- Но в Москве вас ведь не было? – нашла я себе оправдание.

- Верно. У меня как раз жена заболела, лежала в больнице. А вас, как я понимаю, зовут Алиса? Элис Николаева, верно?

- Ну, можно и Элис, - покорно вздохнула я, понимая, что глупо надеяться на то, что в этой стране кто-нибудь станет произносить мое имя так, как я к этому привыкла.

- Ну что ж, вот и познакомились, - провозгласил Питер Джексон. – Вы уже приступили к выполнению своих обязанностей?

- Пытаюсь сделать это с того самого момента, как вошла сюда, - ответила я, пытаясь незаметно убрать со стола пивную бутылку.

- Конечно. Новые знакомства, новые впечатления. Что ж, думаю, я смогу помочь вам создать рабочее настроение, - воскликнул он и извлек из своего портфеля какую-то папку, которую с торжественным видом выложил передо мной на столе.

- Вот. Это список всех масс-медиа, с которыми мы сотрудничаем, а это, - и он достал из портфеля вторую папку:

- Список тех масс-медиа, которым мы объявили бойкот. В последние месяцы мне приходилось заниматься этим, и я неплохо изучил данный вопрос. Но теперь у нас есть вы, а значит, я могу заняться своими прямыми обязанностями, а именно, продюсированием. Репортеров же я оставляю на вашей совести. Сможете справиться?

- Да, конечно, - закивала я, уверенная, что ничего сложного в этом нет.

Всю сложность я осознала позднее, когда мне звонили журналисты, представлялись и объясняли, для какого издания они пишут. Но все дело в том, что все издания были написаны Питером от руки, а поскольку названия большинства из них ничего мне не говорили, мне приходилось просить журналистов позвонить попозже, а самой спешно рыться в этих огромных списках в поисках определенного издания, и только потом уже отвечать им «да», «нет» или «может быть».

Таким образом, первым серьезным делом на новом месте для меня стало составление таблицы, где все эти газеты, журналы, теле-и радиопередачи располагались в алфавитном порядке и их можно было легко найти. Конечно, это было не особо творческим занятием по сравнению с моим предыдущим видом деятельности. Зато рядом был Том и это было самым большим стимулом и источником моей работоспособности.

После той памятной истерики подобных проколов со мной не случалось, но парни, очевидно, помня об этом, старались вести себя со мной очень корректно. Крис как прежде проявлял ко мне дружеское участие, он часто сидел на моем столе, болтая обо всем подряд. Том же проявлял полное безразличие. Он был любезен, как и остальные, но не больше. Порой мне казалось, что я ему чуть ли не противна, ведь, если посудить, то и Рич, и Франк всегда находили время, чтобы просто посидеть и поговорить со мной. Пит так и не оставил своего шефства надо мной, пару раз я даже ходила в кафе и в кино с ним и его семьей. Он приглашал меня чаще, но я не позволяла себе злоупотреблять его добрым отношением, боясь надоесть или вызвать недовольство со стороны его жены. Том же ходил весь погруженный в себя и свое творчество и удостаивал меня лишь кивка. Про себя я давно решила, что всему виной моя истерика, напугавшая его, и даже не пыталась пойти на сближение. Я дала ему кличку Лорд Байрон и лишь вздыхала, когда он, не видя ничего и никого проходил в студию.

Поэтому я решила, что самым разумным для меня в этой ситуации будет сосредоточиться на выполнении своих профессиональных обязанностей и полностью ушла в работу. Возможно, кто-то из моих знакомых, кому было известно об истинной причине моего пребывания здесь (в первую очередь я, конечно, имею в виду Алену), решил бы, что я смирилась и научилась довольствоваться тем, что могу находиться рядом с мужчиной моей мечты, но все обстояло совсем не так, как могло показаться со стороны. Мои чувства к Тому не ослабли, а просто ушли куда-то вглубь. Со мной не происходило того, о чем обычно пишут в романах: у меня не сжималось нутро от звука его голоса, я не таяла от его прикосновений, очень редких, надо отметить, и «не краснела удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами». Ничего этого не было. Это всё происходило потом, когда я вечерами лежала дома на диване и воскрешала в памяти скупые моменты нашего с ним общения и всё чаще задумывалась о покупке вибратора.

