— Но тут почти нет текста, — вяло возразил учитель.
— Да. Здесь есть иллюстрации к классическим басням Корнильона. Их с детства изучают дети из самых знатных семей метрополии. Может быть, истории о животных детям ближе, чем золотая пыльца забвения?
Вера в человека — предпосылка для диалога. «Диалогический человек» верит в других людей даже до встречи с ними лицом к лицу. Но это не наивная вера... Он знает, что хотя люди способны творить и преобразовывать, конкретная ситуация отчуждения может препятствовать проявлению этой способности. Но это не подрывает его веру в человека, а представляется ему как вызов, на который он должен ответить.
Пауло Фрейре. «Педагогика угнетенных»
Комментарий к Глава 13. Милош. Ступени * Alchikchik (науатль) — горькая вода.
Трицвет — имеется в виду бугенвиллея, чье народное название на немецком языке можно перевести именно так.
Армиллярная сфера — астрономический инструмент, употреблявшийся для измерения экваториальных и эклиптических координат небесных светил (Википедия).
С-образная карта — вольная отсылка автора к T-образной Mappa mundi, на которой Т-образная акватория разделяла между собой Азию (наверху), Европу (слева) и Африку (справа).
Имеется в виду проекция Меркатора, картографическая проекция, предложенная Герардом Меркатором в 1569 году. Являлась самой прогрессивной в то время, но относительно более современной проекции Миллера не позволяла отражать полюса.
Стихотворение Габриэлы Мистраль, чилийской поэтессы, Нобелевского лауреата по литературе.
o muerte (исп.) — или смерть.
====== Глава 14. Али. Безуминки ======
Это было слишком опрометчиво с его стороны — лениво нежиться на тонкой облачной грани между сном и явью, не спрятав при этом нос под одеяло. Или хотя бы под собственные волосы. Холодные брызги обожгли теплую спросонья кожу, и Али аж подскочил на кровати. Из туманного пространства донесся веселый зловредный смех. Определенно, старшая сестра являлась куда более страшным наказанием, чем старший брат. Милош себе подобных зверств не позволял.
— Продирай глаза, соня, — фыркнула Хельга и, сдвинув в сторонку одеяло, опустила на постель поднос с лепешкой, сыром, яблоком и молоком.
— Опять ты меня балуешь, — промурлыкал Али, довольно потянулся и подумал, что идея сколотить кровать пошире была просто замечательной. И не только из-за того, что они с Марчелло во время ежемесячных совместных ночевок могли ворочаться без риска свалиться на пол.
— Ты бы еще к рассвету из порта возвращался, — пожала плечами девушка, уселась в изножье кровати и принялась усердно расчесывать волосы, прежде чем заплести их в привычную сложную косу, что начиналась не от основания шеи, а почти от темечка.
Али раскрыл было рот, размышляя, надкусить ли сначала лепешку или же напомнить о том, что он подвизается на разгрузке не так уж и часто, и то — по большей части ради поддержания связей с рабочими, как вдруг в дверь робко постучали.
— Войдите! — крикнули брат и сестра в два голоса. Квартал Ангелов не относился к тем местам, где могли косо посмотреть на девушку с неприбранными волосами или юношу, обнаженного по пояс. Особенно после пожара годовой давности.
— Доброго утречка... Вы уж не серчайте, что спозаранку... Да вот... — Гаспар боком протиснулся в комнату и замер почти на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Рядом с ним стояла Вивьен, которая сосредоточенно наматывала на палец какую-то веревочку.
— За Вивьен присмотреть надо? — спросил Али, живо выскальзывая из-под одеяла и мимолетно сжимая плечо Хельги. Впрочем, та постепенно привыкла к девочке и даже порой находила в себе силы присмотреть за ней часок-другой.
— Уж и не знаю, как сказать-то...
Сколько они ни убеждали Гаспара в том, что только счастливы помочь одинокому отцу, он упорно продолжал просить их об одолжении с таким видом, будто клянчил милостыню. Оставалось терпеливо ждать.
— Тут работенка сыскалась в богатом доме за городом, да только дня на три уехать мне надобно. А дочку брать с собой строго-настрого запретили. Подсобите, ребята? Век помнить буду, отплачу, ей-ей, отплачу!
— Дядя Гаспар, перестань, мне за Вивьен присмотреть в радость! — как можно приветливее улыбнулся Али, в душе с тихим ужасом представляя себе, во что превратится путь от дома до храма святой Зумурруд и обратно.
