Со стороны калитки послышались легкие торопливые шаги, что-то звякнуло, и во дворе появился Ансельм, который уже лет пять как оставил свою деревню и перебрался в коммуну.

— О, преподобный, ты вовремя! Милости просим!

— Простите, — покачал головой жрец. — Я по делу и не очень веселому. Милош, Герда, вы лекари по людской части, да и ты, Милош, давно не практикуешь, но, может быть... С двумя коровами что-то неладное. Вроде с утра бодрые на луг ушли, а сейчас их подпасок пригнал, говорит, горячие совсем и кашляют.

— Кашляют? — опережая взрослых, переспросил Радко. — Грустные, наверное, уставшие?

— Да как сказать... Скорее, суматошные какие-то. Ровно неймется им.

— Пятнадцать лет не было, — растерянно пробормотал Радко, выходя из коровника.

— Ты уверен, что это она? — недоверчиво уточнил Милош.

— Я уверена, — ответила Герда. Ее, как кормящую маму, к больным животным не пустили, но она стояла за стеной и нюхала воздух. — Она. Чума.

— Она не грозит людям. А вервольфам? — жестко спросил Саид.

— Скорее всего, тоже, — успокоила мужа оборотица. — В детстве я ходила за больными животными и не слегла. Батюшка не раз говорил мне, что мы все-таки люди, а не волки, нам страшны лишь людские болезни. Но ради Лейлы... пожалуй, я поберегусь. И тебе бы, сынушка...

— Что мне? — удивился подросток. — Мама, папа, я собираюсь работать ветеринаром. Коровья чума, по всей видимости, для меня не опасна, но множество других болезней я вполне могу подцепить. Точно так же, как и ты, мама, когда лечишь людей. Или мне прятаться от своих обязанностей только на основании того, что я — вервольф?

Саид и Герда крепко переплели пальцы и склонили головы в знак согласия с ребенком.

— Телушек бы наших забить да сжечь, — хмуро пробубнил коммунар, который отвечал за стадо.

— И коровник — тоже*, — добавил Радко.

— Да ты с глузду съехал! — заорал на него подпасок. — Ты ж глаза разуй, какое дерево, сколько работы!

— Много работы. Но еще больше работы будет, если вся скотина подохнет. Это чума, не хрен собачий!

На коммуну опустились тревожные сумерки. Совместными усилиями жителей срочно возвели два навеса: один — для коров, которые соседствовали с чумными в стойлах и, по наблюдениям пастуха, точно паслись рядом в последний день, другой — для остального стада. Радко бегал по дворам и умолял хозяек выплеснуть остатки утреннего молока в известковую яму за околицей.

И Саид ходил по дворам. Но совсем с другой целью.

— Пятнадцать лет не было, говоришь, — повторил он, оставшись наедине с женой. — Точно?

— Ты же знаешь, я следила за эпидемиями с тех пор, как мы все поняли про Радко, — Герда мягко тронула руку мужа: — Что тебе не нравится?

— Да что б я понимал! Чую неладное, и все тут. Ну посмотри, волчонок. Полтора десятка лет эта зараза миновала наши края. И вдруг объявилась — где? — в самой первой сельской коммуне Республики, в образцовом хозяйстве нашей страны. Не подозрительно ли?

— Подозрительно. Саид, чума эта — чистая, по крайней мере, я не чую в ней отравы. Но я всего лишь оборотица, многое могу упустить. Пойдешь по коммуне — будь осторожен.

До рассвета залихорадило двух коров и одного теленка. Радко не мигая смотрел, как убивают взрослых, а после сам попросил доверить ему нож. Покрасневший влажный глаз доверчиво глянул на него, огнем горевшее тело откликнулось на ласку — и тут же забилось в конвульсиях, пронзенное острой сталью.

Оборотень и сын подпольщиков, он свыкся со смертью давным-давно, но — не с такой смертью. Ведь, как будущий ветеринар, он должен был лечить. А снадобий от коровьей чумы не существовало.

За околицей полыхало зарево, и запах горелого мяса чумных коров чем-то неуловимо отличался от запаха зажаренного сома. Радко брел домой, надеясь подремать хоть пару часов, — и столкнулся у ворот с отцом.

— Ты куда?