Но я в нетерпении бежала на работу, пытаясь угадать, что же он сегодня наденет, в каком настроении придет и что скажет, и скажет ли что-нибудь вообще. У меня появился стимул, мне было, чего ждать и к чему стремиться. И я терпеливо, как удав, ждала этого. И единственным свидетелем, вернее осведомленным о моей вялотекущей любви, был Крис.

Однако все изменилось, когда одним дождливым октябрьским днем к нам в офис пришла девица модельного вида и попросила позвать Тома

- Как вас представить? – спросила я, рассматривая ее с нескрываемым любопытством, может быть не очень вежливо.

- Скажите, что его хочет видеть Джемайма, - невозмутимо ответила она, всем своим видом показывая, что ее ничуть не смущает мой дерзкий взгляд, и по-хозяйски разгуливая по моему (!) кабинету. А затем посмотрела на меня с видом, говорящим: «Ну, что же вы стоите? Или я неясно выражаюсь?». У нее был облик особы, не привыкшей дважды повторять свои требования (просьбами их никак не назовешь). Наверное, будь я мужчиной, я побежала бы вприпрыжку, но к ее несчастью я была женщиной. Женщиной, влюбленной в Тома, к которому она притащилась.

- Понятно, - ответила я, выдержав МХАТовскую паузу и, сжав зубы, пошла в студию, где в этот момент репетировала группа. По пути я размышляла, каким образом эта Джемайма проникла в наш офис, куда якобы запрещен вход всем чужим, и не надо ли уволить охранника, так легко поддавшегося ее чарам. Хотя с такой внешностью можно сойти за свою. Нет, охранником в подобном месте определенно должна быть женщина. Уж ее бы она точно не очаровала!

- Том, - заглянув в студию, проговорила я. – Тебя ждет какая-то Джемайма. Говорит, что ты ее непременно захочешь видеть.

Не скрою, я испытала удовлетворение, увидев, с каким неудовольствием он прервался и направился к выходу. Еще я успела перехватить сочувственный взгляд Криса, но сделала вид, что ко мне это не имеет никакого отношения. Когда я вернулась в кабинет, Джемайма уже повисла на шее Тома и слилась с ним в страстном поцелуе.

Ну что это за напасть такая – все время наблюдать, как целуют моих любимых мужчин?! А началось всё ещё в восьмом классе на школьной дискотеке – так и знала, что к добру это не приведет. Видно, это мой рок.

Увидев меня, Том взял Джемайму под руку и вышел с ней в коридор, а я села за компьютер и бешено заколотила по клавиатуре, делая по три ошибки в каждом слове, так что редактор просто не мог найти подходящего варианта для их исправления.

Вскоре в кабинет зашел Крис. Он с невозмутимым видом направился к баллону с питьевой водой и, наполнив стакан, как бы невзначай спросил меня:

- Ты как?

- Что как? Нормально, - ответила я, так же неистово барабаня по клавишам.

- Приступ вдохновения? – пошутил он.

- Ага, - кивнула я.

- Послушай, если тебе больно, совсем не обязательно скрывать это. Попробуй выплеснуть свои эмоции и тебе станет легче.

- Больно? – как мне показалось, очень естественно удивилась я. – Разве я что-то ушибла? Или сломала?

- Брось. Мы оба понимаем, что я имею в виду. Ты же… - начал было Крис, но тут в кабинет вошел Том и прервал этот неприятный для меня разговор.

- О, вода, - сказал он, увидев стакан в руках Криса. – Пожалуй, я тоже выпью. И да, Элис, - повернулся он ко мне (я заметила, он всегда зовет меня Элис, если хочет сказать какую-то гадость, а вообще я для него Алиса). – У меня к вам просьба: когда мы репетируем, не впускайте к нам никого. Нас просто ни для кого нет, ясно?

- Конечно, шеф, - улыбнулась я широкой голливудской улыбкой.

- Вот и отлично, - кивнул он и одним махом выпил стакан воды.