С такими же сложностями, как правило, сталкиваются и создатели нормативных словарей. Практически не удается создать словарь чисто нормативных средств. Так или иначе в нормативном словаре оказываются диалектные слова. Основанием для этого является мысль о том, что они устойчиво встречаются в языке художественной литературы. Довольно многочисленным является в нормативных словарях корпус устаревших слов. Считается, что независимо от степени архаизации слово должно помещаться в нормативный словарь, если оно часто встречается в языке классических произведений. Опыт свидетельствует, что в нормативные словари включаются также бранные и грубо просторечные слова. Таким образом, корпус нормативного словаря оказывается значительно разбавленным ненормативными средствами.

Создание орфологического словаря не должно столкнуться с большими трудностями, чем создание тезауруса и нормативного словаря. В любом случае материал орфологических словарей должен опираться на серьезную исследовательскую работу по систематизации и интерпретации речевых ошибок. Соответственно орфологический словарь для иностранцев должен иметь основательную базу контрастивных и лингвистических исследований. Но все трудности, стоящие на пути осуществления идеи орфологического словаря, не противоречат логике его создания. Точно так же, как трудности, стоящие перед тезаурусом и нормативным словарем, не могут убедить в ненужности этих словарей. Известно, с каким непониманием сталкивалось создание таких словарей, как словарь В.И.Даля и словарь Я.К.Грота. Характерно, что первый претендовал на статус словаря-тезауруса, в то время как второй представлял собой опыт нормативного словаря.

Орфологических словарей на сегодняшний день не существует, поэтому классификация носит не эмпирический, а гипотетический характер. Словари правильностей, неправильностей, трудностей и вариантов не могут считаться орфологическими словарями в полном смысле слова, так как в них идея орфологической лексикографии не находит своего воплощения. В этих словарях отсутствует систематизация и интерпретация отклонений от нормы. Нет в них и демонстрации коррелирования нормы и ненормы, способной эксплицировать динамику нормативной системы. В лучшем случае статьи в этих словарях строятся по принципу «не так, а так» или «так/не так».

Классификация орфологических словарей исходит из понимания системности ненормы. В основе классификации лежит тезис о том, что, если литературный язык, как нормированный язык, представляет собой систему, то та часть национального языка, которая противостоит литературному языку и воспринимается в речи как отклонение от нормы, также образует систему. Следовательно, если система норм имеет иерархический характер, то система ненорм также представляет собой иерархию. Таким образом, орфологические словари дифференцируются по языковым ярусам.

Можно выделить следующие уровни ненормы. Произношение, ударение, слово, фразеологическая единица, лексическая сочетаемость, синтаксическая модель, словоизменение, стилистика. Следует отметить, что ставить знак равенства между уровнями орфологического анализа и языковыми ярусами, разумеется, неправомерно. Уровни орфологического анализа, будучи связанными с языковыми ярусами, могут быть детализированы, что непосредственно предопределяется характером устойчивых нарушений нормы. Иными словами, если попытаться свести уровни орфологического анализа к языковым ярусам, то может оказаться, что несколько уровней орфологического анализа соответствуют одному и тому же уровню системы языка. Что касается непосредственно языковых ярусов, то, разумеется, все они представлены в орфологии, т.е. орфологический анализ охватывает все уровни языковой системы.

Орфология разграничивает уровни произношения и ударения. Следовательно, в системе орфологических словарей должны существовать два типа словаря, связанных с чисто звуковым оформлением языковых единиц. Первый связан с анализом устойчивых случаев неверного артикулирования звуков и их комбинаций. Второй – с анализом устойчивых нарушений законов акцентологического оформления значимых единиц русского языка. Должно быть ясно, что эти два словаря выделяются в связи с двумя уровнями орфологического анализа. Практически это может быть один орфологический словарь, в котором языковые единицы будут представлены или по алфавиту, или тематически, т.е. соответственно в двух разделах.

Орфологический анализ языковых единиц позволяет говорить о графическом уровне. Создание орфологического словаря, анализирующего устойчивые случаи неверного написания, имеет очень большое как теоретическое, так и практическое значение. Первое проявляется в обобщении наблюдаемых тенденций, связанных с воспроизведением неверного написания (например, одну согласную букву вместо двух в иноязычных словах), второе – прежде всего в школьной и вузовской практике преподавания русского языка.

В связи с уровнем транслитерации, составляющим один из наиболее актуальных уровней орфологического анализа, на наш взгляд, уместно было бы затронуть процессы, имеющие место в современном суверенном Азербайджане. Как известно, после восстановления национального суверенитета социально-политическая ситуация начинает существенным образом влиять на языковую ситуацию. Ясно, что в эти годы было многое сделано для укрепления позиции азербайджанского языка как государственного языка Азербайджанской республики. Но одновременно с этим наши национальные амбиции стали распространяться и на русский язык, что также вполне закономерно, так как в этом проявлялась реакция на тотальную русификацию советских лет. Возможно, и это закономерно, но по ходу этого процесса стали обнаруживаться явные перегибы. Один из них непосредственно касается проблем орфологии, поэтому мы и считаем целесообразным на нем остановиться.

В последние годы была изменена русская транслитерация многих, если не всех, азербайджанских топонимов. Так, Нахичевань стала Нахчыван, Сумгаит стал Сумгайыт, Ленкорань – Лянкяран и т.д. Процесс изменения транслитерации, на наш взгляд, не имел под собой ни лингвистических, ни каких бы то ни было серьезных политических предпосылок.

Основным и, конечно же, не научным, а околонаучным доводом в пользу подобной трансформации было соответствие азербайджанскому произношению. Но, во-первых, ни о каком соответствии азербайджанскому произношению, да и любому другому оригинальному, не может идти и речи при транслитерации на другом языке. Во-вторых, непонятно, почему транслитерация иноязычного слова должна соответствовать не законам языка-рецептора, а законам языка-источника? Наконец, в-третьих, как можно менять что-либо в другом языке на том основании, что тебе это кажется правильным?

Кроме того, существует традиция транслитерации тех или иных иноязычных слов. Такого рода традиции также представляют собой факты истории культуры и не только истории культуры языка, а в целом истории национальной культуры.

Если же быть предельно объективным, то такого рода трансформации есть не что иное, как навязывание интерференции законов первого языка в письмо на втором. Интерференция, как известно, связана с ошибкой, нарушением языковых норм. В случае же с изменением Нахичевани на Нахчыван мы сталкиваемся с удивительным явлением, когда ошибка навязывается чужому языку как норма. В русском языке мягкое [ч] не может сочетаться с гласным непереднего ряда [ы]. А правилами орфографии запрещается буквенное сочетание ЧЫ (следует писать ЧИ). Носителю русского языка потребуются определенные усилия, чтобы произнести ЧЫ. Иными словами, нарушение норм другого языка требуется и возводится в ранг нормы. При этом характерно, что ни о каких соответствиях нормам интерферируемого языка также не может быть и речи, поскольку, например, русское [ы] и даже комбинация [чы] никак не соответствует азербайджанскому прототипу в слове Naxçıvan.