— Завтра я уезжаю. Мы скоро увидимся. Пожалуйста, не делай вид, что тебе все равно.

Я посмотрел на нее. Я готов был свернуть ее нежную стройную шейку. Но я улыбнулся и нежно пожал ее пальцы. И она улыбнулась мне в ответ.

Ночью меня вызвали из дома курьером. Наконец-то нашелся Дубов. К сожалению, уже мертвый. Коробейников уже был на там и осматривал место преступления.

— Вот где он прятался! — вздохнул Антон Андреич, немало сил потративший, чтобы сыскать Дубова, пока то был еще жив.

— Он знал, что за ним придут, — ответил я ему, осматривая дверь с выбитым выстрелами замком.

— Соседи слышали выстрелы, — сказал мой помощник, — но не поспешили вмешаться. Видели только удаляющуюся фигуру в шинели. Фотография! — он протянул мне снимок, виденный уже мной в трех экземпляра. — Зачем-то ее пробили ножом.

Я посмотрел и встревожился:

— Прокололи на Миронове.

— Интересно, кто это сделал, убийца или Дубов? — поинтересовался Коробейников.

— Нужно убийцу у Мироновых ждать! — тревога охватывала меня все сильнее.

— Там все сделано, — видя мое волнение, попытался успокоить меня Антон Андреич. — Охрана на месте.

— Кроме того, — продолжил я, — надо разослать описание Садковского во все гостиницы, постоялые дворы, ночлежки. Жаль, что на фотографии лица не разглядеть.

Более у меня не было сомнений в том, что наш искомый убийца именно поручик Садковский. Ответ на мой запрос в Петербург еще не пришел, но моя интуиция говорила мне, что этот ответ лишь подтвердит мою уверенность. Я чувствовал, что именно эта версия правильная. И вряд ли что-то могло меня разубедить. Про себя я усмехнулся, несмотря на тревогу. Анну Викторовну попрекаю ее видениями, а сам верю своему внутреннему чутью, как оракулу.

Не смотря на мою тревогу, до утра ничего более не произошло. Утром, придя в управление, я получил наконец-то ответ на мой запрос в архив Военного Министерства. Как и ожидалось, поручик Садковский в списках погибших не значился. А значился он в списках осужденных Военным судом за дезертирство. Приговорен был к лишению всех прав гражданского состояния, а также к пяти годам каторги и еще пяти поселения.

— То есть, десять лет, — рассуждал Антон Андреевич, которому я сообщил эту новость, — а теперь явился и мстит бывшим товарищам?

— Да, — согласился я. — Но за что?

— Не знаю, — смущенно ответил Коробейников.

— Это риторический вопрос, — успокоил я его. — А вот почему в трех случаях убийца встречался лицом к лицу со своей жертвой, а Миронова пытался застрелить исподтишка?

— Не знаю, Яков Платоныч, — снова смутился мой помощник.

— Это тоже риторический вопрос, — улыбнулся я ему, разводя руками.

В этот момент раздался стук в дверь, дежурный привел посыльного. И это были последние спокойные минуты того утра.

Записка, которую принес уличный мальчишка, была от Анны Викторовны. Я развернул ее и похолодел. Анна писала своим аккуратным, ровным почерком, что, по ее мнению, поручик Садковский скрывается в доме терпимости. И что она отправляется туда, чтобы задержать его разговором до моего прибытия.

Так быстро я не бегал, по-моему, еще никогда. На ходу призывая экипаж, одновременно пытаясь попасть в рукава пальто, я за секунду оказался на улице, сопровождаемый недоумевающим Коробейниковым, засыпающим меня вопросами. Я сунул ему записку, чтобы не тратить время на объяснения, и вскочил в пролетку, слава Богу, оказавшуюся у крыльца:

— Гони! Что есть мочи!

Коробейников, видимо, успевший прочесть записку и потому бледный, как смерть, едва успел впрыгнуть на подножку.

Мы летели по Затонску, расчищая себе дорогу свистками и криками. Прохожие очумело шарахались от нас по сторонам дороги. Куры, гуси и собаки уворачивались от копыт лошадей.

Мы увидели Садковского, уже подъезжая к месту. Он уходил по крышам с пистолетом в руке, оглядываясь. На ходу я приказал Коробейникову и сбежавшимся на шум городовым окружить квартал и бросился внутрь дома. Без меня поймают. А не поймают — плевать. Я сам его поймаю! Достану, никуда не денется. И если с ней что-то случилось, я зубами его загрызу! Лично!

