— Заткнись!

Крис опешил и отстранился, в то время как Гермиона покраснела от понимания, что произнесла последнюю мысль вслух.

— Прости, я просто… — смутившись, начала она, но потом подумала, что эффективнее слов будут действия, а потому резко притянула Криса к себе.

Он охотно ответил на поцелуй, который возобновился с ещё большей страстью, и теперь Гермионе казалось, что те самые птицы, живущие где-то внутри, давно находятся в коматозном состоянии от ударной дозы зашкаливающих эмоций.

— А ты, оказывается, ещё чувственнее, чем я думал… — пробормотал Крис, пока его пальцы бесстыдно оголили ей грудь, а Гермиона, вместо того чтобы оттолкнуть его, позволила это. С одной стороны, она, как и полагается порядочной девушке, находилась в ужасе от того, что происходило: золотая отличница с безупречной репутацией, героиня войны, награждённая орденом Мерлина и едва расставшаяся с единственным мужчиной, которому когда-то подарила свою девственность спустя год стабильных отношений, в данный момент с готовностью принимала откровенные ласки в общественном месте от человека, которого знала меньше недели, но хотела так, как никого раньше. И поэтому, с другой стороны, она посчитала, что имеет право хотя бы в эту предновогоднюю пору, богатую на разного рода сложности, быть просто женщиной, эгоистично следующей желаниям, несмотря ни на что и вопреки всему. Сейчас, когда она тихо постанывала от ощущения губ и языка Криса на коже, она не была Гермионой Грейнджер, бывшей девушкой Рона Уизли и подругой Гарри Поттера. Она была собой, и, благодаря темноте, отпускала себя, позволяя, ощущая, невольно прося и получая в ответ то, чего так хотела много лет.

Свободу.

Эта мысль опьянила её не хуже огневиски, а вместе с тем ладонь Криса уже ласкала внутреннюю поверхность бедра, двигаясь вверх. Только тогда Гермиона осознала, что она, как оказалось, давно сидит на коленях Криса и недвусмысленно трётся о его…

— О боже, — пробормотала она, чувствуя твёрдость и готовность Криса к куда более серьёзным вещам, чем простая прелюдия, когда он начал стягивать с неё колготки, прихватив вместе с ними трусики.

— О боже, — выдохнул Крис ей в шею, когда наконец коснулся обнажённой кожи там, где ей самой давно хотелось его ощутить, в то время как Гермиона уже в открытую стонала, цепляясь за его полурасстёгнутую рубашку, словно за буёк в океане.

Его пальцы двигались именно так, как надо, они творили настоящие чудеса, заставляя её прижиматься, выгибаться, извиваться, делать чёрт знает что, следуя полноте эмоций, бьющих наотмашь, убивающих, сражающих наповал своей интенсивностью. И сейчас Гермионе было искренне плевать, слышит ли их кто-нибудь, видит ли. Она отдалась во власть Криса, а рождественские огни, мерцающие вокруг, словно кружили вокруг неё, вспыхивали и гасли в своём темпе, и в какой-то момент Гермиона поняла, что теряет реальность происходящего. Всё будто превратилось в огромную разноцветную массу, а затем взорвалось, заходив перед глазами причудливыми бликами, когда она в последний раз громко крикнула:

— О боже!

*

За один день до Нового года

Ему не терпелось закончить все формальности. Отец, взбешённый вестью, что Драко отказался посетить главное событие года в светском мире — предновогодний приём, организованный самим министром магии, — заверил, что исключит его имя из завещания и отдаст всё состояние, вырученное от продажи поместья, на благотворительность, если тот немедленно не изменит решения. Но так как передумать предполагало отменить встречу с Мэри и, наоборот, подписаться на встречу с Асторией, то Драко применил всю изворотливость, чтобы уладить конфликт и уберечь отца от величайшей глупости в жизни. В качестве компромисса он согласился лично прийти с повинной в Министерство и принести глубочайшие-мать-их-извинения тем, кто отвечал за мероприятие. В сущности, это означало лишь то, что Драко будет льстиво заверять всяких любителей потуже набить кошелёк в канун праздника: его отсутствие не предвещает отток денежных средств семьи Малфоев из «общего материального фонда», так что беспокоиться не о чем.

