— Она приняла слишком много снотворного, — сказал он нам. — Пульс едва прощупывается. Господа, необходимо промывание, иначе возможен летальный исход.

— Немедленно в больницу! — приказал полицмейстер. — Пролетку к крыльцу!

— Ульяшин, заберите снотворное, — велел я. — Нужно будет снять отпечатки пальцев с флакона. И городовых сюда.

Городовые, подгоняемые господином Трегубовым, вынесли бесчувственную Полонскую на крыльцо и погрузили в пролетку. Следом за ней в экипаж запрыгнул Тропинин. Видно было, что он в ужасе от происшедшего. Но, увы, хоть я и понимал его чувства, он по-прежнему являлся для меня подозреваемым, и я не мог допустить, чтобы он покинул имение.

— Господин Тропинин, — окликнул я его, — Вы не можете покинуть поместье до окончания дознания.

— Я не могу оставить ее одну! — возмущенно возразил он.

— Вы не можете ничем ей помочь, — продолжил настаивать я. — Ее доставят в больницу без Вас.

— Господин полицмейстер! — разгневанно обратился Тропинин к Трегубову, требуя от него, по-видимому, окоротить зарвавшегося подчиненного.

— Вы знаете, по-моему, господин следователь прав, — неожиданно поддержал меня Николай Васильевич.

— Нет, это невозможно! — воскликнул Тропинин. — Я должен быть с ней! Я не могу положиться на Ваших олухов!

— Если Вы настаиваете, Елену Николаевну сопроводит… — я оглянулся, надеясь увидеть Чехова, но на глаза попался Алмазов. Отлично, он мне не нужен, зато надоел преизрядно. — Господин Алмазов, — обратился я к нему, — возьмите на себя эту миссию.

— Разумеется, — сказал Алмазов, делая шаг к экипажу. — Я готов.

— Я тоже поеду, — сказал мне господин Трегубов, — а Вы тут сами… В общем, жду доклада.

— Конечно, — кивнул я.

И то сказать, мы оба здесь уже целый день. А ведь убийство Гребнева не единственное преступление в Затонске. И в управлении даже Коробейникова нет. Пусть едет. Учитывая предстоящую неприятную беседу с князем Разумовским, я и сам предпочту, чтобы начальство держалось поодаль и не путалось у меня под ногами.

Тропинин, наконец, поменялся местами с Алмазовым, Трегубов устроился рядом, и экипаж тронулся.

— Вы чудовище! — сказал мне Тропинин, проводив его глазами. — Я буду жаловаться.

Да, я, возможно, чудовище. А он, возможно, убийца. Время покажет, кто из нас прав. Время и следствие.

Я расспросил Ульяшина о том, как продвигается анализ отпечатков, а затем поднялся в комнату Тропинина. Он сидел на кровати, глядя перед собой с потерянным видом.

— Ответьте мне определенно, — сказал я ему, — Елена Николавна испытывала в последнее время финансовые затруднения?

— Да, испытывала, — ответил он. — И что с того? Кто их не испытывает?

— И каким же образом она предполагала выйти из них?

— Она просила денег у меня, — сказал Тропинин, — но я сам сейчас…

— А кто теперь наследует имение? — перебил я его.

— Разумеется, Елена Николавна, — ответил драматург.

— Мы еще вернемся к этому вопросу, — пообещал я ему.

— К чему эти вопросы? — спросил он возмущенно.

— Не понимаете? — спросил я его. — У Вас есть мотив. Смерть сына решает все финансовые затруднения Елены Николавны, да и Ваши тоже. Сама она вряд ли могла до такого додуматься, но ведь Вы могли оказать ей такую услугу.

Он молчал так долго, что я думал, уже и не скажет ничего.

— Как Вы можете? — тихо промолвил он наконец.

— Из дома далеко не уходите, — строго сказал ему я, покидая комнату.

Управляющего я нашел на скамейке в парке. Видимо, и ему хотелось отдохнуть и побыть в одиночестве. Но, увы, и ему я тоже покоя не дам. Мне нужны сведения о материальных взаимоотношениях в семье Гребневых, и получить их иным способом я не могу.

— Елена Николавна просила у сына денег? — спросил я его, подходя.

— Да, несколько раз, — ответил Григорий, — но он отказывал.

— А господин Тропинин говорил с Алексеем о деньгах? — поинтересовался я.