На одном дыхании, перепрыгивая через три ступеньки, я взлетел на второй этаж и вбежал в комнаты. Анна выбежала мне навстречу. Бледная, испуганная. И совершенно невредимая. Мне хотелось ее обнять немедленно и никогда больше не отпускать! Мне хотелось ее отшлепать, чтобы не смела больше так пугать меня, не смела рисковать собой!

— Вы как здесь оказались?! — проорал я ей. — Как Вы здесь оказались?!

— Я… — растерянно пролепетала Анна, перепуганная моим гневом, похоже, куда больше, чем Садковским. — Привели меня…

В следующую секунду она сообразила, что злить меня рассказами об указывающих дорогу духах, когда я и так в ярости, вовсе не ко времени. И ответила четко и ясно, явно собрав всю свою смелость:

— Догадалась я, что Садковский здесь. И хотела задержать его до Вашего прихода.

— Что за безрассудство, Анна Викторовна! — мне все еще не удавалось прийти в себя после испытанного страха, поэтому я говорил резче, чем это, возможно, требовалось: — Слава Богу, что Вы живы!

И я отвернулся к окну, пытаясь взять себя в руки.

— Яков Платоныч! — обратилась Анна к моей спине. — Я ничем не рисковала! Садковский убивает только своих сослуживцев. У отца с ним была ссора. И тот вызвал отца на дуэль.

Я повернулся к ней. Я уже овладел собой и был способен продолжать разговор:

— Вот как? — эти ее слова многое проясняли для меня. — Вы были правы, Садковский жив, но все это время находился на каторге. По приговору военного трибунала.

— Вот так история! — высунулась из своей комнаты подслушивавшая нас барышня Лиза, с которой я познакомился ранее, еще после убийства Ишутина. — Это еще заковыристее, чем приключения монашки Агриппины и графа Пуанссона!

— Вы почему не сообщили, что он у вас? — нашел я новый объект для моего не выплеснутого до конца гнева.

— Так я ж его и не признала, — растерянно ответила Лиза, — да и не отпускал он меня, пока вот барышня не пришли!

И она указала на стоящую рядом Анну, для пущей ясности.

Вспомнив, как и куда «барышня пришли», я снова разозлился:

— Вниз идите, — резко отослал я Лизу. — Там с Вас показания возьмут!

— Яков Платоныч, — послышался с лестницы голос Коробейникова.

А вслед за голосом вбежал и он сам, взмыленный и запыхавшийся:

— Яков Платоныч! Ушел!

— Господи! — Анна Викторовна упала на стул так стремительно, будто у нее подкосились ноги.

— Да не волнуйтесь Вы! — поспешил я ее успокоить. — Дом Ваш под охраной. Главное, чтобы батюшка Ваш вел себя благоразумно. О чем Вы говорили с Садковским?

— Я… Я пыталась… — от ужаса Анна не могла вымолвить слова, в глазах стояли слезы. — Пыталась уговорить его, чтобы не было этой дуэли. Но он непреклонен.

Черт. Дуэль и убийство разные вещи. От убийцы Виктор Миронов, возможно, согласился бы прятаться. Но вызов на дуэль он не станет игнорировать. Нужно срочно предупредить городовых, чтобы в случае попытки хозяина покинуть дом, они удерживали его как угодно, хоть силою. И звали меня. И пусть потом адвокат Миронов на меня хоть в суд подает. Был бы жив.

Анна вдруг, вспомнив что-то, вскочила, схватила меня за рукав:

— А еще он сказал, что все закончится там, где началось!

Мы с Коробейниковым переглянулись. Знать бы еще, что это означает.

Оставив Антона Андреича разбираться с показаниями, я отвез Анну Викторовну домой. Мне нужно было поговорить с Виктором Мироновым. Необходимо было убедить его не поддаваться ни на какие провокации, не выходить из дома ни под каким предлогом. Виктор Иванович выслушал меня внимательно и вежливо поблагодарил. Но, как мне показалось, остался при своем мнении. Да я и несильно верил в то, что смогу его убедить. Ситуация была мне знакома на собственном опыте. И я понимал, что Виктор Миронов, будучи, несомненно, человеком чести, получив вызов на дуэль, сделает все, чтобы на него ответить. Оставалось уповать на бдительность городовых, с которыми я тоже побеседовал, запугав их страшными карами, если позволят хозяину покинуть дом.