногда шутки с Силой бывают плохи. Ой как плохи, Рей! Голод опасен тем, что он поистине не знает предела. Я не зря упомянул черную дыру. Когда могущественное существо пьет Силу из других, оно становится еще более могущественным — и так до тех пор, пока Сила внутри него не разорвет сам вселенский поток, как гравитация разрывает полотно пространства и времени внутри черной дыры. Однажды он начнет бесконтрольно вбирать энергию жизни, пока…
Юноша умолкает на полуслове.
— Пока — что? — переспрашивает Рей, бледнея и кусая губы.
— Кто знает, где этот предел… ясно лишь, что он пролегает далеко за чертой сущего.
Рей тяжело, исподлобья смотрит на мужа. Теперь ей кажется, что она почти поняла, к чему он ведет. Догадка отчаянно стучится в ее разум, однако сумбурные, безумные мысли никак не могут оформиться в слова. В глазах у нее стоят слезы.
— Как все это связано со мной? — Какая-то затравленная злоба сочится сквозь ее голос.
Она не спрашивает, связано ли вообще. Теперь ответ на этот вопрос для нее очевиден.
Поначалу взгляд Бена полон сомнений. Осознание того, что они подошли вплотную к той самой тайне, которую он обязан открыть и которую теперь просто не имеет права скрывать, дается ему нелегко. Возможно, ему кажется, что Рей еще не готова услышать то, что знает он сам. В эти мгновения она ощущает его страх еще острее, чем прежде, — стихийный, необузданный. Такой страх испытывает человек, очутившийся перед раскрытой пастью крайт-дракона. Должно быть, окажись на месте Бена Соло кто-то другой, он уже бросился бы наутек.
Бен осторожно касается ее руки.
А затем, по-видимому, решив больше не медлить, подносит руку жены к своей голове — точь-в-точь таким же жестом, каким она сама однажды пригласила его заглянуть в свои мысли.
Минуя глупые суесловия и тщетные попытки смягчить удар, выбирая выражения помягче, Бен в свойственной ему манере решил выложить все разом и без прикрас.
Рей погружается в его разум медленно и боязливо, как будто входит в холодную воду. У нее захватывает дух. Неизвестность, как хищный зверь, вонзает когти в саму ее душу. Внутри растет желание убежать. Малодушно отвернуться и сказать, что она не желает знать правды. Просить Бена, чтобы он защитил ее от прошлого…
Однако несмотря ни на что она знает, что от себя еще никому и никогда не удавалось скрыться.
Перво-наперво она видит их последнюю ночь на «Сабле». Бен заставляет ее заснуть. И проникает в ее воспоминания…
Она видит, как его охватывает безумие. Как он мечется в отчаянии, колотя по кровати, и горько плачет над нею, мирно спящей, как над покойницей.
Его полные смятения, обрывочные мысли отражают ее недавнюю догадку. Ужас пустыни. Сердце бури. Тайна Галлиуса Рэкса. Таинственное жестокое божество тидо… все эти образы соединены в представлении Бена в одну-единственную точку. Она, Рей, и есть эта точка.
Она рывком выходит из его сознания. На какие-то мгновения ее разум застилает пелена…
… ослепленная ужасом, ничего не видя перед собой, она судорожно размахивает руками и выкрикивает что-то не своим голосом…
… Она приходит в себя на коленях у Бена. Он прижимает ее к своей груди, одновременно удерживая ее руки и ноги достаточно крепкой, жесткой хваткой, как будто опасается, что она может в припадке навредить ему или себе. Обмякнув, Рей зарывается лицом в его рубаху и горько плачет.
Ей хочется верить доводам разума; позабыв обо всем, ухватиться за них, как за спасательный круг. Хочется думать, что все это просто невозможно. Сказки — они ведь на то и сказки, чтобы существовать где-то за пределом реального мира. Нет никакого ситхского божества, которое способно пожирать целые миры и системы. А если и есть, то оно никак не может быть ею. Ведь так? К тому же, Бен и сам не знает, он только догадывается, что такое «тайна Галлиуса Рэкса».
Но все это — лишь слабые, бессмысленные отговорки сознания, столкнувшегося с чем-то доселе непознанным. С чем-то, никак не вяжущимся с привычной картиной действительности. Глубоко в душе Рей понимает, что она не ошиблась. То, что она увидела благодаря Бену — по сути, единственное, чего ей недоставало, чтобы связать историю Киры Дэррис, за которую она некогда себя принимала, с истиной, открывшейся ей впоследствии в склепе малакорского храма. И загадочные слова Сноука… даже они в свете новых обстоятельств обрели смысл. Страшный, ненавистный смысл, от которого Рей всем сердцем хотела бы откреститься.
Теперь понятно, почему Бен посчитал необходимым учить ее прежде всего управлять своими страстями, быть «центром бури», согласно излюбленному выражению ситхов.
Сквозь гул в ушах до нее не сразу доходит слабый шепот Бена:
— Пожалуйста, никогда не возвращайся на Джакку. Пусть тайна песков останется в песках…
Слова, которые никак не соотносятся в ее представлении с решительным, сумасбродным Беном Соло.
— Умоляю, умоляю, Рей… — он касается губами ее плеча. — Не езди туда…
«Я не хочу потерять тебя. Не хочу, чтобы через тебя ужас пустыни вырвался на свободу…» — Он чередует устную речь с мысленной, что свойственно Бену в минуты высшего волнения.