— Да вот, — Саид погладил оседланную лошадь по сонной морде. — Порасспрашивал селян и нашел одного сомнительного человека. Объявился он тут за два дня до нашего приезда, да его от меня прятали. Контрреволюционное прошлое, свое наказание отбыл, но почему-то меня боялся. Попросил родных не болтать никому. Ну, они все ж таки заговорили. Попробую взять след, нагнать его.

— Тебе помочь? Я еще хорошо чую, — отчаянно зевая, сказал Радко.

— Иди уж до постели, солнце мое! Мама и разнюхала, и путь мне указала. А ты, — чекист сильно, чуть не до синяка стиснул плечо сына, — ты пообещай мне, что будешь думать и зазря геройствовать не станешь. Понял? Коли что не так — дуй к Милошу, ясно?

— Ясно. Обещаю.

Душистая гречишная подушка ласково встретила его усталую голову. Радко провалился в тревожный сон, а когда разлепил глаза, за окном вовсю золотился ясный жаркий день.

Все тело горело и звало его к реке, искупаться, остудить пылающую кожу. Еще бы, впервые по-настоящему припекло солнце! Радко, шатаясь от ночных переживаний, поднялся с кровати — и чуть не упал, зацепившись за лавку.

Не то. Не так падают от жары, беспокойства и усталости.

Радко кое-как влез в штаны, рубаху, не попал в башмаки и ввалился в комнату дяди, который, к счастью, был дома.

— Милош... Нехорошо мне... — успел просипеть мальчик до того, как свалился в обморок.

Комментарий к Глава 13. Сердце и разум * Меры, которые предпринимаются в связи с чумой крупного рогатого скота, описаны весьма условно и с учетом конкретного исторического времени. Так, сейчас помещения, где располагались больные коровы, обрабатывают горячим раствором едкого натра, но автор предполагает, что Радко вряд ли мог дойти до такого решения, а потому он предложил полностью сжечь коровник. Кроме того, сейчас молоко больных коров кипятят прежде, чем вылить, но в коммуне его сырым выливают в известковую яму.

~~~~~~~~~~~~~

Что увидели Милош, Камилла и Шамиль у реки.

Восход: http://tonypratt.com/wp-content/uploads/Dew-Branches-Sunrise-.-Pam-12.1.2012_2512.jpg

Зарянка: http://farm8.staticflickr.com/7004/6491787413_dab4b7144e_b.jpg

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Название главы беззастенчиво потырено у Зимы с ее согласия :)

====== Глава 14. Жар и холод ======

В Ясене было пусто. В саду, в доме, в мастерской. Лишь в конюшне одиноко отдыхала единственная лошадь.

Арджуна зачем-то объехал на своем кресле клумбы с цветами и зеленью, хотя лишь накануне прошел дождь. Заглянул в конюшню, хотя наверняка знал, что сосед, который помог ему перебраться из седла в кресло-каталку, и подстилку животине поменял, и накормил-напоил. Лошадка с интересом взглянула на хозяина, мол, и чего явился?

— Прости, подруга, гриву тебе чесать будут вечером, когда двуногие явятся, — вздохнул Арджуна и погладил склонившуюся к нему бархатистую морду.

Выкатился и направил колеса в сторону дома, готовить ужин. На четверых.

С тех пор, как Ясень покинули Зося, Марлен, Хельга и Артур, дом будто потускнел, несмотря на сочные краски наливающегося лета. А давеча в сельскую коммуну уехали аж две семьи, забрав с собой детские проказы, рыжий улыбчивый мех Фенрира, полосатый клубок Баськи и трех лошадей. Остались только Марчелло, который дописывал очередной труд и принимал экзамены, Али при своих зарешеченных подопечных и Вивьен, работавшая над росписями в детском доме. Ни один из них еще не вернулся.

Пусто. Меньше, чем половину жизни, Арджуна провел среди фёнов — и, оказывается, совершенно отвык от одиночества.

И что приготовить? Али неприхотливо ел все, Марчелло, задумавшись, мог просто не заметить, что отправляет в рот, а вот Вивьен была разборчива. Редко соглашалась на мясо, равнодушно смотрела на сладкое и в огромных количествах уплетала овощи. Сейчас прошлогодних овощей оставалось мало, но на рагу ведь наскребется?

Арджуна сполз с кресла и на руках и культях спустился в погреб. Картошка, морковка, фасоль, сушеные грибы... отличное рагу выйдет!