— Вам абсолютно не о чем беспокоиться, мистер Лоуренс, — вкрадчиво сообщил Драко за обедом, сидя в кафе неподалёку от Министерства, где его собеседник любил отъедать и без того огромный живот в свой законный перерыв. — Моё отсутствие на мероприятии не означает отсутствие средств на благотворительность, а также некоторые… предновогодние подарки, если вы понимаете, о чём я.

Лоуренс, конечно, понимал, а потому расплылся в улыбке и даже довольно причмокнул измазанными в жире губами.

— Ну что ты, Драко, право, не стоит. Отсутствие денежных средств никак бы не повлияло на наше отношение к тебе и твоей семье. Ты же знаешь, что в любом случае все самые выгодные проекты снова достались бы тебе, даже если бы ты забыл про подарки, которые, к слову, наши жёны уже ждут больше нас самих, — подмигнув, хохотнул Лоуренс, едва дожевав здоровенный кусок бекона, и Драко передёрнуло от отвращения.

— Разумеется, — скривил он губы в подобии любезной улыбки, почти не пытаясь скрыть презрения. — Ну, раз мы уладили все дела, то я, пожалуй, пойду. Удачного дня, мистер Лоуренс! И уверьте жену, что подарок поступит точно в срок, впрочем, как и всегда.

— Непременно, мой друг, непременно! — небрежно махнул тот рукой идущему к выходу Драко.

Ему не терпелось поскорее убраться из этого омерзительного места. На ходу застегнув тёплую мантию, Драко ускорился и уже потянулся к ручке двери, когда услышал звонкий смех где-то позади себя. Он тут же замер, думая, что ему почудилось, но звук повторился, и Драко медленно обернулся, ища глазами Мэри. Вокруг была уйма людей, и он наугад шагнул вперёд, лихорадочно вслушиваясь в какофонию голосов, но, к сожалению, не смог уловить знакомых ноток.

Сердце заколотилось, как заведённое, а всё потому, что Драко был уверен: он узнал бы чистый смех Мэри из тысячи. Ещё в тот, самый первый, вечер, когда они познакомились, он был им очарован, молча наслаждаясь прекрасным звуком, напоминающим перезвон рождественских колокольчиков, или какая там сентиментальная чушь пришла ему в голову в тот момент. И сейчас, не зная, как она выглядит, Драко блуждал взглядом по лицам многочисленных девушек, надеясь найти ту единственную, которая смогла его увлечь и по-настоящему заинтриговать за столь короткий срок.

«Пожалуйста, кто-нибудь, рассмешите её! Заставьте её смеяться вновь!» — отчаянно подумал он, и мольбы были услышаны, потому как до него донёсся желанный звук, исходящий от высокого столика, вокруг которого столпилась компания молодых девушек, всего в паре метров от него. Их было ровно четверо, на первый взгляд все молоды, вполне привлекательны, и Драко, жадно всматриваясь в их черты, было хотел заключить, что никого не знает, когда его взгляд наткнулся на…

— Грейнджер! — окликнул ту высокий крупный брюнет, с лёгкой неприязнью смотрящий на неё.

Она обернулась, и Драко увидел, как исчезла улыбка с её лица, когда тот тип что-то язвительно ей сказал и удалился, очевидно, довольный собой. В ответ на это Грейнджер что-то зло пробормотала, скорчила рожицу ему в спину и, под хихиканье девушек, заметивших это, неторопливо повернулась к ним, на какой-то миг встретившись взглядом с Драко.

Неизвестно от чего внутри него словно что-то встрепенулось, когда она на несколько секунд задержала на нём взор, прежде чем отвернуться, сделав вид, что не узнала его. Возможно, реакция Драко обусловлена тем, что он впервые за многие годы столкнулся с Грейнджер практически лицом к лицу и осознал, что, вопреки предположениям, та, безусловно, похорошела. Причём в этой своей белой чопорной блузке и строгой форменной юбке до колена, каким-то непостижимым образом делавшими её фигуру весьма соблазнительной, она казалась Драко даже привлекательной, мысль о чём заставила его недовольно тряхнуть головой.

«Очнись, это же Грейнджер!» — неприязненно буркнул внутренний голос, и Драко переключил внимание на других девушек, стараясь вслушаться в разговор.