— Я не знаю, но полагаю, что да, — ответил он. — А в чем я точно уверен, так это в том, что Тропинин говорил о деньгах со мной.

— С Вами? — изумился я.

— Он предлагал мне, чтобы я, в тайне от хозяина, выделил Елене Николаевне заем, — пояснил управляющий. — Я, разумеется, отказался.

— А почему же Вы мне раньше об этом не говорили? — спросил я его.

— Ну, не думал, что это важно, — прозвучал вполне ожидаемый ответ. — Но теперь…

— Теперь? — ухватился я за его слово. — Что-то изменилось теперь?

— Я слышал разговор Тропинина и Елены Николаевны, случайно, — сказал управляющий. — Она обвинила его в смерти сына.

— Что, так и сказала, что он убил?

— Она сказала, что знает, что это он, — уточнил управляющий.

— А о чем Вы говорили с князем Разумовским во время спектакля? — спросил я его.

— О продаже леса, — неохотно ответил мой собеседник. — Алексей Константиныч с князем договорились о сделке, а я только уточнял детали.

— Но разговор был на повышенных тонах, — усмехнулся я его попытке что-то скрыть, когда столько было тому свидетелей.

— Ну, не то чтобы, — ответил управляющий. — Князь немного погорячился. Они до этого с Алексеем в чем-то разошлись.

— Знаете, в чем? — спросил я его.

— Не знаю, — ответил он. — Да Вы сами у князя спросите.

И управляющий указал в сторону подъездной дорожки. Я оглянулся. И в самом деле, показался полицейский экипаж, в котором восседали князь Разумовский и госпожа Нежинская. Мой приказ был исполнен в точности до мелочей. Полагаю, они в ярости, но мне нет дела до этого.

Я подошел к экипажу и подал Нине руку, помогая спуститься. Она одарила меня возмущенным взглядом, но помощь приняла.

— Господа, я надеюсь, Вам уже сообщили об убийстве Алексея Гребнева, — сказал я, когда Разумовский тоже приблизился к нам. — Я пригласил Вас для дачи показаний по этому делу.

По тому, как князь в возмущении вскинул голову, услышав о показаниях, я понял, что терпение его на исходе. Проявив свою власть, я задел Его всесильное Сиятельство за живое, и сейчас он готов был растерзать меня. Что ж, я не прочь подраться, я даже буду рад. А еще я надеюсь, что пребывая в столь эмоциональном состоянии, Разумовский, возможно, ослабит самоконтроль и выдаст себя чем-нибудь.

— Какие показания? — спросил он возмущенно. — Вы в своем уме?

Видимо, решив, что продолжать конфликт на улице, в присутствии городовых, ему не по чину, князь резко развернулся и проследовал мимо меня в дом. Госпожа Нежинская не отставала от него ни на шаг.

— О чем Вы говорили с управляющим, когда началась пьеса? — спросил я Разумовского, когда мы устроились в гостиной.

— У меня были дела с Алексеем, — ответил он, — и я обсуждал подробности с управляющим.

Как всегда, ответ без ответа. Его Сиятельство мастер словесных игр. Но сегодня я не позволю ему отвечать подобным образом. Мне нужны подробности, и я их получу от него, хочет он того или нет.

— Какие дела? — уточнил я. — Какие подробности?

— Это Вас не касается, — мрачно ответил князь.

— Алексей Гребнев был убит через полчаса после Вашего разговора, — пояснил я с обманчивой мягкостью в голосе.

— Ну и что с того? — спросил Разумовский.

— Вы не остались на пьесу, хотя были приглашены, — продолжил я допрос. — Почему?

— А мне это было неинтересно, — с вызовом заявил князь.

— Неинтересно? — спросил я с сарказмом. — Вы же сами затеяли всю эту антрепризу с Гребневым!

— Я видел раньше репетиции и прочел пьесу, — ответил Кирилл Владимирович, всем видом своим демонстрируя свою сдержанность и долготерпение по отношению к невоспитанному и навязчивому фараону.

— Видели, как Вы ушли в направлении, — сообщил я ему, — в котором через некоторое время нашли тело Гребнева.

— Что за намеки? — чуть ли не прорычал Разумовский, теряя остатки терпения. — Что Вы себе позволяете?!

В этот момент к нам подбежал Ульяшин.

— Яков Платоныч, — сказал он, приглушив голос, — есть результат! Вы не поверите.