— Вы меня поняли? — спросил я Антона Андреича.

— Пока нет, — ответил он.

— Проследите за Серебряковым, — велел я. — Если он бросится в аптеку за касторкой, значит, это он был у Мазаева.

На честном и открытом лице Коробейникова отразилось изумление, постепенно превращающееся в ужас. Мысль о том, что служитель закона может быть убийцей, давалась ему в тысячу раз труднее, чем мне.

— Он отправлял икону, — пояснил я, — он же мог догнать повозку, и еще эта водка из лавки его сестры. Я к ней, а Вы глаз с него не спускайте.

Едва я зашел в лавку и осмотрелся, как ко мне подошла сама хозяйка, миловидная женщина средних лет с приятной, чуть грустной улыбкой.

— Чего изволите? — вежливо спросила она.

— Я из полиции, — пояснил я свой визит, — хотел уточнить кое-что для личного дела Вашего брата. Он ведь из Тамбовской губернии к нам перевелся?

— Да, недавно, — ответила она. — А Вы его самого не можете спросить?

— Сейчас он в управлении практически не бывает, много дел по службе, — сказал я, пытаясь улыбкой усыпить ее тревогу. — Так он родом из Затонска?

— Да, затонские мы, — сказала она, явно успокоившись. — Сергей уехал из нашего города еще в молодости. Сначала в Москву, потом служил в Тамбове. И вот вернулся поближе к сыну.

— К сыну? — удивился я.

Коробейников сообщил, что у Серебрякова есть сестра. Но о ребенке он не упомянул.

— А, Вы не знаете, — сказала Серебрякова со вздохом. — Он овдовел и остался с сыном. Летом он привозил его ко мне в Затонск. И вот семь лет назад у нас случилась эта лихоманка. Все клады копали, ну и он копал по малолетству с мальчишками заодно. Его и засыпало.

Кошмарная история, конечно. И ребенка жаль. Но это вовсе не объясняет, почему убитый горем отец сделался убийцей. Разве что в уме повредился?

— Какое несчастье, — сказал я. — Так это на Чертовом городище было?

— Да, там, — подтвердила она со слезами на глазах. — Недоглядела я. Семь лет ему было. Здесь и похоронили. Вот Сережа и приехал к нему поближе.

Больше мучить эту несчастную женщину, которая до сих пор не простила себя за смерть племянника, я не стал. Она явно любили брата и наверняка не знала о его делах. Жаль только, что когда она узнает, груз вины ее лишь увеличится. Но с этим я ничего поделать не мог.

На пороге управления меня ожидал неожиданный визитер, Петр Миронов. Что его привело ко мне? Виделись же недавно совсем.

— Яков Платоныч, — бросился он ко мне, едва завидев. — Вот очень хорошо! Я уже не чаял Вас дождаться. Меня Аннет прислала, — пояснил он свой визит, очевидно заметив мою тревогу, — она беспокоится насчет Ребушинского.

— Отчего же она о нем беспокоится? — спросил я.

— Видите ли, она что-то видела, — ответил Петр Иванович, — уж не знаю, что конкретно.

— Надо ехать к Анне Викторовне, — многозначительно произнес Коробейников, тоже подошедший только что. — Она знает.

— Да подождите Вы со своей Анной Викторовной, — привычно отмахнулся я от очередного приступа мистицизма моего помощника. — Где Серебряков?

— Я его упустил, — виновато потупился Коробейников со вздохом.

— Ищите, — велел я. — Идите к его сестре, и если он там, под любым предлогом в управление его.

— Ну, а как же Анна Викторовна! — переполошился Коробейников.

Вот ведь настырный! Или он считает, что без его помощи я Анну успокоить не сумею?

— Серебрякова ищите! — рявкнул я на него, чтобы не лез не в свое дело. И кивнул Миронову: — Поехали.

Что бы ни рассказали Анне Викторовне духи, мне нужны подробности. А еще я хочу сам ее успокоить, пообещать, что найду этого пройдоху Ребушинского и спасу, если потребуется. Не хватало еще, чтобы она больная побежала его искать.

К дому Мироновых мы подъехали быстро, я торопил возницу. Меня вдруг охватила непонятная тревога, причины которой я не понимал, но от которой не мог избавиться.

На крыльце дышала свежим воздухом Олимпиада Тимофевна.

— А где Анна Викторовна? — кинулся я к ней.