Едва дверь за благодарным отцом закрылась, Али с бешеной скоростью привел себя в порядок, залпом выпил молоко, прихватил с собой остатки завтрака и мягко погладил по голове будто бы безучастную ко всему девочку. Хельга вздохнула. Она прекрасно понимала, почему брату стоило выйти пораньше.
— Кстати, я тоже на пару дней покидаю город, — сказала она, когда Али уже взялся за дверную ручку. — Мой профессор едет на какое-то чудное вскрытие в деревню, я с ним.
Что ж. Значит, вместо того, чтобы нынче вечером от души наконец-то потрахаться, они с Марчелло будут заботливыми няньками. Почему-то от этой мысли у Али сладко заныло в груди. Он весело чмокнул сестру в нос и осторожно потянул за собой свою маленькую подопечную.
Если бы не жаркое утро, которое потеснило раскаленную, что только загашенная печка, ночь, жители квартала Ангелов не без труда определяли бы, какое нынче время года. Часть домов сгорела дотла, иные чернели нелепыми кособокими скелетами, другие скалились обугленными провалами окон. И без того редкие деревья исчезли совсем, и лишь кое-где пробивались настырные травы.
Убогое жилище, в котором снимали каморку Али с Хельгой, сумели восстановить не иначе, как чудом. Гаспар с дочкой в тот день гостили в деревне у древней старушки, родственницы покойной Николь, а вот старику Жерару не повезло. Когда Али и Марчелло сумели прорваться в затянутые сплошной удушливой пеленой комнаты, бедняга уже не дышал.
В гробовой тишине сонного пожарища раздалось громкое ржание. Началось!
— Вивьен, это лошадка. Не бойся, лошадка тебя не обидит. Я с тобой, — ласково проговорил Али, склонившись к девочке, но болезненно-бледное, будто фарфоровое лицо уже исказила знакомая гримаска. Тоненькая ручка в крепкой ладони художника напряглась так, что он еле удержал свою подопечную. Все тело малышки задеревенело, и вслед за всхрапом неумолимо приближавшегося животного раздался громкий, пронзительный, разрывающий уши крик.
Али подхватил Вивьен на руки и поспешно завернул за ближайшую обгорелую стену. И это лишь квартал Ангелов. Дальше им предстояло миновать бараки рабочих, где лошади появлялись относительно редко, и квартал ремесленников, куда в такую рань вряд ли поедет богатый заказчик на личной двуколке или на извозчике. Зато оружейники и гончары могут грузить товар... Но потом — потом Верхний город, в котором девочка не бывала ни разу. Ладно, авось, прорвутся с минимальными истериками.
Нежно-лиловое небо едва посветлело, а значит, у них есть еще в запасе немного времени. Али решил не тревожить малышку понапрасну, и вскоре они свернули к ручью. Пройдут подольше, зато вероятность того, что Вивьен напугают резкие звуки или здорово припозднившиеся гуляки, почти сходила на нет.
Рядом с костями неизвестного происхождения паслась взъерошенная ворона. Она то деловито выискивала на бренных безымянных останках клочки мяса, то косилась на двуногих пугающе умным глазом. Вивьен замерла. Нет, не от страха, а, к счастью, явно из любопытства. Даже улыбнулась, и ее в общем-то красивое, но странное, немного отталкивающее личико аж засветилось изнутри. Али вспомнил гордость их старого знакомца, хозяина чайханы, который хвастался своим приобретением — чашкой из тончайшего, чуть желтоватого фарфора. Пухлый саориец тогда поднес ее к окну, и солнечные лучи напитали хрупкие стенки изумительно мягким сиянием.
— Ворона завтракает, — коротко объяснил художник. Вивьен, казалось, лучше понимала ясные, простые фразы, по крайней мере, она хоть иногда на них реагировала. — Ворона нашла кости. На них осталось немного мяса. Теперь ворона завтракает мясом. А ты что ела на завтрак, Вивьен? Кашу? — ну конечно, кашу, от остальной еды по утрам малышка категорически отказывалась. Девочка, разумеется, не ответила, зато заразительно расхохоталась, когда крупная птица забавно запрыгала в сторону коряги. Али тоже засмеялся, вторя веселью ребенка. Эх, а работа ведь не ждет... Он слегка растрепал темно-русые волосы Вивьен и подтолкнул ее вперед: — Идем, лапушка.