— Так нет ее, — радостно ответила тетушка, — к Вам помчалась!

Тревога моя возросла, сделавшись почти непереносимой. Это чувство было мне знакомо, я испытывал его не раз и узнавал уже безошибочно. Анна попала в беду, мне нужно торопиться.

— Вот странное дело, — продолжала тетушка Олимпиада, не замечая моего состояния. — Она к Вам — Вы от нее, она отсюда — Вы сюда!

— А на чем же она уехала, Вы запомнили? — спросил я.

— Я Вам намедни наговорила всякого, — сказала Олимпиада Тимофевна, игнорируя мой вопрос, — но не могу не заметить, что у вас, столичных, полная неразбериха в амурных делах. Нюша к Вам — Вы от нее, она отсюда — Вы сюда…

— Изольда Тимофевна! — взорвался Петр Миронов, опередив меня на доли секунды. — Голубушка, мы ее не встретили!

— Олимпиада Тимофевна, — обиженно поправила она его. — Ну, так на коляске и уехала, с черным верхом, на двоих. Лошадка такая… И кучер такой, на барина больше похож, чем на кучера.

— Господи! — взметался Петр Иванович. — Куда она могла уехать?

— На городище, — мрачно ответил я ему. — Я думаю, скорее всего на городище. Нужен план этого городища.

План был просто необходим. Потому что я абсолютно был уверен, что кучером в той коляске был Серебряков. И не сама Анна Викторовна уехала, он ее увез. И спрятал где-то там, где искал клад. А значит, нам нужно понять, где именно. А для этого нужен Мазаев.

Художник на наше счастье был дома и даже не спал мертвецки пьяный. То есть, пьян-то он был, разумеется, но рисовать мог. Он попытался было отнекиваться, но мое нетерпение быстро его урезонило. Да и взволнованный Петр Миронов был куда как убедителен. То время, которое понадобилось ему, чтобы изобразить план городища, я стоял над ним, сжимая кулаки и изо всех сил подавляя страх, а Петр Иванович, по обыкновению братьев Мироновых, метался по комнате, как тигр по клетке. Наконец Мазаев закончил рисовать и передал мне план. Ничего в нем было не понятно, но я надеялся сориентировать на местности.

И снова наш экипаж летел по Затонску. Городовые на козлах, уже понявшие, что пропала Анна Викторовна, погоняли изо всех сил. Мы с Петром Иванычем молчали оба, стараясь сдерживать свою тревогу.

Вот и конец пути, слава Богу.

— Стой, — приказал я, на ходу спрыгивая с повозки. Петр Иванович и оба городовых последовали за мной.

— Вот оно, это Кудеярово городище, — сказал Петр Миронов, — или Чертово. Здесь все было перерыто кладоискателями, все!

Я огляделся. Деревья, курганы, засыпанные снегом. Где искать?

— Ну, разве здесь найдешь чего? — сказал я, глядя то на план, то окрест. — Ни один план не поможет.

— И никаких следов, Яков Платоныч, — крикнул мне Евграшин, осматривающий местность вокруг.

А ведь он прав, следы должны быть. Ведь он на коляске. Да даже и пешком! Снег нетронутый кругом, не было здесь никого.

— Он забрал план подворья и план кладбища, — сказал я. — В церковь нужно ехать! Он взял у Мазаева план, пошел с ним к дьякону, — пояснил я Петру Ивановичу, пока мы снова грузились в повозку, — а там он нашел другой план, на котором крестом было отмечено место, где нашли икону. Икона указывает, где клад.

— Так следовательно, клад там, где нашли икону? — поразился Миронов. — Значит, все искали на городище, а он возле церкви!

Слава Богу, от городища до церкви было не очень далеко. Я готов был сам погонять лошадь. Впрочем, она и так старалась изо всех сил.

Коляска, на которой приехал Серебряков, стояла возле входа на кладбище. Но на самом кладбище никого видно не было. Мы вчетвером разошлись в разные стороны в поисках следов, наперебой окликая Анну Викторовну, но ответа не было. Я изо всех сил пытался хоть что-то почувствовать, ведь удавалось же мне найти ее иногда! Да нет, всегда удавалось! Но паника захлестывала, заглушая все остальные чувства, не позволяя ни думать, ни дышать. Мне начало казаться, что я опоздал все же, что я никогда не найду, не увижу ее!